Можайский — 1: начало (СИ)

Разумеется, и этот пример — всего лишь казус, вряд ли способный реализоваться в действительности. К счастью, наша система начального и школьного образования пока еще не пала настолько низко, чтобы вкладывать в наших детей совсем уж безумные вещи. И все же этот пример — достаточно хорошая иллюстрация.

Именно так — как сумасшедший школьный учитель, выпускающий в мир человека, уверенного в том, что Земля находится в центре Солнечной системы — поступают те авторы «исследований» о фотографии, которые относят истоки ее возникновения к глубокой древности, а ее отцами-основателями «назначают» Леонардо да Винчи или Альгазена! Именно так поступают те авторы, которые видят в загаре человеческой кожи намек на исследования химических процессов древними, а в камере-обскуре — первый фотоаппарат! Именно так — провоцируя неприязнь и к себе, и к залихватским манером притянутым ими в их писанину великим, но не имеющим никакого отношения к фотографии людей — поступают ленивцы и фантазеры. Причем фантазеры — в наихудшем из множества смыслов!

Но хуже всего даже не это, а то, как мы уже говорили, что авторы этих «исследований», отодвигая на задний план, а то и вовсе не давая никакого упоминания о наших соотечественниках, не только морочат головы подрастающим поколениям, но и вносят свою лепту в процесс укоренения лжи, ведущий в конечном итоге к вырождению нашего самосознания.

Возьмите, например, их наглое утверждение, что будто первое в Европе фотоателье было открыто в Лондоне, а второе — немного времени спустя — в Париже! А между тем, если как лондонское, так и парижское «появились на свет» лишь в 1841-м году, то еще в июне 1840-го портретное фотоателье существовало в Москве! Воистину остается лишь сожалеть, что такие наказания, как выставление у позорного столба, публичная порка и отрезание ушей, остались в прошлом: и первое, и второе, и третье пришлись бы весьма кстати, существуй заодно еще и закон о суровой ответственности безответственных — уж извините за каламбур — брехунов; перепечатывающих всякую иностранную чушь ленивцев и просто полоумных, которых хлебом не корми — дай посмотреть в рот иностранцу!

И ведь какое это было фотоателье, и каким человеком оно было основано!

Сейчас, не без активного участия в процессе истирания памяти упомянутых «исследователей», мало кто даже не то что знает, а просто слышал об Алексее Федоровиче Грекове — выпускнике второго петербургского кадетского корпуса. Для авторов же «исследований» по истории фотографии этот выдающийся российский изобретатель — фотограф, типограф, первооткрыватель офсетного способа печати, человек, не только облегчивший процессы дагерротипирования и фотографирования, но и сделавший их доступными; человек, качество работ которого далеко превосходило качество работ его «зарубежных коллег» — не существует вообще.

Почему же он незаслуженно забыт? Не потому ли, что именно он — первым в мире! — научился делать качественные дагерротипные портреты, а вовсе не кто-то из так любимых нашими, не говоря уже об иностранных, «исследователей» истории фотографии? Не потому ли, что именно ему принадлежит первенство того, что позволило использовать «закрепленные изображения» в качестве опознавательных материалов — портретных или вещественных, то есть — людей и предметов?

В то время как в просвещенной Европе бились над тем, чтобы хоть как-то улучшить качество изображений, сделать их менее хрупкими, облегчить саму участь людей, решившихся подвергнуть себя изнурительной процедуре «портретирования без кисти, красок и холста», Греков все эти задачи уже благополучно решил! Именно он придумал способ сократить выдержку аппарата с четверти часа до пары минут. Именно он отказался от серебряных пластинок для дагерротипии. Именно он создал удивительное по своему остроумию кресло, позволявшее фотографируемым если и не наслаждаться процессом, то хотя бы не испытывать тяжкие мучения! Ведь что такое было — процесс фотографирования на рубеже тридцатых и сороковых годов девятнадцатого столетия? Это были томительные, как минимум, пятнадцать-двадцать минут полной неподвижности на стуле, с перемазанным мелом лицом, с усыпанными рисовой пудрой волосами! И любое движение, даже самое незначительное — шевельнувшаяся бровь, опустившееся в моргании веко, приводило к безнадежной порче изображения: получавшихся на нем чудовищных уродов даже в самой буйной фантазии нельзя было назвать «портретами» позировавших фотографу людей!

