На исходе последнего часа

Подслушивать нехорошо, сам знаю, но мне так хотелось... и потом, должен же я понять, где нахожусь и с кем имею дело!..

– Так чего? – услыхал я хриплый мужской голос, доносившийся снизу. – Узнал? Правда, что ли?

– Правда, – отвечал другой голос, тоже мужской и хриплый.

Как будто двое барыг разговаривали.

– Нормально, – сказал первый. – Не, ну это они вообще офигели. Я б им яйца вырвал, точно.

– Иди и вырви.

– Ладно тебе, тоже остряк нашелся. А если бы и тебя?...

– Лежал бы сейчас и ни о чем не думал. Даже очень хорошо.

– Успеешь полежать...

Дурацкий какой-то разговор. Я уже собирался потихоньку повернуть обратно, пока меня не застукали за нехорошим делом, как вдруг первый голос произнес:

– Не, ну это наглеж все-таки. Ну одного... ну, двоих, это я еще понимаю. Но семерых замочить!..

– Не забудь еще Гиббона с Батоном, – добавил второй.

– Я и говорю: наглеж!

– Неприятная история.

– Да что ты хрень несешь!.. – рявкнул первый так, что воробьи перепуганно вспорхнули с забора. – Ничего себе «неприятная»... Интеллигент поганый!

– Будешь выступать, передам про интеллигента Принцу. Он не любит, когда на интеллигентов наезжают. Потому что сам интеллигент.

Первый голос пробурчал что-то невнятное, я не разобрал.

– То-то же, – усмехнулся второй. – А то вымахал, как Кинг-Конг, а воспитания никакого. Кстати, – прибавил он после некоторого молчания, – это еще не все.

– Не все? – поразился первый.

– Между нами. Кто-то из Эстонии поехал на Принца.

– Е-мое...

– Вот именно.

– Что ж делать?

– Петь песни и дышать полной грудью. Тем более что Турецкий уже успел сунуть свой длинный нос в «Свет» и к пацанчикам Герата...

– Что? – удивился первый голос. – Герат связался с турками?

– Дурак ты, – с сожалением произнес второй. – Турецкий – это следователь-«важняк», очень известный, между прочим...

– А, – промычал первый, и в мычании мне почудился испуг. – Что ж теперь будет?

– Я спрашивал у хозяина: так что, война?

– А он?

– Сказал: включайте запасников.

– Что-о?!..

Я осторожно оглянулся и увидал в окне лицо тетки. Она смотрела на меня своими прозрачными глазами, как будто все знала и про них, и про меня. Я обалдело уставился на нее, а потом развернулся и пошел назад.

Наябедничает, это точно. Ну и пусть.

Не успел я подойти к крыльцу, как мне в голову пришла простая и гениальная мысль. Я огляделся. Ни души. Пинчер развалился у будки, тяжело дыша от зноя. Из пасти его, с красных мясных оборок капала вязкая слюна. Забор высокий, но при желании все можно преодолеть. Даже забор. Я прикинул взглядом: метра два с полтиной. Сам я на него, конечно, не взберусь, но если что-нибудь подставить... вместо лестницы... Но двор был пуст. Я уже хотел было оставить мысль о бегстве, но тут вспомнил про велосипед.

Я тихонечко подкрался к домику под черепичной крышей. Дверь была заперта. Разозлившись, я пнул ее ногой и услыхал в ответ мелодичное звяканье велосипедного звонка. Но звяканье это шло вовсе не изнутри, а снаружи.

Я заглянул за угол и увидал его во всей красе. Ух, у меня вновь захватило дух от волнения. Такой велик!.. такой!.. Я осторожно погладил его ладонью по раме и ощутил приятный металлический холод. Жалко, что я не могу на нем прокатиться. Я бы хотел...

– Нравится? – услышал я голос за спиной и даже подпрыгнул от неожиданности.

Передо мной стоял здоровенный детина с бицепсами как у Шварценеггера и улыбался, сверкая стальным зубом. Охранник, сразу видно. Я этих охранников за версту чую.

– Дяденька, – сказал я, – вы не подумайте... Меня другой дяденька пожить здесь пригласил... я не сам пришел...

– Эдуард Николаевич меня предупредил, – кивнул он. – Если хочешь, можешь прокатиться.

– Прямо здесь?

– А где же!

