Полторы минуты славы

— Нет, — согласился Саша.

Он с тоской поглядел на золотое небо за сеткой проводов, на выводок пузатых цистерн, катившихся по дальней насыпи вслед за маленьким тепловозиком. Тепловозик казался игрушечным и свистел сиплой, будто из самодельного свистка, трелью. Совсем рядом с туннелем цвела бледная сирень-дворняжка и падала, но не могла упасть никому не нужная водонапорная башня. Башню подпирала куча металлолома, багровая от старости; дальше виднелся какой-то длинный железнодорожный домок с датой «1927», выложенной кирпичом. На ближних путях врозь стояли облезлые вагоны незнакомых очертаний, с узкими незнакомыми же окнами без стекол. Саше стало не по себе. Густой бурьян и полное безлюдье делали пейзаж странным. Саша почувствовал себя на другой планете. Такое иногда во сне бывает...

— Посмотри-ка — ни души кругом, — заметил и майор, и Саша не понял, почему тот так грустно это сказал. — Никого! Нас никто не слышит. Ни протокола у меня, ни магнитофона, Рябов. Я сейчас хотел бы, представь себе, поверить, что ты действительно ни в чем не виноват. Я ведь почти знаю, кто виноват. Только вот где Карасевич?

Этот вопрос не застал Сашу врасплох. Он удивленно дернул плечами:

— Да я сам ума не приложу, куда Федя делся! Тут что-то нечисто.

— А вы разве не ссорились?

— Когда это? — удивился Саша.

— Прямо накануне вечеринки, — напомнил Стас.

— Ах, это... Нет, мы не ссорились. Просто был разговор. Федя такой дурак! И жмот. Они оба с Катериной жмоты, хотя делают вид, что не от мира сего и писают парфюмом. У них что, дают нормальные актерские ставки? Разве одним народным артистам надо платить?

— Понятно. Тебе не нравится зарплата, и ты ему это выложил?

— Ну да. И приврал еще, что в Москву уеду. Я четыре дня проболел — у меня старый бурсит, — а Феде сказал, что на кастинг ездил и мной заинтересовались. Вот Федя и разорался как резаный. Дурак, я же говорю!

— А потом что? — допытывался Стас.

— Ничего. Пошли чавкать. Что тут такого? Он и без меня с утра до вечера орет. Орал, вернее... Куда он подевался?

— А в общежитии у тебя в ту ночь был, конечно, Гвоздь? — продолжал спокойно расспрашивать Стас. — Теперь-то он где? В Прокопьевске?

— Не знаю я. Может, и в Нетске еще. Я так глупо влип! Даже сам не знаю как. Запуталось все, и никому теперь не разобраться.

— Так уж и не разобраться? — не согласился Стас. — Вон ДНК человека расшифровали, путь кометы на тыщу лет вперед просчитывают, а тут какой-то Гвоздь...

— Мы с ним в школе учились в одном классе, — вздохнул Саша. — И жили рядом, в соседних домах. Собственно, я в тот киоск за компанию, случайно влез. После суда сразу в Новосибирск поехал, в техникум. Потом армия, Нетск, спорт. На черта мне Гвоздь! Не виделись десять лет, и тут он вдруг возник...

— В «Сомерсетте»?

— Это которые домик занимают рядом с павильоном? Да, там он ошивался. Мы со съемок выходим вечером, а он стоит, улыбается: «Санек, ты звезда? Круто!» И все такое. Привязался, стал меня тащить в кабак отметить встречу, хорошо погудеть. Но я ведь не пью. Еле от него отбился — сто лет он мне нужен! Так, посидели в пивнушке, детство вспомнили. Ничего особенного.

Говоря это, Саша вздыхал и мерно качал головой, будто хотел отвязаться от навязчивой злой мухи. Влип, влип! Стас знал: сейчас он выложит если не все, то самое для себя досадное и мешающее, самое неприятное из того, что довело его до тупой тоски, бегства из города и прыжков с виадука.

— Гвоздь о себе что-нибудь рассказывал? — легонько подтолкнул Стас Сашины воспоминания в нужную сторону.

— Вроде того. Сказал, что сидел, но теперь у него серьезный бизнес. Ничего криминального! С каким-то мужиком было у него в Прокопьевске большое дело, но там начали на них наезжать, и они перебрались сюда. Обычная история. Я и слушал-то вполуха. Нужен он мне!

— Он что, в «Сомерсетте» работал?

— Нет, только на складе что-то у них держал. Он, и еще один мужик, и еще какие-то ребята. Да не знаю я ничего! Нужен он мне...

Стас не поверил:

— Совсем не нужен? Тогда как же ты влип?

— А очень просто! Ромка меня подставил.

— Ромка Гвоздь?

— Ну да. Глупо так вышло, даже вспоминать не хочется.

— Надо вспоминать, — наставительно сказал Стас. — Сам знаешь ведь, что надо. Вон какая каша теперь заварилась!

