Последняя воля Нобеля

Она сама удивилась своей горячности.

Биргитта Ларсен продолжала пристально смотреть в глаза Аннике.

— Что же тебе снится? — тихо спросила она.

— Мне снится, что Каролина что-то пытается мне сказать, — ответила Анника, понизив голос. — Она хочет что-то сказать, но я не могу понять ее. Как ты думаешь, что она хочет сказать? Что?

Она почувствовала, что на глазах ее выступили слезы, и прикусила губу. Господи, она сейчас разревется, как плаксивая девчонка.

— Надо поесть, — сказала Биргитта Ларсен и повернулась на каблуках. — Возьми Эббу, и пойдем в «Черный лис».

Они вышли из здания через главный вход. Солнце светило сквозь легкую дымку. Под несильным ветерком подрагивали едва распустившиеся листья, на лужайках ярко зеленела трава. Эбба и Биргитта продолжали обсуждать задержку в поставке антител и решали, что делать дальше. Анника шла следом, с любопытством оглядывая кампус.

Здесь было красиво, вся обстановка напоминала сцены из фильма о колледже Лиги плюща, расположенном где-то на Восточном побережье США. Узкие дорожки, массивные здания, много зелени.

Клуб факультета, «Черный лис», находился на самом краю кампуса, возле шестого дома на аллее Нобеля, недалеко от Форума, где Анника была с Боссе.

На мгновение ей стало стыдно. Она так и не ответила Боссе, где и когда они выпьют кофе на следующей неделе.

Весной они несколько раз встречались в разных кафешках, пили кофе и болтали. За все это время в их разговорах не прозвучало ничего неподобающего.

Надо ли продолжать эти отношения? Надо ли им вообще встречаться? Хочет ли она чего-то большего?

Ответов на эти вопросы Анника не знала. В ее голове все перемешалось: ожидание, стыд, волнение, счастье и тревога.

— Милый старый Ларс-Генри, — сказала Биргитта Ларсен, — каким же он стал возбудимым!

Она поднялась по ступенькам крыльца факультетского клуба, открыла тяжелую медную дверь и пропустила вперед Эббу и Аннику.

— Он всегда был тщеславным, — продолжала она, — но всего несколько лет назад он не стал бы поднимать такой шум из-за того, что его не упомянули в списке авторов какой-то незначительной статьи. Но, Эбба, дорогая, почему ты не включила его в этот список? Ты же включила туда меня. Что тебе стоило вписать и его фамилию?

Эбба вытянула шею.

— Это был вопрос принципа, — ответила она. — Силла, докторантка, чьим руководителем он был, пыталась достучаться до него всю весну, но практически ни разу не смогла с ним связаться. Она была просто в отчаянии. Иногда надо все же отвечать за свои дела, даже если ты несчастный старый профессор…

Биргитта поманила к себе безупречно одетого официанта.

— У вас есть столики на троих? Замечательно! У окна? Превосходно. Давайте мы займем вон тот столик в углу. Что вы на это скажете, девочки?

Вздохнув, она уселась за стол и положила на колени салфетку.

— Исключать из ассамблеи так, как исключили Ларса-Генри, вообще-то нельзя. Но его тем не менее исключили. Я могу понять, как он из-за этого расстроился. Я бы на его месте тоже разозлилась.

Она потерла руки.

— Но не мне, в конце концов, судить. Меня ведь не выгнали, а, наоборот, пригласили. Ну, посмотрим меню. Я закажу форель, она всегда вкусная. И пиво с низким содержанием алкоголя.

— Что это за Немезида, о которой он постоянно толкует? — спросила Анника, тоже заказав форель.

— Это персонаж из греческой мифологии, — ответила Эбба. — Греческая религия представляет собой настоящий лабиринт идей о преступлении и наказании, причинах и следствиях, несправедливости и воздаянии. Думаю, что реакция Ларса-Генри основана на его скепсисе в отношении дарвиновской теории эволюции. Он принадлежит к тому меньшинству в научной среде, которое считает, что мы должны с большим пиететом относиться к Богу. Ларс-Генри — креационист.

— Да, черт возьми, — вздохнув, сказала Биргитта.

Анника несколько секунд смотрела на Эббу. Внедрить Бога в науку?

