Киндер-сюрприз для зэка

Они сидели так долго, Нина Григорьевна рассказывала ей сказку. Сказка была про царевича, который добирался на волке в тридевятое царство, Птица до сих пор помнила её. Затем они оделись, и Нина Григорьевна повела Лину домой. Они шли по тем самым улицам, которые Лина представляла себе, сидя в игровой, и девочка с надеждой вглядывалась в лица женщин, шедших им навстречу. Но маму они так и не встретили. И дома её тоже не было. Нина Григорьевна позвонила соседке, чтобы та оставила Лину у себя до возвращения мамы, но та отказала ей, сославшись, что у них в семье кто-то простыл и девочка может заразиться. Поэтому Нине Григорьевне ничего не оставалось, как забрать Лину к себе. Весь вечер она провела в чужой семье среди незнакомых взрослых людей. И этот вечер стал первым в бесконечной череде остальных, положившей начало новой жизни. Жизни девочки, потерявшей маму и дом.

В их квартире после этого Лина побывала лишь раз, на похоронах мамы, во время которых тётя из распределителя, приведшая её сюда, помогла собрать вещи, а затем увела обратно, теперь уже навсегда.

Так Лина попала в детский дом номер два. Родственников у неё не оказалось. Папаша, как теперь понимала Птица, сделал ноги едва ли не во время её зачатия. Дедушка с бабушкой умерли ещё до рождения Лины. Была, правда, мамина тётя, баба Ксеня, обитавшая где-то в Новом Осколе под Воронежем. Поначалу Лину хотели отдать ей, но баба Ксеня жила одна, очень болела, почти не ходила, и комиссия, после долгих дебатов, отправила Лину в детдом. Баба Ксеня так ни разу и не смогла к ней приехать, ноги у неё вскоре отказали напрочь, но письма писала часто, а иногда Птица получала от неё посылки с конфетами и фруктами, купленными на скудную бабушкину пенсию. В одной из таких посылок Птица получила розового зайца, который до сих пор оставался у неё, хотя уже изрядно затёрся и потерял цвет. А в другой — Птица нашла единственную настоящую ценность для себя — фотографию мамы. Мама стояла под большой новогодней ёлкой, держа маленькую Линку за руку и легко улыбалась, чуть-чуть приподняв уголки губ. Когда была сделана эта карточка Лина не помнила, на снимке, если верить дате с обратной стороны, ей было всего полтора года. Баба Ксеня писала, что получила фотографию по почте вместе с письмом от мамы. Кстати, фотографии самой бабы Ксени у Лины никогда не было, с мамой они к ней ни разу не ездили, поэтому как выглядит бабушка Птица представляла только в своём воображении.

В детском доме Лина провела три с половиной года. Тогда это время казалось ей очень тяжёлым. Вспоминая его сейчас, Птица уже не была столь категоричной. Тем более, что сравнение детдома с нынешним интернатом было явно не в пользу последнего.

Конечно, четырёхлетнему ребёнку приходится очень нелегко, когда он попадает от любимой мамы в приютские стены. Жизнь становится с ног на голову, и дело даже не в условиях этой самой жизни. Меняются приоритеты, происходит переоценка ценностей. То, что раньше было хорошо, становится вредным, то, что плохо — необходимым, потому что без этого не прожить. Основные постулаты приютской жизни «Не верь! Не бойся! Не проси!» Лина затвердила насмерть, ещё не зная, что они полностью совпадают с главными правилами жизни в тюремных зонах. И так же, как и там, чтобы жить — приходилось драться. Драться с каждым, не доверяя никому, потому что все были против всех и каждый — сам за себя.

И всё же, условия в детдоме можно было считать относительно мягкими и демократичными. Многие из воспитателей, учителей и нянечек хорошо относились к воспитанникам, искренне пытаясь помочь им. И не их вина, что поломать сложившийся уклад жизни им было не под силу. Они хотя бы пытались.

