Город солнца

Она посмотрела на него со злобой.

Сыщик подумал, что сейчас для нее он просто мужчина, для которого она в молодые годы была товаром, как и девушки, работающие теперь на нее.

— Что тебе надо?

— Мне нужен пароль, чтобы попасть на ранчо.

Теперь она смотрела на него уже с неприкрытой ненавистью. Но Бер видел, что за злостью она пытается спрятать страх.

— Они вас ищут, — сообщила женщина. — Собираются убить.

— Кто «они»?

Женщина цокнула языком, ясно дав понять, что она скорее умрет, чем что-то скажет.

— Тогда скажи пароль.

— Нет.

Они немного помолчали.

— Заходи, — предложила Марта.

— Нет, спасибо, — отклонил приглашение Бер.

Фрэнк не хотел заходить с ней в помещение, где наверняка имелось оружие.

— Они не узнают, что это ты. Другие ведь тоже знают пароль. И таких много.

— Ну и спроси у них.

— А я спрашиваю у тебя.

— Здесь даром ничего не делают. Ты знаешь об этом?

— Да, знаю. — Сыщик начал ковырять землю носком ботинка. — Денег у меня совсем немного, а кредитные карты ты, наверное, не принимаешь.

Женщина приготовилась торговаться. Он посмотрел на нее. Марта отбросила сигарету и скрестила руки на груди. Ее блестящие глаза смотрели прямо на него — темные и холодные как ночь.

ГЛАВА 39

Когда темнота отступает и уходит вместе с холодом ночи, а воздух густеет от жары и тишины, как сейчас, ему снится, как он прикасается к маминому лицу. Он уже не знает точно, сколько ему лет. Прошло много времени. И его день рождения тоже. Один — это уж точно, но мамино лицо он помнит хорошо. Тонкую нежную кожу ее щек… круги под глазами… как он прикасался пальцами к ее полным губам… как они стукались лбами. Так он делал, когда был еще ребенком, чтобы выразить свою любовь, считая себя слишком взрослым, чтобы говорить об этом. Это сон о покое, которого у него больше нет. Он снится ему все время. Он преследует его, заставляет бежать. Он, правда, не знает, где находится, но, похоже, это место называется Куандо-Типмо, потому что он слышит эти слова очень часто. И хотя он не представляет, где именно, он понимает, что это где-то очень далеко от дома. Они забрали его обувь. Они всегда так делают. Долгое время он содержался один, но у него ощущение, что скоро все изменится. Охранники стали приходить к нему чаще и более тщательно проверять его состояние. Одно время ему стали давать больше еды, а иногда даже кока-колу, но это было давно. Он смотрит в окно и видит кактусы. Низкие шаровидные растения с пучками колючек, которые блестят на солнце как острые металлические иглы, окружают здание со всех сторон, куда ни кинь глаз. Время от времени он видел других мальчиков, да и то недолго, и знал, что их уже нет в живых. Как и того, кто лежал вместе с ним в нише фургона, в котором их везли с полотняными мешками на головах. Он сказал, что его зовут Крис, назвал и фамилию, но он ее уже забыл. Он только помнит, как этот Крис умер и тяжело давил на него сверху, а запах смерти заполнил все пространство ниши.

ГЛАВА 40

Наверное, Пол уснул, потому что, когда поднял голову, небо было уже розовым, а прямо перед его глазами торчали ботинки Фрэнка. Он посмотрел вверх и увидел, что сыщик сидит, прячась за линией хребта, и смотрит вниз на комплекс.

— Пароль добыл? — спросил Пол.

— Добыл.

Короткая свежая прохлада утра исчезала прямо на глазах, и к десяти часам солнце было уже высоко, обжигая их как раскаленная лава.

— Мы не знаем, как тут днем, — задумчиво сказал Бер. — Ночью у нас шансов больше, потому что ночной распорядок мы уже усекли. Но идти туда в темноте мне совсем не хочется. Продолжим наблюдение, а спустимся в сумерки?

Пол кивнул.

— Там нас прикрывать будет некому. Если придется стрелять, сможешь? — спросил Фрэнк.

— Да.

Они замолчали.

