Архивное дело

– Так, так… – задумчиво проговорил в конце беседы прокурор. – Значит, Жарков металлического протеза не имел?

– Никогда! – почти враз ответили старики.

Прокурор обвел взглядом местность:

– А что за плотина здесь была? И почему она называлась Ерошкиной?

– Это еще до коллективизации березовский богач Илья Хоботишкин вальцовую крупорушку содержал, – ответил дед Лукьян Хлудневский. – Строил же ее Ерофей Нилович Колосков. От Ерофея и пошло название – Ерошкина. Сооружение было деревянное, наподобие водяной мельницы. В старое время речка здесь бежала веселее, чем теперь. За весенний паводок в пруду перед плотиной столько воды накапливалось, что крупорушка до глубокой осени вальцы крутила.

Прокурор обернулся к участковому Кротову:

– Михаил Федорович, ты, кажется, уроженец Серебровки?

– Так точно.

– Ну а что ж молчишь?..

– Я, товарищ Белоносов, к показаниям Хлудневского и Инюшкина существенного добавить не могу. Слухи о таинственно пропавшем председателе Жаркове действительно бытовали в здешних местах, только по молодости лет я не придавал им значения. Вот крупорушку Хоботишкина помню, когда она уже стала колхозной. На этом месте, где сейчас находимся, был дремучий лес, а на той стороне, – Кротов показал на противоположный берег речки, – располагались прекрасные луга. Лошадей в ночное туда выгоняли. Обычно подростки этим занимались. Пригоним, бывало, лошадок. Стреножим, чтобы далеко не разбредались. И коротаем ночь до рассвета у костра: картошку в мундирах печем да увлекательные сказки рассказываем.

– Дорога из Серебровки на луга через лес проходила?

– Так точно. Через угрюмую чащу ездили. В селе едва сумерки наступали, а здесь уже темень ночная все заволакивала. Жутко. Пришпоришь конягу босыми пятками, прижмешься к холке, чтобы за сучья не зацепиться, и – галопом через лес. Березовские парни подтрунивали над нами, серебровцами, страшные байки про разбойников сочиняли…

К прокурору подошел следователь Лимакин. Замявшись, сказал:

– Захоронение очень старое. Стоит ли, Семен Трофимович, писанину начинать?..

– Коль уж мы сюда приехали, протокол осмотра оформи, как положено. После разберемся, что дальше делать.

– Судебно-медицинскую экспертизу назначать?

– Назначь, на всякий случай. Проверим способности медиков. В постановлении кроме общих вопросов, касающихся возраста, пола, роста и так далее, укажи на необходимость установить хотя бы ориентировочно время захоронения и причину смерти. – Прокурор посмотрел на Бирюкова. – Так, Антон Игнатьевич?..

– Так не так, перетакивать не будем, – улыбнулся Бирюков.

– Ты ведь, как и Кротов, тоже местного происхождения?

– Да, из Березовки.

– О таинственно пропавшем председателе колхоза ничего не слышал?

– Нет.

Старик Хлудневский робко кашлянул в кулак:

– Вы, Антон Игнатьевич, порасспрашивайте своего деда Матвея. Матвей Васильевич хорошо знал Афанасия Кирилловича Жаркова. Они, можно сказать, друзьями были.

– Дед еще жив? – спросил Бирюкова прокурор.

– Не только жив, но вроде бы и здоров.

– Сколько ж ему лет?

– Как он сам говорит, одной тютельки до сотни не хватает.

– А с памятью у него как?..

– Память у Матвея Василича – золото! – вклинился в разговор Торчков. – Мы с ним постоянно наблюдаем по телевизеру происходящие события и ведем сурьезные разговоры. Тверёзо дед мыслит, демократию в обществе и безудержную гласность одобряет. Дескать, ничего страшного, кроме пользы, в этом существе дела нет…

– Ваня, не лезь в политику, – ухмыльнулся усатый Инюшкин. – Разговор идет о далеком прошлом.

– Помолчи, Арсюха! Ты в политике, как баран в апельсинах, и других дураками считаешь. Прошлое, будет тебе известно, одним узлом связано с настоящим и будущим. Если хочешь, даже товарищ прокурор подтвердит мою мысль.

Прокурор «подтверждать» не стал. Вздохнув, он обратился к Бирюкову:

– В райцентр с нами поедешь или останешься погостить у родителей?

Антон машинально глянул на часы:

– Завтра суббота. В выходные дни дежурством по райотделу я не связан. Пожалуй, останусь.

