Фамильное привидение

— Москва ничего не дает, — сухо констатировал Егор в телефонном разговоре с Федором Федоровичем. — Я надеюсь, что-то прояснит заграница. Я должен лететь следом за вашей женой.

Депутат Хованский был краток:

— Ну что ж… Я согласен на эти расходы. Это ваш последний шанс, молодой человек.

Любопытно, что планы жены, о которых поставил его в известность Гоша, Федора Федоровича особенно не удивили.

«Не доверяй легкой удаче, детектив…»

Ладушкину стало так фартить, что он совершенно позабыл об этой своей профессиональной заповеди.

Судьба словно вознаграждала Гошу за недавние прежние разочарования…

По прибытии в город Кельн Инара Оскаровна времени своего даром терять не стала и, стало быть, и Гошиного времени, к счастью, понапрасну не тратила.

Ладушкин, поселившийся с ней в одном отеле — номера почти рядом, — был вполне вознагражден за прежние разочарования скоростью развивающихся событий.

Оставив чемоданы, Инара почти сразу — успела, наверно, лишь принять душ и переодеться — покинула номер.

Чуть пройдясь, словно для проформы, по магазинам и ничего не купив, она уселась за столиком кафе напротив собора.

Понятно было одно: красота Кельнского собора ее не интересовала совершенно.

Хованская, явно скучая и равнодушно оглядывая фланирующую мимо толпу, выпила чаю со льдом. Точнее, чуть отпила…

Расплатилась и встала из-за стола.

Ненадолго Ладушкин, который все это время неотступно шел следом, встревожился, поскольку после кафе Инара вдруг неожиданно нырнула в здание вокзала. Это было опасно. В проходном насквозь многолюдном здании Кельнского вокзала от слежки было уйти легче легкого…

Но ничего такого не случилось. Инара прошла его насквозь и вдруг, словно передумав и переменив планы, вышла на улицу. Постояла на тротуаре, чуть задумавшись, и взяла такси.

Ладушкин, понятно, сделал то же самое.

В машине Гоша снова немного занервничал. Его таксист, пожилой турок, страдающий насморком, все время отвлекался, доставая бумажные носовые платки, и Ладушкин боялся, что такси с Хованской, следующее впереди, оторвется.

Однако ничего такого опять не случилось — они не потеряли Инару из виду.

Путешествие длилось минут пятнадцать, не больше.

И труды Гоши, его тревоги были вознаграждены.

Более чем…

Гоша просто не верил своим глазам!

Ибо такси Хованской вдруг остановилось возле знаменитого на всю Европу здания… Ведь достопримечательностью славного города Кельна, как известно, был не только его знаменитый собор.

Не менее знаменитый кельнский бордель, возле которого притормозило такси Инары Оскаровны, по праву считался самым большим и современным по качеству услуг заведением подобного рода! Если не во всем мире, то уж в Европе точно… Да, самым большим. Девять тысяч квадратных метров. Не просто бордель. А супербордель.

Мадам, как Ладушкин уже понял, очевидно, любила размах во всем.

И все же Гоша просто не верил своим глазам…

Может быть, это все-таки лишь осмотр достопримечательностей? Полюбуется и уедет?

Но Хованская расплатилась, отпустила такси и…

И вошла в здание борделя.

Легко и непринужденно, кстати сказать… Как к себе домой или, простите, как к себе на работу.

«Вот это да!» Все-таки ко всему привыкший Ладушкин был в некотором роде потрясен.

И вошел следом.

А что делать? Гоша просто вынужден был не отставать.

— Всех ведь не упомнишь… — чуть зевнув, заметила доставшаяся Ладушкину русская — именно это он заказал! — девушка Даша.

Мучительно морща не привыкший к умственному напряжению лобик, Дашенька всерьез задумалась над вопросом Ладушкина.

Девушек, конечно, в суперкомплексе было много… Всех и правда не упомнишь. Все-таки девять тысяч квадратных метров — не шутка… Крупнейшее на континенте заведение подобного рода!

Но русские русских все же примечали.

И Дашенька вспомнила!