Они по очереди ходили к машине, чтобы спрятаться в тени и выпить воды. Заводить двигатель, чтобы можно было включить кондиционер, они опасались, поэтому в салоне было еще жарче, чем на воздухе. Вода была теплой, маслянистой и со вкусом пластмассы, но они все равно ее пили, потому что другой не было. К полудню они съели остатки вяленой говядины, которую купили по пути сюда. По их лицам катился пот, от которого щипало глаза, и хотя они закрывали лица и руки рубашками, все равно сильно обгорели. Глаза болели, головы буквально раскалывались. Рано утром из комплекса уехали несколько человек, и теперь внизу стоял только «форд-бронко». Днем на территорию заехал пикап с каким-то грузом в кузове, который был закрыт брезентом, но машину поставили за одним из зданий и ее не было видно.

Дон Рамон Понсетерра одевался очень тщательно, как всегда, хотя сегодня немного нервничал. Этот день был в высшей степени исключительным, но он не собирался даже из-за этого изменять своим привычкам. Ему позвонил Эстебан и сообщил, что Виктора Колона нашли и что через час-другой для него уже обязательно будет какая-то информация. Дон Рамон решил встретить их на ранчо. Он надел белую льняную рубашку, кремовые брюки, тонкие носки и светло-коричневые замшевые туфли. И наконец, под горло повязал короткий шелковый платок, потому что, хоть на нем и была саржевая охотничья куртка, Понсетерра всегда старался, чтобы его кожа ощущала хотя бы одну шелковую вещь. Как учил Платон, «все физические объекты являются лишь тенями их идеальных форм». Шелк — это исключение. Согласно твердому убеждению Понсетерры, шелк представляет собой апофеоз ткани.

Немного одеколона «Бэй-рам» на гладко выбритые щеки — его цитрусовый запах приятно щекочет ноздри — и он готов. Он вышел наружу, где его уже ждал «кадиллак-эльдорадо». Сегодня он сам поведет машину. Он не очень-то это любит, но сегодня для этого есть причина, потому что Эстебан все равно занят. Он сел в машину, которая содержалась в отличном состоянии. В салоне было прохладно, потому что стояла она в пустующем помещении для экипажей, так что кондиционер можно было включить на малую мощность. Понсетерра выехал из своего поместья и направился к шоссе.

Крики. Они начались после обеда, и казалось, им не будет конца. Кричал, похоже, взрослый мужчина, не мальчик, а временами казалось, что эти звуки издает животное. Что-то там происходит. Что-то новое и необычное. Тягостное ожидание сменилось апатией. Он боится приходов этого Странного. И хотя тот почти не дотрагивается до него — так, похлопает по ноге, шлепнет по спине, потрогает за щеку, — его не покидает чувство, что вот-вот что-то случится, и эта неизвестность мучает его больше всего. Странный носит костюмы, от которых пахнет нафталином, его запах не может скрыть даже цветочный аромат лосьона после бритья.

Крики на время замолкают, и он слышит звук подъехавшей машины. Странно, что сегодня она приехала так рано, да и маленький пикап вернулся сегодня раньше, чем обычно, и встал за дальним краем здания, где он не мог его увидеть. Он подходит и смотрит наружу сквозь виниловую занавеску на окне, слишком маленьком, чтобы он мог выбраться из него. Смотрит вниз, на кактусы, которые они заставили его сажать. «Мы не можем заставить тебя „работать“, — сказали они, — значит, будешь работать по-настоящему». Он рыл ямы и сажал колючие растения целые жаркие дни напролет, ограждая собственную тюрьму; шипы больно впивались в его тело. Он видит, как на территорию въезжает машина — это приехал Странный. Он встает, смотрит в последний раз на машину и идет к шлакоблоку, чтобы закончить заточку своего оружия…

Пол почти целый день смотрел вниз в бинокль, так что наглазники окуляров стали впиваться в лицо, когда он наконец увидел, что к комплексу подъехал «кадиллак» старой модели. Он отвел бинокль в сторону и заметил мелькнувшую в окне тень. Тот, кому она принадлежала, был не мексиканец — белокожий, светловолосый. Узнавание произошло мгновенно и было настолько невероятным, что его горло перехватил спазм. Он понял, кого только что увидел. Не понимая, что делает, он поднялся на одно колено и уже было ринулся вниз по склону, когда Бер молниеносно схватил его за лодыжку и дернул назад, отчего тот шлепнулся в пыль животом.