Последний грех (СИ)

— Экскьюзми, миста Фред, — Марина взяла Пашку за руку. — Мальчику пора принимать лекарство.

Пашка пустил слезу, но сопротивляться не стал: помахал старику рукой. Сердце Фреда защемило: «Бедное создание. Он даже не догадывается, что я должен убить его. Оборвать и без того несчастную жизнь». Расчувствовавшийся до слез, Фред опять налил себе коньяк и уже привычно махнул в рот.

— Жаль. Как мне жаль этого ребенка.

— Ничего не поделать. — Иван грустно улыбнулся. — Жизнь — жестокая штука. Кто-то рождается, кто-то умирает…

Переводчицы между ними не было. Но в переводе мысли не нуждались. Оба понимали, о чем идет речь.

В аэропорту для Пашки все было в диковинку. Громадное здание, толпы людей, гул самолетных турбин и объявления из динамиков. После подвальной тишины обстановка тревожила и даже пугала. Утром он уехал из подвала. Марина подала ему костюм — пиджак и брюки и велела одеваться. Потом повязала галстук и аккуратно уложила волосы. Позавтракав, они сели к Карпычу в машину и приехали сюда — в громадное здание с людьми, суетой и гулом.

Усач шел впереди: мотылял из стороны в сторону небольшим портфелем, сжимая в другой громоздкий мобильник. Марина и Пашка старались не отставать. Пройдя в центр зала, Карпыч встал и, выискивая глазами иностранца, закрутил головой. Тот обещал их ждать внутри. Усач вытирал пот с лба и шеи, тихо матерился, но Фреда не видел.

Первым голландца заметил Пашка. Седая голова, возвышающаяся над другими — мальчик накрепко запомнил ее профиль. Высокий, в очках — словно цапля, Фред водил носом по толпе, но их тоже не видел.

— Марина Богдановна, смотрите. Вон он! — Пашка дернул женскую ладонь.

— Где? Ах, да — вижу. Карпыч, нам туда.

Усач повернулся и посмотрел в направлении Марининого взгляда.

— Угу, вижу. Нарисовался. — Он отчего-то ухмыльнулся и легко хлопнул Пашку по плечу. — Ну, чего, пацан?! Кажись, все — в загранку теперь.

Пашка робко улыбнулся.

Они подошли к Ван Герту и, поздоровавшись, Марина кивнула на мальчика.

— Можете забирать.

— Спасибо.

Фред присел на корточки, взял Пашку за руку и, глядя в глаза, начал говорить. Моргая, мальчик пытался понять смысл незнакомых слов.

— Не могли бы вы говорить по-английски, я не могу перевести ребенку вашу речь?

— О, извините. — Фред перешел на английский. — Собственно говоря, это и не обязательно. Я просто просил его простить меня.

Марина подняла бровь и, дождавшись, когда Пашка посмотрит на нее, перевела по-своему.

— Павлик! Теперь это — твой папа. Его зовут Фредерик. Он сказал тебе, что сегодня вы вместе отправитесь в его страну — Голландию. Слышал о такой?

Пашка отрицатель помотал головой. Голландия, по его мнению, было странным названием для страны, но это было неважно.

— Это очень красивая страна, — продолжила Марина. — Там растет много тюльпанов, делают вкусный сыр и любят футбол.

— Футбол?

— Да. — Марина улыбнулась. — Ты обязательно будешь в нее играть. Вместе с папой.

Пашка недоверчиво поднял глаза на иностранца. Вряд ли такой старый отец будет гонять с ним мяч. Марина, наверное, шутит.

— Господин Ван Герт! — Девушка взяла у Карпыча портфель и протянула голландцу. — Здесь все: свидетельство о рождении, документы об усыновлении и прочее. Вам нужно только предъявить их на стойке погранконтроля и пройти в самолет. Когда прилетите в Голландию, позвоните по известному вам телефону и приготовьте следующий платеж.

— Не волнуйтесь, я все помню. Как долго займет подготовка к операции?

— Я не в компетенции отвечать на ваш вопрос. Просто потому, что меня никто не посвящал. Но поверьте, тянуть время никто не будет.

— Да, извините. — Фред замолчал, не зная как быть дальше. — Что-то еще?

— Пожалуй, все. — Марина улыбнулась. — Удачного полета.

Забрав портфель, другой рукой Фред сжал детскую ладонь. Погранконтроль, регистрация, посадка — им так много нужно успеть. Уже отойдя, Пашка обернулся и помахал Марине рукой. Она улыбнулась и помахала в ответ. Карпыч был недвижим.