Само собой, что уже первые успехи в закреплении изображений натолкнули полицейские власти на мысль использовать их, изображения эти, в качестве опознавательных материалов — фотографий преступников, по которым можно было бы проводить их быстрое опознание. Вообще, считается, что первыми такими фотографиями стали дагерротипы французской полиции, традиционно относимые к 1841 году. Однако именно к тому же времени относится высказывание тогдашнего начальника Парижской полиции о фактической непригодности таких изображений для полицейских нужд: они никуда не годились! Но уже скоро — буквально в том же году — ситуация кардинально изменилась: фотография не только правомерно, имея на то все по своим качествам основания, вошла в полицейскую практику, но и осталась в ней уже навсегда.

Что же произошло? Что изменило положение дел так быстро и так резко? Быть может, какие-то открытия европейских первопроходцев? Несомненно, именно так преподнесут свершившееся не к ночи будь помянутые «исследователи». Да, собственно, именно так они и преподносят: не моргнув и глазом, словно сидя на стуле для дагерротипирования и опасаясь, что выйдут на полученном изображении ужасными уродами! Так и преподносят: не испытывая ни укола совести, ни даже признака душевного дискомфорта. И в этом они — все!

На самом же деле последовательность событий была другой.

Еще в 1840-м году в петербургской печати начали появляться статьи Алексея Федоровича о различных методах получения качественных фотографических изображений и в особенности — портретных. Эти статьи сопровождались иллюстративным материалом — первыми в мире напечатанными фотографиями! На фотографиях изображались люди, ландшафты, вообще — всякая всячина, а качество их было таково, что приводило в изумление. Учитывая то, что Петербург не только являлся столицей Империи, но и был по-настоящему космополитичным городом, происходившие события в котором не оставались без внимания нигде; учитывая то, что в Петербурге одновременно проживало больше ученых, исследователей, изобретателей, чем в какой-либо другой европейской столице; учитывая то, что среди целых «толп» этих почтенных мужей было немало и подданных других государств, проникновение идей Алексея Федоровича за границу России было делом не просто времени, а времени кратчайшего!

И ведь так и вышло. К концу — приблизительно — 1840-го года познакомившийся с Грековым Дарбель переправил в Париж удивительные материалы, где они почти незамедлительно попали в центр внимания не только фотографов-первопроходцев, но и ученых самых различных направлений. Тогда же, в самом конце 1840-го или в начале 1841-го года, в Парижской Академии наук был сделан доклад, посвященный открытиям русского изобретателя — Алексея Федоровича Грекова. Доклад читал Франсуа Араго [76] — блестящий ученый и… будущий премьер-министр Франции! А вскоре сообщениями о самом настоящем перевороте в деле фотографирования запестрела и периодическая печать — сначала французская, а потом и других европейских стран. Echo Monde Savant, Das Ausland… Идеи Грекова буквально ворвались в Западную Европу и начали по ней триумфальное шествие.

Без имени, как это водится у заимствовавших что-то «просвещенных народов», самого Алексея Федоровича.

Нам говорят о мистере Тальботе [77], открывшем способ негативно-позитивного закрепления изображений, но как-то забывают упомянуть о Юлии Федоровиче Фрицше [78], «поправившем» мистера Тальбота предложением заменить тиосульфат натрия на аммиак, то есть внесшем именно то изменение в тальботовский способ, которое и сделало его реально применимым на практике! Нам говорят о том же мистере Тальботе, который якобы первым — в 1844-м году! — издал первую книгу с отпечатанными на бумаге фотографиями, хотя, как мы помним, первые печатные фотографии были сделаны четырьмя годами ранее Алексеем Грековым! Нам говорят о том же Дагерре [79] — именем этого, вне всякого сомнения, заслуженно прославленного человека назван и сам способ, один из способов, фотографирования, — но почему-то «скромно» умалчивают о том, что ни кто иной, как Алексей Федорович, дал подлинную жизнь этому шаткому, неимоверно дорогостоящему и крайне ненадежному способу! Разве господин Дагерр придумал заменить серебро на медь и латунь?