— Сторонники креационизма заявляют, что Вселенная возникла в полном соответствии с тем, что написано в Книге Бытия. Они хотят, чтобы историю творения рассматривали параллельно, как теорию равнозначную теории эволюции Дарвина — как в образовании, так и в науке.

— Ты же понимаешь, что их трудно воспринимать всерьез, — сказала Биргитта, вскинув брови.

— Ты сказала, что тебя куда-то пригласили, — напомнила Биргитте Анника.

— Меня перевели из ассамблеи в комитет, чтобы заполнить брешь, образовавшуюся после смерти Каролины, — сказала Биргитта Ларсен. — Ты понимаешь, что это значит?

Анника покачала головой.

— В задачу ассамблеи входит ежегодно выбирать кандидатов на получение премии по медицине. Ассамблея состоит из пятидесяти человек — все они профессора Каролинского института. Комитет является исполнительным советом ассамблеи — пять членов плюс председатель и вице-председатель. Все знают, что окончательное решение принимает комитет.

— Не было ли проблем с выбором преемника Каролины? — спросила Анника, вспомнив статью в Интернете Петера Бесхосгого.

Официант принес еду и напитки, и Биргитта сделала большой глоток пива.

— Мы хотели избрать человека, который сохранил бы в комитете дух Нобеля и Каролины фон Беринг, — сказала она. — А не оппортуниста, который склонится в пользу того кандидата, за которого дадут больше денег.

— Сильно сказано, — произнесла Эбба, вытаскивая из форели кости.

Не сильно, а правдиво, — поправила коллегу Биргитта. — Сёрен Хаммарстен сделан не из Того теста, чтобы взять на себя моральную ответственность. Хорошо, что преемником Каролины стал Эрнст. Но скажи мне, Анника Бенгтзон, что ты говорила о Каролине. Ты говорила, что она снится тебе по ночам и хочет что-то сказать?

Анника отложила нож и вилку и опустила глаза.

— Я понимаю, что это звучит очень глупо, — призналась она, — но не могу отделаться от ее взгляда. Она смотрела на меня, прямо в глаза. Я видела ее глаза, когда она умирала. В этих глазах было знание, было понимание. Это было ужасно — видеть и быть не в состоянии помочь…

Она почувствовала, что к глазам ее подступили слезы, и вдруг с удивлением увидела, что Биргитта Ларсен тоже плачет. Профессор громко шмыгнула носом и высморкалась в салфетку.

— Хотелось бы и мне это знать, — сказала она. — Если бы Каролина хотела кому-то довериться, то она доверилась бы мне.

Она вытерла нос и посмотрела на Аннику и Эббу.

— Я говорю это не из самоуверенности или высокомерия, — сказала она. — Я была единственным человеком, с которым Каролина делилась многими вещами, но об этом она мне ничего не рассказывала. Я не имею ни малейшего понятия о том, что она могла знать.

Биргитта слегка поерзала на стуле, взъерошила волосы, отпила немного пива и снова посмотрела на Аннику.

— Она ничего не сказала? — спросила Биргитта. — Ни единого слова? Ничего, что ты услышала, но не поняла?

Она в упор смотрела на Аннику умными глазами, старательно жуя рыбу.

— Нет, — покачала головой Анника. — Каролина умерла в течение секунды. Она не успела даже вздохнуть.

Анника взяла в руки нож и вилку и принялась за еду.

Биргитта Ларсен не умела лгать.

Сидя рядом в машине, Эбба и Анника ехали домой. Биргитта Ларсен незримо присутствовала в машине, словно спрятавшись на заднем сиденье.

— Откуда она тебя знает? — спросила между тем Эбба.

Анника откинула со лба волосы.

— Я брала у нее интервью на следующий день после смерти Каролины, — ответила она. — Она была страшно встревожена и расстроена. Это было вполне объяснимо, а в конце она неожиданно повела себя очень агрессивно.

— Биргитта очень своеобразный человек, — сказала Эбба. — Никогда не угадаешь, что она думает на самом деле. В какой-то момент она кажется растерянной и небрежной, но в следующий миг может стать сосредоточенной и собранной.

Анника кивнула; она тоже это заметила.

— Действительно ли она так хорошо знала Каролину фон Беринг, как хочет показать?