А затем, в связи с нехваткой средств в городском бюджете, исполкомом было принято постановление о слиянии учебно-воспитательных учреждений. Их детский дом расформировали, и Лина попала в школу-интернат в Рыжеватово. Здесь она впервые до конца прочувствовала, что такое судьба воспитанника, о которой девчонки часто по вечерам пели в слезливых и жалостливых песнях. Что это значит, когда все, буквально все, пытаются доказать тебе, что ты — никто, и ни твоя воля, ни твои чувства, ни желания не стоят ни черта. Здесь Птица столкнулась с такой холодностью окружающих и таким неприкрытым цинизмом, что прежний детдом стал походить на нечто сродни благочестивой монашеской общине. Всё творившееся в этом интернате можно было охарактеризовать одним словом: «мрак». И оставалось надеяться только на то, что ещё шесть с половиной лет — и она вырвется отсюда на свободу. Шесть с половиной лет! Но, когда тебе всего девять — этот срок кажется до уныния бесконечным.

Что касается усыновлений-удочерений, то шансов оказаться в хорошей семье не было почти никаких. А в плохой — хоть отбавляй. Только попадать туда не следовало ни в коем случае. Слишком уж для разных целей брали предприимчивые люди воспитанников интерната. На счету некоторых семей имелось более десятка мальчиков и девочек от 10 до 14 лет. Каким образом им удавалось оформлять документы на усыновление — вслух не говорилось, но было понятно всем. Что происходило дальше с этими детьми никто не знал, но слухи, ходившие по интернату, с каждым годом становились всё страшнее и страшнее.

Птица же как раз приближалась к тому опасному возрасту, когда ею могли начать интересоваться «папики», и это очень беспокоило Лину. Тем более, что и Гальюн, замдиректора по воспитательной работе, и завуч, и сама директор интерната уже не раз за последнее время намекали Птице, что она — один из наиболее вероятных кандидатов на «попадание в семью». То есть, иными словами, администрация интерната будет рада избавиться от неё любым способом и как можно скорее.

Что делать в этом случае, Птица ещё не решила, полагая, что не стоит ломать голову над проблемой до её появления.

В это время размышления Птицы оказались прерваны раскатистым хохотом. Это Ленка Чупа-чупс громко заржала над репликой, которую отпустила Плоскогубцы. Та что-то обиженно затараторила, захлёбываясь словами и глотая окончания.

Птица привстала и натянула трусики. Затем спрыгнула вниз, стала как можно дальше от унитаза и, наклонившись вперёд, дёрнула двумя пальцами за толстую проволоку, прикрученную к дужке сливного бачка. Напор воды здесь был чересчур сильным, и Птица не хотела оказаться забрызганной содержимым унитаза. Услышав надвигающийся рокот, она выпустила проволоку и, ударившись плечом в дверь, выскочила из кабинки.

Чупа-чупс и Плоскогубцы опять пренебрежительно взглянули на Птицу и тут же снова переключились на предмет своего разговора.

При таком раскладе ждать в сортире конца урока было бы и скучно, и глупо, поэтому Птица решила вернуться на математику, всё равно уже самый конец урока. Но прежде она подошла к умывальнику, где неторопливо и тщательно вымыла руки. Затем, помахав ими для просушки в воздухе, так же неторопливо пошла к двери. И, как только Лина открыла её, тишину коридора разрезал пронзительный звонок, эхом отдавшийся от стен, выкрашенных голубой масляной краской. Почти одновременно со звонком хлопнула дверь и послышался топот бегущих ног. Время обеда ещё не наступило, но мальки из младшей группы спешили на положенный им второй завтрак, состоящий из стакана чая с булочкой. Хотя, вспомнила Птица, сегодня на кухню привезли бидон молока. Может оказаться что-нибудь более существенное, чем чай из собранных за лето трав и веточек смородины. Птица повернула к столовой, обгоняемая сосредоточенно сопящими на бегу шестилетками. Видения тарелки молочного супа или, на худой конец, чашки с молоком подстёгивали её, и она, не сбавляя темпа, раздумывала, к кому из работающих на раздатке ей подкатиться.

Уже у самых дверей в столовую, забитых толпой орущих и толкающихся малышей, она нос к носу столкнулась с Жанкой Полуян из их группы, первой поспевшей сюда разведать обстановку.

— Ну, как? — крикнула ей Жанка поверх голов мелкотни, имея в виду разговор с Гальюн. Кричать приходилось громко, перекрывая нарастающий визг.