В самолете Пашку усадили в кресло у иллюминатора.

— Это — тебе.

Ван Герт протянул ему книжку. Она была яркой, с глянцевой обложкой и детскими стихами. Фред купил ее в Москве. Но читать Пашка все равно не умел. Точнее, умел, но раньше, в детдоме. А потом забыл — улица и подвал вытравили из него грамоту. Оставалось лишь разглядывать картинки и перелистывать страницы.

Занятие для себя Фред найти не мог. Время в полете тянулось нескончаемо долго, и волей-неволей в голову полезли тревожные мысли. Его беспокоила Ева. Как она?! Успеют ли они? Последний звонок в клинику он сделал час назад. Док был занят и скупо ответил, что состояние Евы тяжелое, но стабильное. Хотя, что он еще мог сказать?!

Фред открыл глаза. Мальчик спал. «Убить одну жизнь, чтобы спасти другую?! Приемлем ли такой обмен?!»

«Конечно, — убеждал он себя. — Ты имеешь полное право. Ведь операция и не убийство вовсе, а прекращение страданий этого мальчугана. Он болен и обречен. И спасти его, в отличие от Евы, уже невозможно. Мальчик просто ляжет на операционный стол, заснет и все. Ни боли, ни страданий, ничего».

Почти убедив себя, что выбранный путь — единственно правильный, Фред опустил веки. Но успокоение отчего-то не шло. Напротив, ком сомнений и тревога только нарастали. Воспитанный в духе христианства, не слышать в себе протеста, Фред не мог.

«Откуда тебе знать, что с этим ребенком?! Он может быть вполне здоров. Он и выглядит здоровым. Ты же отлично понимаешь, ради денег эти люди готовы на все. Они алчны, жестоки и бессердечны. А такие, как ты, позволяют им проявлять и развивать собственные пороки. И не только пороки, но и грязный бизнес. Представь, что кто-то мог похитить и продать на органы малышку Еву?! Откуда же тебе знать, что произошло с этим ребенком?! Если будет на то воля Божья, Ева справится сама. Также как, если воли той не будет, то и донорский орган не поможет ей».

Окончательно запутавшись, как быть, Ван Герт решил сдаться на милость обстоятельствам. Маховик событий он уже запустил, теперь оставалось только следовать указателям на этом пути. Что будет — то будет. И если ему придется отвечать за свои грехи, он готов к любому суду — и к земному, и к божьему.

Фред открыл глаза и вновь посмотрел на Пашку: «Неоперабельная опухоль?! Не знаю. Ребенок, хотя и не очень подвижный, с виду нисколько не ущербен. Он адекватен и вполне вменяем. Не зная и не понимая меня, он отлично воспринимает мимику и жесты. Тогда, в чем выражается эта болезнь? И все же.… Нет-нет, даже не думай! Зачем тебе это?! Он — болен, и точка».

Их разбудил голос стюардессы.

— Леди и джентльмены, просим вас пристегнуть ремни.

Фред открыл глаза и увидел в иллюминаторе, изрезанное каналами, тело Амстердама. «Ну, вот и все. Я дома». Мысли стали приобретать вид снежного кома, летящего с горы.

В аэропорту он включил мобильник. И сразу телефон заверещал противным писком. Фред остановился, надеясь, что телефон пищит у кого-то другого, и выждал. Звонили ему. Вытащив аппарат, он взглянул на дисплей. Это был док. «Почему он звонит?! Может, не отвечать?! Приехать в клинику и, как ни в чем не бывало, поинтересоваться, как дела. Нет-нет, не ответить невозможно. Когда я улетал, у Евы начинался курс химиотерапии, и возможно, она пошла на поправку. Возможно?! Или — невозможно?! В, конце концов, выбора нет — надо ответить».

Фред выдохнул и поднес мобильник к уху.

— Да. Слушаю вас.

— Господин Ван Герт?! Беспокоит доктор Ван Бэрнс.

— Да, я понял. Здравствуйте, док.

— Господин Ван Герт, я неоднократно звонил вам, но ваш телефон был отключен.

— Да, я только с самолета. Вы же понимаете, на борту запрещено пользоваться мобильной связью. Что-то случилось?

— Я думаю, вы должны приехать в клинику.

— Что-то с Евой?!

— Да, — Доктор замешкался и кашлянул.