В поисках истины

О своей прежней жизни на хуторе, о той поре, когда она была еще совсем юной, Эльфрида и не вспоминала. Другие интересы целиком захватили ее. О внезапном бегстве Виктора из дома ходили самые противоречивые слухи.

И вот спустя несколько лет Виктор снова появился откуда-то, внеся смятение и разлад в жизнь Эльфриды.

Пожалуй, он прав был, этот Виктор. Эльфрида могла бы не портить свои руки. За нее могли бы работать батраки.

Ах, если б дядюшка Лоди был жив! И если б все было по-старому! Уж он бы позаботился о дочке своего покойного брата. Какую бы свадьбу устроил ей!

Она могла бы стать женой Питера Реемси или Вольдемара Ликонена.

И ей не надо было бы вставать, как теперь, чуть свет и, напялив комбинезон, идти в МТС, работать до вечера в поле, где сегодня тебя обжигает солнцем, а завтра поливает дождем, от которого белокурые локоны темнеют и становятся похожими на паклю.

Нет, если разобраться как следует, жизнь ее сложилась неудачно.

Ей пора бы уже выйти замуж. Давно пора. Об этом Эльфрида стала с некоторых пор задумываться самым серьезным образом. Рассматривая в зеркале свое все еще красивое лицо, она видела возле глаз маленькие, точно сделанные очень тонким и острым пером морщинки. Она брала на палец немного крема из стеклянной баночки и сильно втирала в кожу. Но морщинки не исчезали.

Да, ей пора выйти замуж. Но за кого? Уж не за Харитона ли или Пашку-кузнеца? Или, может быть, за Андрейку?

Вот если бы найти мужа солидного, с положением. Такого, как начальник военторговской лавки. Или как начальник заставы лейтенант Гусев. Вот за Гусева она бы вышла замуж не задумываясь. Но Гусев был женат и без памяти влюблен в свою жену. Эльфрида знала ее. Леля была не очень красива, но у нее был маленький, пухлый рот и пушистые брови. Густые золотистые волосы она заплетала в тугую косу, которую укладывала вокруг головы. Несколько раз она приходила вместе с Гусевым в деревню на танцы.

Но если хорошенько подумать, то и Андрейка не так уж плох. Среди трактористов он не на последнем счету и зарабатывает прилично. А как влюблен в нее! Только больно уж робкий. Не то что другие. Питер Реемси был не такой. И Петька Буханцев, киномеханик из райцентра, не такой. И Пашка-кузнец. Нет, с Пашкой у нее ничего не было, только целовались однажды утром, когда он застиг ее одну в поле.

Золотая пчела запуталась тогда в ее волосах, и Эльфрида визжала, боясь, чтобы пчела не ужалила ее, а Пашка громко смеялся.

Питер Реемси, Петька Буханцев... А теперь вот Андрейка. Ах, был бы жив дядюшка Лоди, разве обратила бы она внимание на какого-то там Андрейку? Черт! Даже зубами хочется скрипеть от досады.

А Виктор? Что Виктор? Он сказал, что научит ее, как поступить. Нет, Виктору верить нельзя. Долго отсутствовал, а теперь появился откуда-то, странный и страшный. А ведь вблизи граница. И она, Эльфрида, не должна, просто не имеет никакого права молчать о том, что у нее в доме появился неведомо откуда Виктор Лоди.

Но почему же она все-таки молчит? Неужели опасается Виктора? Чепуха! Ничего она не опасается. Вот пойдет к начальнику заставы Гусеву и скажет ему: товарищ лейтенант, мне надо поговорить с вами об очень серьезном деле. Мне страшно. У меня в доме появился подозрительный человек.

Так думала Эльфрида, пока месила тесто для пирога. Но когда Виктор позвал ее из соседней комнаты, она почему-то вздрогнула и покорно сказала:

— Иду!

8

Когда, украсив голубой лентой свои белокурые волосы, Эльфрида Лоди приходила в деревню на танцы, парни бросали на нее восторженные взгляды. Но всех восторженней глядел Андрейка.

Гармонист играл польку. Парни надвигали на глаза лакированные козырьки фуражек. Они с ожесточением топали ногами, обутыми в высокие, начищенные до солнечного блеска сапоги. Девушки улыбались. Ветер поднимался от их шуршащих, развевающихся юбок.

Иногда Эльфрида танцевала и с Андрейкой. Она подавала ему свою маленькую горячую руку, а другой слегка приподнимала подол, показывая новенькие красные сапожки. Она громко хохотала, так, что видны были ее белые зубы.