– Оставайся. Может, что-то интересное от деда узнаешь. В понедельник встретимся, расскажешь.

Глава 3

Невысокая худенькая Полина Владимировна встретила сына так, будто не виделась с ним целую вечность. По-девичьи стройная и моложавая для своих шестидесяти лет, она торопливо засновала по кухне, на радостях не зная, за что ухватиться. Антон, глядя на нее, засмеялся:

– Не суетись, мам, я на полных два дня приехал.

– Так ведь, сынок, работа твоя очень уж беспокойная. Позвонят из района – только тебя и видела. Говорят, у Ерошкиной плотины кого-то убили. Полная машина следователей туда покатила. Наверно, и ты ради этого приехал?..

– Тому «убийству» завтра, может, сто лет будет.

– За что же тогда арестовали Ивана Торчкова и Арсентия Инюшкина?

– Почему арестовали?..

– Кто вас знает, почему. Бронислава Паутова из окна магазина видела, как их почти силком затолкали в милицейскую машину.

Антон расхохотался:

– Вот дает тетя Броня! Ну, выдумщица!.. Просто понятыми стариков пригласили. Юридический порядок такой существует.

– Бросал бы, сынок, свой уголовный розыск да переходил бы в адвокаты. У адвокатов порядки спокойнее. Который год ведь уговариваю – не слушаешь.

– Рано в мои годы о спокойствии думать.

– Тебе и жениться все было рано. Уже в тридцать, слава богу, определился. Как дома-то?

– Нормально…

За разговором с матерью Антон рассматривал кухню. Все здесь было по-прежнему: просторный обеденный стол под цветной клеенкой, тяжелые табуретки, вместительный коричневый буфет, на стене – большая застекленная рама с семейными фотографиями, на которых запечатлелась вся династия Бирюковых в разные годы жизни. Вот только в этой раме появилась новая увеличенная фотография бородатого деда Матвея с орденом Красного Знамени и четырьмя Георгиевскими крестами.

– Кто это заснял деда при всех регалиях? – спросил Антон.

Полина Владимировна глянула на фотографию:

– Из районной газеты специально к нему приезжал корреспондент. Два дня расспрашивал. Обещал к Октябрьским праздникам в районке напечатать.

– Зачем дед кресты нацепил? Все царские ордена и знаки отличия отменены декретом Совнаркома еще в декабре семнадцатого года.

– Эта карточка сделана деду на память. Для газеты он снялся с Красным Знаменем. Фотограф хотел и отца при орденах сфотографировать, но тот наотрез отказался.

– Почему?

– Он только с начальством зубастый, а в душе стеснительный как красна девица.

– Что-то деда в доме не слышно…

– Недавно к Торчковым утянулся. Невтерпеж захотелось узнать у Матрены, что там опять ее супруг отмочил.

– Вот неугомонный старик! Не болеет?

– Слава богу, нет. Недели две назад отец ездил в Новосибирск на совещание и раздобыл ему слуховой аппарат. Теперь наш дед помолодел. – Полина Владимировна принялась накрывать на стол. – Перекуси, сынок, пока, а ужинать будем попозднее, когда отец с дедом придут.

– Я подожду, мам.

– Хоть чая с вареньем выпей.

– Чая выпью.

Завечерело. По селу шумно пропылило пригнанное с выпаса стадо, и сразу Березовка ожила. Заблеяли овцы. Загоготали потянувшиеся от Потеряева озера к домам гуси. Послышались женские голоса, прикрикивающие на неспокойных при дойке коров. Ушла доить свою Красулю и Полина Владимировна. Вернулась в кухню с полным подойником.

– Куда вам на троих столько молока?! – удивился Антон.

– Сдаем колхозной ферме.

– Принимают?

– А как же… Одно время я поговаривала, чтобы продать корову. Отец воспротивился, мол, глядя на председателя, и другие колхозники сведут со двора личных коровенок. Придется тогда колхозным молоком деревню обеспечивать.

У дома, скрипнув тормозами, остановился «газик». Лязгнули дверцы. Антон выглянул в окно и в сумерках разглядел возле машины отца и деда Матвея. Отпустив шофера, отец по привычке отряхнул о голенище сапога запыленную кепку и направился во двор. Высоченный дед Матвей, задиристо выставив белую бороду и сердито пристукивая батогом, направился следом, что-то бубня себе под нос. Антон встретил их у порога. По очереди обнял обоих.