Рябов снова набычился:

— Не хочу ничего говорить! Я потом от всего откажусь!

— Твое дело. Мы тут совсем одни. Да и положение у тебя неважное.

— Знаю, — согласился Саша. — Влип. Ладно! Началось эта подлянка с месяц назад. Или больше? Короче, прошла неделя, как мы с Ромкой в пивнушке посидели. Я и думать про него забыл. Только как-то является он в павильон — у нас как раз ночная съемка шла. Говорит: «Дело есть». Я в перерыве вышел к нему на плиты — видели, там под деревом лежат, бетонные? Ромка и говорит: «Санек, я тебя подставил, прости». Говорит, те из Прокопьевска, что на него и второго мужика наезжали, когда у них там бизнес был...

— Где там? — не понял Стас.

— В Прокопьевске. Гвоздь сюда перебрался, но и тут, в Нетске, его нашли! Снова наезжают. А бизнес у Ромки какой-то крутой. Но никакого криминала. Он возьми и скажи тем, что на него наезжают: «Братва, в этом нетском бизнесе не я главный, а мой дружок». Ну не сука? Извините...

— Извиняю, не тяни, — подбодрил его Стас. — Дружок — это ты, что ли?

— Ну да! Вот сука! Сказал, что мы с ним сто лет вместе, что я тут звезда, с губернатором чуть ли не на «ты», и меня им не достать. Все у меня, мол, в Нетске схвачено. Вот сука!

Он больше не извинялся. Стас спросил:

— И что, ребята из Прокопьевска этой туфте поверили?

— Смешно, но поверили. Проверили даже, и все сошлось: и судим я, и в сериале снимаюсь, и с губернатором знаком. А с племянником губернаторским вместе в зале качаюсь и в бассейн хожу. Вот попал! Короче, стал один тут ходить за мной...

— В серой ветровке с капюшоном?

— Ну да. Ходит по пятам, вокруг павильона крутится. Пасет! Противно...

— А Гвоздь что?

— А Гвоздь говорит: «Эти ребята из Прокопьевска тебя и меня завалить хотят и бизнес отобрать». Вот, сволочь, куда меня втравил! И говорит еще: «Ты, Санек, не бойся! Ты мне друг. Мне это всего дороже — мы же с детства...» И все такое. Плел-плел, а потом говорит: «Мы тебя тронуть не дадим, сами с ними разберемся». Мели, Емеля! Этот Серый — его Ромка так называл — все равно ходит и ходит. Даже на съемки пролезать начал. Я как в мебельном его увидел, чуть умом не тронулся — кругом наши ребята, с телевидения, а у этого Серого неизвестно что на уме. Вернее, известно...

Непривычный к долгим беседам Саша уже едва ворочал пересохшим языком. Он умолк. Он устал, обессилел. От сырой одежды его знобило.

— Что произошло в тот вечер, когда в павильоне была вечеринка? — спросил Стас.

— Да вроде ничего особенного. Сначала ничего: Тошка нализался, я его домой отвез, потом в общежитие спать поехал. Умаялся ведь! Лег, задремал...

— И все?

— Сами знаете, что не все, — уныло проговорил Саша. — Часа уже в три Гвоздь притащился. С бутылкой какой-то чумной. «Все, Санек, — говорит, — у тебя проблем больше нет. Я Серого завалил. На все готов, ради друга! Пускай наш бизнес к чертям собачьим после этого летит, но тебя я им не отдал!» Сидел у меня всю ночь, пил. Я думал, что он так, спьяну гонит, а утром узнал, что... Этот мужик на диване...

— И есть Серый. Понятно, — вздохнул Стас. — Больше ты Гвоздя не видел?

— Если бы! Он мне через пару дней позвонил. Встретились в городе, и он говорит то же самое: «Проблем нет, Санек! И Серого я завалил, и двоих других из Прокопьевска, что наезжать приехали...»

— Значит, и третий был. Не нашли пока, — пробормотал Стас.

— Что? — переспросил Саша.

— Ничего! Не отвлекайся, дальше валяй!

— А дальше Ромка говорит: «Я их по дружбе завалил, из-за тебя. Ведь мы с тобой еще в школе... и первую палатку вместе брали...» Короче, бизнес свой в Нетске он с этим мужиком сворачивает. Уезжать они собрались. И тебе, Санек, мол, тоже хорошо бы уехать, хотя бы на время. Отпуск, например, взять, пока менты вокруг павильона рыщут. Я сказал, что не поеду, на меня нет ничего, а Ромка говорит: «Поедешь. Так спокойней будет. Знаю, меня ты не сдашь, потому как сам теперь замешан — ведь из-за тебя я Серого и его ребят завалил. И девочка твоя мне известна». Вот гад! Потому, говорит, исчезни куда-нибудь, проветрись, и все уляжется, будет о’кей. Врет! Такое не кончается скоро! Лучше насовсем уехать.