Он уже давно потерял голову. Но знал, что у него мало шансов на то, чтобы Эльфрида вышла за него замуж. Андрейка был некрасивый, соломенные волосы торчали на его голове во все стороны, а вокруг носа пестрели веснушки. Разве мог такой невзрачный на вид парень рассчитывать на благосклонность девушки, которая считалась чуть ли не самой красивой во всем районе?

Андрейка только теперь стал работать на тракторе. А Эльфрида уже давно была трактористкой. И ее портрет был напечатан в районной газете.

Что значил Андрейка по сравнению с Эльфридой?

Но напрасно он был такого невысокого мнения о себе. Оказывается, Андрейка ошибался, когда думал, что Эльфрида не обращает на него никакого внимания. Наоборот. Обращает. Даже больше того: любит Андрейку. И еще как! Она сама сказала ему об этом.

Да, сама. Как вам это понравится?

Оказывается, никто ей не мил — ни Харитон, ни Пашка-кузнец. Вот он, Андрейка... Да ведь от всего этого можно с ума сойти.

А он-то думал... ха-ха-ха!.. А он-то думал, чудак, что Эльфрида совсем не замечает его.

Он узнал об этом случайно. Когда пришел к ней на хутор.

Андрейка никогда не бывал в доме у Эльфриды. Он только издали смотрел на него. Смотрел и думал: что-то делает в этот момент Эльфрида? Прибирается, шьет или, может быть, сидит, склонившись над книжкой?

А тут он не выдержал. Взял и пошел к ней на хутор. Пересилив робость, приблизился к дому. Пересек двор, поросший розовато-фиолетовыми цветами иван-чая, и заглянул в дверь.

Он увидел кухню. Там никого не было. Топилась печь. На столе лежало вываленное из горшка тесто. На его поверхности виднелись вмятины — это были следы пальцев. Ее пальцев!

Внезапно дверь отворилась, и из комнаты появилась Эльфрида. Увидев Андрейку, она страшно смутилась, убежала обратно и тут же вернулась, чуть побледневшая, взволнованная, прекрасная.

Стеклянные бусы сверкали на ее шее.

Андрейка рассказал ей, как боялся он даже близко подойти к хутору. Эльфрида стала смеяться, а затем внезапно обняла Андрейку голой, запачканной в муке и тесте рукой и, прижавшись головой к его груди, прошептала:

— Я люблю тебя! А ты, дурачок, думал, что нет? Люблю, милый Андрейка! Хочешь, завтра вечером мы будем вдвоем?

Тогда, осмелев, он сказал:

— Сегодня! Она сказала:

— Нет, завтра.

— Сегодня, сегодня!

— Завтра!

— Я не доживу.

— Доживешь! А сейчас — уходи!

От волос ее, вымытых дождевой водой, одуряюще пахло цветами, а может быть, медом. Андрейка слегка оттолкнул ее от себя и выбежал из дома.

Синело небо. Ярко сияло солнце. Неподалеку блестел ручей.

Андрейка побежал по дороге.

— О-го-го-го!! — закричал он, позабыв обо всем.

Счастье переполняло его. Ему хотелось совершить что-нибудь необыкновенное: влезть на дерево или поднять вот этот здоровенный камень.

Эльфрида любит его. Милая белокурая Эльфрида.

Завтра вечером они встретятся и будут гулять до рассвета в поле. И может быть, он поцелует ее чуть пухлые, губы. Ему казалось, что они должны иметь вкус клубники. Обязательно клубники. Или какой-нибудь другой ягоды.

Он еще раз закричал:

— О-го-го-го-го!!

И тут он увидел лейтенанта Гусева. С ним были два бойца. Они шли по дороге навстречу Андрейке. Они, конечно, слышали, как он кричал. Точно маленький. Точно первоклассник.

От стыда Андрейка готов был шмыгнуть в канаву и спрятаться в лопухах. Но это было бы совсем по-мальчишески.

Андрейка принял важный вид и даже надул губы. Пусть думают, что он солидный, степенный, как и положено быть человеку, работающему в МТС на тракторе. И когда пограничники поравнялись с ним, он даже, как это сделал Гусев, не спеша приложил ладонь к своей ситцевой кепчонке, чудом державшейся на буйных лохматых волосах.

— Откуда? — спросил лаконично Гусев, останавливаясь.