Небо Голливуда

– Они почувствуют себя в безопасности, только когда будут уверены, что эта женщина не проговорится, – нарушил тишину Бенсон.

– Мне не интересны твои измышления, Флойд, – пробурчал Джимми. – Я думал, мы облапошим шайку воров. А теперь нам придется защищать одного вора от другого?

Качая головой, Бенсон громко шмыгнул носом и бросил усталый взгляд на Грина.

Грин молчал.

– Это самоубийство! – воскликнул Джимми. – У нас и так лишь одна десятая процента шанса на успех операции, а тут еще нужно выпускать голубя мира для стаи бандитов! Ну уж нет! Я не испытываю к ним ни малейшего сочувствия! Родни и его сообщники провели мафию. Ведь они хозяйничали в Лас-Вегасе! Умники, заслужившие свои почетные призы, снимают там сливки, и, если ты такой смелый, что отваживаешься стибрить с их стола крошечку, ты тем самым подписываешь себе смертный приговор! За тобой отправят целую армию наемных убийц, которая найдет тебя и в том единственном тибетском гроте, где ты надеялся надежно укрыться! Ты берешь на себя риск, когда покидаешь казино с парой чемоданчиков, набитых зелеными купюрами. Прекрасно, замечательно, значит, у тебя есть кураж, мозги и видение будущего, но это не значит, что я позволю фальшивым сантиментам угробить это мероприятие. Пусть что хотят, то и делают. Меня интересуют лишь деньги. Уж простите меня.

Бенсон и Грин молчали, изумленные такой эскападой.

Приемник продолжал передавать дискуссию между Стивом и Мускулом, повторяющиеся ходы, разговоры по кругу, которые должны были привести их к какому-то решению.

– Что ты будешь делать со своими деньгами? – спросил Джимми, излив свой гнев и успокоившись.

Бенсон пожал плечами и опустил глаза. Сделав глоток пива, он притворился, что слушает приемник.

– Что вы собираетесь с ними делать? – вторил Джимми Грин.

– Да так, ничего особенного, – неохотно ответил Бенсон.

– Флойд, ты же прекрасно знаешь, что будешь делать с деньгами, – сказал Джимми. – Эти мерзавцы знают, Томми знает, я знаю – и ты тоже знаешь. В нашем возрасте уже определенно можно сказать, как поступить, имея полмиллиона долларов в кармане.

– А я не могу, – покачал головой Бенсон.

– Ты наверняка купишь в Амстердаме бордель на живописном канале. И будешь трахаться до изнеможения, – усмехнулся Джимми.

Бенсон попытался улыбнуться:

– Нет.

– Знаете, что я сделаю? Обещайте, что не станете смеяться, – сказал Джимми.

– Давай, колись, – сказал Грин.

– Куплю маленькую ферму в Ирландии. В каком-нибудь безлюдном местечке. Где можно пить воду из ручья. И открою собственное издательство. Буду печатать книжки. Поэзию. Я уже давно пишу стихи. И ничего еще не опубликовал. Даже ни разу не посылал ни в один журнал или издательство. Буду издавать хорошие сборники. Забытых поэтов. У меня уже есть штук двадцать. Создам лучшую поэтическую серию в мире.

– Здорово, – пробурчал Бенсон.

– А ты? – обратился Джимми к Грину.

– Я? – Грин размышлял об этом, но не имел четкого, красочного представления, как будто мыслил не словами. Сейчас он старался говорить конкретно: – Отправлюсь на Таити. Уже давно хотел увидеть острова Гогена. Хороший повод там остаться. На пару-тройку лет. А потом… пока не знаю. Займусь писательством, наверно. Буду не спеша над чем-нибудь работать.

– То есть мы оба уедем, – резюмировал Джимми. – А ты останешься здесь, Флойд?

Бенсон повел бровями, выражая неуверенность.

– Если мы все это переживем… – тихо проворчал он, словно старый пес, не находящий себе места и вертящийся по кругу в своей конуре.

В приемнике вдруг стало тихо, как будто Мускул и Стив тоже хотели узнать, что ответит Бенсон.

– Поеду в Марокко, – продолжал Бенсон. – В городишко на окраине пустыни. Под названием Тародант. Я когда-то там снимался. И уже тогда подумал: когда почувствую, что это приближается, отправлюсь туда. Мы жили в гостинице, и это была мечта. Мавританский дворец с пальмовым садом и бассейном из голубого кафеля, повсюду аромат цветов и царство плодородия. Я вернусь туда и поселюсь в апартаментах той гостиницы. По вечерам буду прогуливаться по базару, есть гусиное мясо и пить мятный чай. В один прекрасный день я попрошу отвезти меня в пустыню. И пойду вперед. Буду идти, пока не сольюсь с солнцем, пока сам не превращусь в солнце, и уже не будет ничего, кроме жары и зноя. Вот так.

Он замолчал и сделал глоток пива.

– Почему вы больше не задаете вопросов? – спросил он с вызовом.

– Что у тебя? – опередил Джимми Грина.

– Рак, – сказал Бенсон. – Печени.