День гнева

- В рот? - предположил Смирнов.

- Угу, - подтвердил Махов.

- Машинка?

- По-моему, "Магнум". Эксперты уточнят, но, скорее всего, не ошибаюсь.

- Серьезный инструмент. Откуда он у человека, пришедшего повеселиться и выпить в культурный центр обездоленных детей?

- Чего не знаю, того не знаю, - Махов совершенно не аристократично щелчком отправил чинарик "Житана" в дальние кусты. - А вы, Александр Иванович, по какой причине оказались в культурном центре для обездоленных детей?

- Мы вот с Жорой хотим Ивана Курдюмова схватить. Не видал здесь такого?

- Может и видал. А кто он?

Махов смотрел на Смирнова тухлым глазом, Смирнов смотрел на Махова тухлым глазом, а Сырцов, стоя чуть с сторонке, слушал, как в большом зале мощный бас с шаляпинскими интонациями рассказывал:

"Жили двенадцать разбойников, жил кудеяр-атаман.

Много разбойников пролил крови честных христиан."

Про смерть в сортире знали только те, кому положено знать. Они и суетились. Участники презентации продолжали делать свое благородное дело: пить вино, мило беседовать, незаметно обжиматься и, естественно, слушать хорошую музыку.

Подошел мент из бригады и сказал Махову:

- Похоже, это не наш, начальник.

- Это почему?

- Работник Министерства иностранных дел. И дипкурьер к тому же.

- Совершеннейший гебистский клиент, - решил Махов. - Звони им, Гриша.

- Фамилия его как? - поспешил без надежды спросить Смирнов.

- Савкин. Геннадий Иванович, - автоматически ответил мент и пошел искать телефон. Махов, окончательно расслабившись, закурил вторично.

- Везет тебе в последнее время, Леня, - сказал Смирнов.

- Стараюсь.

- Это не ты, это кто-то старается.

- Так кто же старается? - ощетинился вдруг Махов.

- Судьба, - объяснил Смирнов. - Везенье - это судьба.

- Пойдемте отсюда, Александр Иванович, - подал голос Сырцов.

33

С презентации вернулись очень поздно. Имевшая успех Алуся насосалась там у детишек прилично. Без разуменья и соразмерности рухнув на тахту, она отшибла задницу, обиделась неизвестно на кого и решила плачуще:

- Все! Постель стелить не буду! Будем спать, как на вокзале!

И, действительно, завалилась на тахту, не снимая меховой жакетки и декольтированного платья. Только туфлями выстрелила по разным углам. Злой, как бес, Кузьминский направился на кухню. В связи с водительскими обязанностями он был трезв, как Егор Лигачев, и намерен сиюминутно ликвидировать какое-либо свое сходство с одним из лидеров бывшей когда-то КПСС.

- Витька, телефон принеси! - прокричала из комнаты Алуся. - Мне с Лариской срочно поговорить надо.

- Третий час уже! - для порядка проворчал Виктор, вырвал штекер и перенес аппарат из кухни к алуськиной тахте. - Очень хочется услышать как ты хороша была сегодня, да?

- Пошел вон! - капризно распорядилась она и поставила телефонный аппарат себе на живот. Для удобства.

Кузьминский на кухне, на всякий случай, прицепил наушник и включил его в сеть. Пока готовил выпить-закусить с интересом слушал сплетни, интонацию сплетни, стиль сегодняшней сплетни. Авось для дела пригодится.

Порезал свежих огурчиков и тут же посолил. Огурчики сразу дали направляющий дух. Дух этот торопил сделать основное, и Кузьминский, вынув бутылку "Смирнофф" из холодильника, налил в старинную двадцатиграммовую стопку до краев. Под благоухающую дольку огурца, под животворящий вкус черняшки, а ну ее, всю до дна!

"Кузьминский-то у тебя?" Это Лариска. "У меня, где же ему быть." Это Алуська. "Он в принципе ничего, но какой-то грубый, неинтеллигентный. Ты поработай над ним. Ну, пока, курочка-ряба."

Дамы одновременно положили трубки. Алуся громко сообщила из комнаты:

- Лариса считает, что ты - ничего, только какой-то грубый, неинтеллигентный!

- Я уже давно обнаружил одну закономерность, - спрятав наушники в карман, Кузьминский, подготавливая незаметное приближение алкогольного кайфа, был непрочь и побеседовать. - Чем дурее баба, тем неинтеллигентным кажусь я ей.

- Ну, а на самом деле какой ты: интеллигентный или неинтеллигентный? - громко спросила Алуся и тут же страстно зевнула с зубовным лязгом. И так громко, что Кузьминский, испугавшись, пролил несколько капель смирновской мимо стопки на голубой пластик стола.

- Ты чего там, проволочку перекусывала? - злобно полюбопытствовал он.

- Ты на вопрос отвечай, - резонно заметила она и зевнула на этот раз протяжно.

Выпив вторую и закусив, Кузьминский объяснил все как есть:

- Я умею носить костюм, на мне ловко сидят джинсы, я не боюсь отращивать бороду и не боюсь сбривать ее. Я - нахватан в малоизвестных областях, я знаю смысл слова "амбивалентность", мне никто не нравится, я читал Кафку и делаю вид, что читал Марселя Пруста. Я - интеллигентный, Алуся.

- А я читала Ломоносова, - с гордостью сообщила она.

- С чем и поздравляю, - почти двухсотпятидесятиграммовая доза пришлась весьма и весьма кстати, и Кузьминский стоял перед альтернативой: продолжить игры со Смирновым или начать с Алусей игры другого рода.

Забренчал, забренчал телефон. Алуся сняла трубку и сказала:

- Слушаю, - и через паузу - подожди минуту.

Она прошлепала к кухонной двери и закрыла ее. Возвращаясь на тахту, закрыла дверь и в комнату.

Кузьминский в этот момент подсоединился.

- Говори, - это Алуся.

- Киска, ты даже не представляешь, как я рад слышать твой голос!

- Я так понимаю, что даже один мой голос тебя вполне устраивает.

- Устраивает, ласточка, но, если честно, не удовлетворяет.

- Раз уж до меня никак добраться не можешь, занимайся онанизмом.

- Можешь мне поверить, этим я и занимаюсь. В переносном смысле, естественно. Просьба небольшая: передай по команде, что все прошло благополучно и звонко. Я уже с Шереметьева с нейтральной полосы. Отбываю надолго, Алла. И на нелегкие дела.

- Ах, куда же ты, милок,

Ах, куда ты?

Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты.

В Красной Армии штыки

Чай, найдутся.

Без тебя большевики

Обойдутся!

с хорошей народной интонацией спела в трубку Алуся.

- Не обойдутся, - серьезно возразил голос и спросил: - Известного советского драматурга ты с презентации, конечно, прихватила с собой?