Тем более что Инару Оскаровну трудно было забыть или не заметить. Мало того что она относилась к числу женщин, безусловно, останавливающих на себе внимание, Инара Оскаровна, конечно же, отличалась от безыскусных шлюшек «комплекса», как райская птица от обитательниц курятника.

Разумеется, здесь, «на работе», мадам называла себя не Инарой Оскаровной Хованской.

Но Хованская — она и в борделе Хованская.

Породу никуда не спрячешь, не скроешь.

Голубая кровь — это вам не хухры-мухры! Все-таки когда через Наримонта и Патрикия напрямую к великому князю Гедимину родословная восходит — это вам не кот начхал.

И похожая на падшего ангелочка Даша мадам Хованскую припомнила.

— Да-да… — закивала Дашенька. — Она тут у нас, кажется, время от времени работает. Прямо княгиня, а не женщина.

— Ты точно знаешь? — недоверчиво переспросил Ладушкин.

«Хотя чему удивляться… — подумал он. — В отделении для «вип»-обслуживания, среди позолоченных ампирных стульчиков здесь, как говорят, были такие дамы — любой княгине фору дадут!»

Это была очередная удача Ладушкина: трудолюбивая девушка Даша из суперборделя не отказалась поделиться информацией, интересовавшей ее соотечественника.

Как выяснилось из разговора с Дашенькой, хоть Инара и обедала иногда вместе с другими девушками в столовой для сотрудников комплекса, обмануть своей демократичностью кого-либо мадам Хованской было трудно.

— Да у нее на лбу написано, что деньги ей не нужны, — вздохнула завистливо Дашенька. — В общем, для нее это не работа.

— А что же?

— Ну, как вам сказать…

— Хобби это у нее, что ли, такое? — уточнил Ладушкин.

— Ну, не знаю… — задумался падший ангелочек. — Может, и хобби. В общем, для души.

«Значит, вот оно как! — подвел итоги Ладушкин, покидая бордель. — Дневная красавица! Вот какое хобби оказывается у нашей скучающей красавицы. Вот оно как… Для души, стало быть!»

Стулья в этой уютной кельнской кондитерской были обиты полосатым штофом. На стене, прямо над столом, за которым устроился Ладушкин, висел диплом в рамочке. «Кажется, что-то про образцовое обслуживание…» — с трудом перевел с немецкого Гоша. Это был диплом, из которого явствовало, что с тысяча восемьсот шестьдесят пятого года точно так же были расставлены в этой кондитерской эти стулья, обитые штофом; так же вился парок над кофейниками, позвякивали мелодично серебряные подносики… И то же было за соседним столом шуршанье разворачиваемой господином хорошим утренней газеты; и приглушенное воркование дам; и запах кофе, и эти тающие во рту булочки.

Все так оно и было тут последние, простите-извините, сто пятьдесят лет… Ну, может, с некоторым небольшим перерывом на пару недель весной сорок пятого.

Может, даже та же птичка в клетке, или уж точно ее бабушка, так же успокоительно чирикала, как и сейчас, наблюдая, как Гоша наклоняет серебряный кофейничек…

Вот в чем секрет приятной жизни — не надо делать долгих перерывов в нормальном человеческом существовании, чтобы не успеть от него напрочь отвыкнуть.

Гоша ел. Пил. Млел… Короче, заслуженно отдыхал.

Дело в том, что Инара Хованская уже улетела домой, в Москву.

А Ладушкин остался еще на денек.

Он отпустил «объект» со спокойной совестью. Ему все было ясно. И он имел право на заслуженный отдых.

Мадам Хованская «отдохнула» — пусть теперь летит себе…

А он еще погуляет по Кельну.

А уж завтра вернется в Москву. Там его теперь ждет только приятное — расплата за сделанную работу. Гонорар.

И, откушавши в уютной кондитерской кофею, Ладушкин позвонил в Москву депутату Федору Хованскому, чтобы сразу договориться о встрече.

— Есть очень интересная информация, — предупредил он.

Он не сомневался, что теперь депутат будет ждать его с нетерпением.

Ладушкин еще не встречал заказчика, который откладывал бы встречу с ним, услышав такую фразу.

— Завтра, как прилетишь, сразу позвони… Прямо из аэропорта, — после короткой паузы, явно сдерживая волнение, заметил Хованский. — Договоримся.