Чудовище

- Кто принес?

- Я Светку посылал к Петуху. Он ей передал.

- Петух - это Николай Петухов, что ли?

- Ну да, Петух, Петухов, один черт.

- А теперь, щенок, соберись с мыслями и отвечай, как на духу. Иначе я из тебя точно душу вытрясу...

- Пошел отсюда, лягаш вонючий! - прервал он меня не дав возвести конструкцию угрозы.

Я отвесил ему звонкую оплеуху. Саньку перенесло к дивану, уложило, но, кажется, не подействовало; выражение лица осталось прежним, хотя смысл речей изменился тут же.

- Ну что тебе ещё надо? Ходят тут... С утра допрашивают.

- Ты сейчас один?

- Один.

- А где Света?

- Домой пошла. У них из-за смерти кормильца с утра митинги идут.

- Ладно. Отвечай! Кто такой Ангелок или Ангелочек?

- А не пошел бы ты!.. - немедленно попытался он вернуться к привычной интонации.

Я, помахивая ладонью на отлете, стал приближаться.

- Ладно, скажу, - согласился он. - Так в детстве звали моего папашу. Ангелочек. Детское прозвище. В семье так звали, он же младший был, а дядя старший. Старший и умный. Папаша был ангелочком, а дядя был умный.

Я не ожидал. Логика моих креминальных построений рушилась. Краеугольный камень оказался фикцией и все строение рассыпалось, как карточный домик.

Во-первых, он не мог быть организатором покушения, потому что давно труп. Если верить, конечно...

- А где твой отец? - спросил я.

- Во дает! Там же где и дядюшка, - без смеха затрясся Санек, ехидно наблюдая за моей растерянностью.

Нет, что-то тут было не то. И в этом отсутствии логики, скорее всего и была, так сказать, зарыта собака.

Но я ни черта не понимал!

И как же он был мне противен!

- Ты знаешь, по чьему приказу убит твой отец?

- Я же говорил, что знаю.

- Это ты убил своего дядю? - быстро спросил я.

Санька хитро погрозил мне пальцем. И промолчал.

- Ну так как?

- Нет, не я.

- Ты знал, что это Михаил Семенович отдал приказ убить твоего отца?

Он смотрел на меня и что-то пытался сообразить. Наверное, взвешивал "за и против". Наверное, пытался сообразить, чем я могу ему быть опасным? Эти мысли, судя по всему, требовали таких невосполнимых для него затрат энергии, что он сдался, махнул рукой, встал и заковылял к никогда не пустеющему столику.

Вернулся с пивом и сигаретой.

- Если ты думаешь, что это я пришил дядюшку, то ошибаешься. Я был в отрубе.

- Иван был здесь?

- Я был в отрубе.

- А Дмитрий?

- Я был в отрубе.

Ну и черт с тобой, ублюдок. Я встал и вышел за дверь. Подойдя к машине, открыл дверцу и сел внутрь.

Машина стояла в тени огромной липы. Солнце едва пробивалось сквозь ветки, лишь легкий ветерок с разбегу шевелил листву, и тогда пятнистый горячий свет пробегал по капоту, доставая сквозь ветровое стекло и мои колени.

Я опустил стекло дверцы и курил, стараясь ни о чем не думать. Посещение Александра оставило неприятный осадок. Я не понимал, почему? Конечно, не только потому, что здесь вчера убили Курагина. Гнусный дом, гнусный хозяин.

Я посмотрел на часы. Двенадцать двадцать семь. Я вдруг вспомнил, что с утра ничего не ел. Лена предлагала утром, но я смотреть не мог на еду. А вот сейчас засосало под ложечкой.

Решил съездить в деревню, благо сам находился рядом. Но прежде позвонил Андрею и взял номер телефона Николая. У того, разумеется, тоже был мобильный. Позвонил.

- Ало! Это Николай? Фролов звонит.

- Давно не общались? - пошутил он. - Что тебе?

- Я хотел спросить... Александр говорил, что ты его снабжаешь наркотой.

- А тебе зачем? Тоже требуется? Ничего не выйдет, мне хозяин приказал выдавать только племяннику.

- Я знаю. У меня к тебе просьба. Ты сегодня уже передавал ему зелье?

- Нет еще.

- Не мог бы попридержать? Я сам хотел бы ему передать.

- Вообще-то... Ладно. Наплевать мне на него. Особенно теперь. Давай. Я пока в доме. Еще час-два буду.

Я отключил телефон, убрал. Где-то рядом свистели, перекликались иволги. Большая темная бабочка села на ветровое стекло. Послышался легкий топот и рядом резко всеми четырьмя лапами затормозил хозяйский дог (надо, все же, узнать, как его зовут); быстро мотнул тяжеленной головой, скользнул мокрыми губами по высунувшейся в окно руке, больно задел мизинец твердым клыком - поздоровался, - и уже скользил прочь, словно белое пятнистое привидение.

Я завел мотор и стронул машину с места. Ангелочек. Сообщение Александра вернуло меня к истокам моего расследования. Неспешно продвигаясь по тенистой дороге, я думал об этом Ангеле. Ангелочек, фигурирующий в похищении Ирины, конечно, никак не мог быть усопшим братом Курагина. Если только Сергей Семенович Курагин действительно умер, как утверждают все. И непонятно реакция Михаила Семеновича на эту кличку. Что заставило его прийти в такую ярость? Почему он озлился на племянника? Жаль, что теперь его уже не спросишь. Что-то скрывает Семен, я чую. Придется, конечно придется с ним ещё раз побеседовать.

Собирая все факты вместе, я не мог найти в них смысла. Курагина могли убить три человека: Дмитрий, погнавшийся за ним с мечом, Иван, который вполне мог поехать с отцом на машине, и сам наш наркоман. Известно ведь, как легко наркоману со стажем прикинуться находящимся в кайфе. Он мог дождаться, когда Дмитрий и Иван уберуться (отец мог их отослать) и перерезать дяде горло. Бритвой, например, это сделать очень даже легко. Спрятать орудие убийства ещё легче, не в городской квартире живет, в лесу. А повод убить тоже был. Повод у всех был. Все ненавидели Михаила Семеновича Курагина в меру своих сил и способностей. Дмитрий ревновал к жене, Иван злобился, что отец отдает в делах предпочтение старшему (хотя я лично этого не понимал, на мой взгляд Иван более рассудочен). Поводов много. Конечно, все эти поводы не настолько весомы, чтобы убивать отца, но ведь и я не Курагин, слава Богу. Надо пожить среди больших денег и большой власти, чтобы понять их безусловную ценность. Слава Богу, что мне этого не дано. Насмотрелся на службе, чем это кончается: буквально сводки с театра военных действий: трупы, трупы, трупы...

Бормоча ругательства, я, забывшись, надавил на газ. Машина, взревев, прыгнула вперед, едва не угодив в огромную придорожную лужу. Не хватало только завязнуть. Правда "Вольво" машина надежная, хорошая машина, ну да и наши русские дороги славятся в веках.