Ух ты! О таком я и мечтать не смел!.. Я вскочил в седло и через мгновение уже носился между клумб, а Пинчер прыгал у будки и лаял на меня, но не зло, а как-то даже весело. Я катался и думал, что, в сущности, необязательно отсюда убегать, если всегда будет так здорово, разрешат кататься на велике, есть по утрам бутерброды с сыром и пить сок.

Даже если дядька – педик, он ведь не обязательно будет ко мне приставать, верно? Я слыхал, есть и такие педики, которые не пристают, а просто смотрят и вздыхают. В конце концов, это лучше, чем слушать каждый день, как матерно ругается пьяная мамаша с сожителем или как поет с собутыльниками вдребадан ужравшийся Макаровна.

Ну, пусть себе вздыхает, подумал я. Главное, чтоб кормил и не выгонял...

К вечеру я исколесил весь двор, так что уже ноги ныли от усталости. Тетка в переднике выходила звать меня к обеду, но я сказал, что не хочу, а она даже не стала ругаться.

– А можно, я его в дом поставлю, велосипед? – спросил я у охранника со стальным зубом, который сидел на крыльце и читал книжку с голой чувихой на обложке.

Охранник поднял на меня осоловелые глаза, усмехнулся и сказал:

– Разве что в подвал... если хочешь.

Я хотел. Я подумал, что, может, ночью мне снова взбрендит прокатиться, а сарай будет закрыт. Я уже понял, что никто возражать не станет. Как ни странно, я был тут кем-то вроде желанного гостя, – непонятно почему, правда.

По ступеням крутой лесенки я спустился в подвал и огляделся.

Здесь тоже все было как в американском кино. У нас в подвалах хранят бочки с квашеной капустой, а здесь была чистота и красота, ковры. В углу виднелась еще одна лестница.

Я оставил велосипед на ковре и пошел ниже. Спускался я довольно долго. Я уже думал, что это за подземный ход такой? Другой на моем месте точно оставил бы это занятие, но мне было интересно.

И вдруг я увидел площадку, на которой стоял вагон. Представляете себе: спускаешься в погреб на даче – и видишь вагон! На вид он был похож на обычный вагон метро, синий и с полосами. Колеса стояли на рельсах, а рельсы вели в тоннель. Сечете? В подвале дачки – самое настоящее метро.

Я хотел было забраться в этот вагон, на место машиниста, чтобы посмотреть, как это делается – как водится поезд метро, но тут услыхал какой-то далекий шум и испугался. Почему-то мне показалось, что про это метро я знать не должен, а узнал. Страшновато.

Изо всех сил я помчался вверх по лестнице. Я задыхался, а сердце стучало так, что я боялся, его услышат даже охранники в соседних домах, не то что здешние. Я вылетел на верхнюю площадку и только успел подскочить к велосипеду, как сверху склонилась тетка в переднике и сказала:

– Приехал Эдуард Николаевич. Он зовет тебя.

Старейшина

Четыре часа тряской дороги по целине, еще три – по каменистым горным дорогам, потом восемь километров лесом, где не пройдет ни одна машина, – только так можно было добраться до горного аула Ени-Чу.

Сработанные смекалистыми японцами джипы «мицубиси-паджеро» не выдерживали такой нагрузки и часто ломались. Если бы не Али – механик с бывшего военного завода в Гудермесе, наверняка отряд застрял бы где-нибудь на полдороге. Но все равно частые поломки отняли очень много времени. Поэтому, несмотря на то что они выехали около полуночи, в половине двенадцатого дня караван был еще на Ергебильском перевале. И тут, как назло, снова забарахлил один из джипов.

Азамат неторопливо выбрался из первой машины и подошел к группе спорящих и отчаянно жестикулирующих солдат. Впрочем, солдатами их можно было назвать лишь с большой натяжкой: одеты они были кто во что, в основном в изрядно потрепанные полевые хебе, поверх которых натянули джинсовые куртки, ветровки, а кто и до дыр протертый шерстяной свитер.

– В чем дело, Рамзан? – спросил Азамат у ближайшего к нему солдата.

– Да вот, билят, трансмиссия полетела! – ответил тот через плечо.

Азамат, ни слова не говоря, взял Рамзана за плечи и повернул лицом к себе. Потом точным и резким ударом в скулу сбил его с ног, да так, что тот, пролетев два метра, ударился о бампер машины и медленно сполз на землю. Разговоры сразу стихли. Все повернулись и вопросительно посмотрели на Азамата. Только Али продолжал копаться под джипом.