Польский детектив

— Почему же Йоги не погиб сразу, как только Иоланта натерла его когти цианистым калием?

— Коготь состоит из ороговевших клеток, они не гигроскопичны, поэтому яд не мог сквозь поверхность когтей проникнуть в организм. Кот не втягивает когти до конца. И вы, любительница животных, знаете, какая это сила — инстинкт самосохранения. Йоги понимал или чуял, если хотите, что с ним произошло что-то страшное, что угрожает его жизни. Человеку обычно бывает надо проявить немалую хитрость и коварство, чтобы заставить собаку или кошку проглотить яд. Йоги чуял «что-то», но боялся это «что-то» попробовать. Он подавлял естественный рефлекс и ничего не слизывал с когтей. Он сделал это, только почувствовав кровь.

— А как считаете, Йоги бросился на Иоланту совершенно случайно? Может, он охотился именно на нее?

— Да никакой случайности, думаю, не было. Охотился, как вы сказали, а точнее, выжидал. Ждал, притаившись на террасе. Ждал подходящей минуты, чтобы броситься на нее.

— Несмотря на то, что любил ее?

— Именно поэтому. Тем хуже для Иоланты. У животных бывают разные характеры и привычки. Йоги был горд и мстителен. И очень умен, ведь сиамские коты — самые умные из всего кошачьего племени. Я, например, знаю такой случай. Это было в деревне. Один человек хотел избавиться от кошки. Он вынес ее в поле, вокруг не было ни одного дерева, на котором кошка могла бы спрятаться. И натравил на нее собаку. Спасаясь от собаки, кошка прыгнула на человека, как на дерево. Но мало этого. Она отомстила, выцарапав глаза своему хозяину. Человек этот умер в страшных муках. Я вспомнил об этом случае, когда вел расследование, и мне это очень помогло, чтобы понять поведение Йоги.

Я не сомневаюсь в том, что Йоги хотел отомстить Иоланте, отплатить ей за ужас, который он испытал, когда она ему, испуганному, вырывающемуся из ее рук, натирала когти ядом. Ведь ближе всех к нему стояли Барс и Фирко. Он не подошел к Барсу, чтобы пожаловаться на то, что с ним произошло. Не прыгнул на Фирко, которого обычно пугал и преследовал. Он бросился именно на Иоланту, как только она приблизилась к окну. Я думаю, что если бы не этот случай, он выждал бы другого и все равно в конце концов отомстил Иоланте. За то, что она так обманула его доверие.

— А мне жаль Иоланту. Не только люди были жестоки с ней, но даже животное причинило ей зло. Меня не удивляет, что она, затравленная, униженная, хотела отомстить своим обидчикам.

— Ничего не поделаешь, пани Барбара, — философски заметил Хмура, — жизнь бывает жестока и безжалостна к недотепам. По-моему, Иоланта сама во многом виновата. И чего она так упрямо цеплялась за это болото. Ей не хватало силы воли, чтобы уйти из не подходящего для нее круга и найти свое место в жизни. Она держалась за этих людей не столько из ненависти, сколько из зависти, ревности и упрямства. Она плохо рассчитала свои силы. Обычная житейская ошибка. И если бы Иоланта оторвалась от этих людей, то смогла бы еще найти свое счастье. И уж ни в коем случае не заниматься самосудом — на это никто не имеет права.

Я не совсем согласна с Хмурой в его оценке поступков Иоланты. Люди слабые вызывают у меня сочувствие, как в других пробуждают некую разновидность садизма, но я не стала спорить, пусть каждый из нас останется при своем мнении. Хмура заговорил о справедливости, и я спросила его:

— Вот именно. Справедливость. В этом деле было много нитей, и не все они распутаны до конца.

— Например?

— Ну, например, смерть Камы, девушки Ромуальда Дудко, выброшенной из окна гостиничного номера, с пятого этажа — на тротуар… На основании материалов, собранных Иолантой, вы могли бы возобновить расследование.

Хмура поморщился:

— Против кого, пани Барбара? Фирко был признан врачами недееспособным — психическое заболевание на почве алкоголизма. Уже после трагедии в Джежмоли. Впрочем, они с Барсом так и предусмотрели — это одна из возможностей уйти от ответственности за махинации в «Вихре». Барс сделал из него сумасшедшего… Он давно уже находится на лечении в психиатрической клинике, чтобы никто не сказал, что это симуляция. А может, так оно и есть — он ведь страшно пил, мог и в самом деле свихнуться.

— А те два молодых актера?

— Один из них, талантливый, трагически погиб. Второй бросил кино и уехал за границу. Собирался там сделать карьеру, но, как я слышал, пока что моет машины на бензоколонке.

— Значит, виноватых нет. Понимаю. А Божена… она отдала драгоценности Иоланты?

— Да, Прот заставил ее вернуть ему эти побрякушки как опекуну Анджея — наследника Иоланты. Что еще вы хотели бы узнать?

— Бодзячек. Павел Бодзячек…

— Говорят, вдова Стефана Воймира обратилась в Союз писателей с жалобой на Бодзячека. Но я не знаю, что из этого вышло. Думаю, Бодзячек заплатит ей за молчание, и она заберет свое заявление. Скорее всего, так и будет. Тем более что она никогда не придавала большого значения творчеству своего мужа.

Я вздохнула. По крутой дорожке ходит справедливость — и много ям и ловушек подстерегает ее…

18

Я попрощалась с Хмурой и поехала на другой конец города в кафе Союза писателей. У меня появилось непреодолимое желание увидеть кого-нибудь из участников джежмольской трагедии, и я не сомневалась, что застану их там. Писательский клуб притягивает не только литераторов, но и членов других творческих союзов.

Я уселась в уголке, как обычно. Пани Стася принесла мне большую чашку кофе. Я закурила и окинула взглядом оба маленьких зала, объединенных широкой аркой.

В первом — если считать от входа — главное место занимает большой овальный стол с удобными креслами. Здесь всегда располагаются режиссеры и артисты. Я замечаю среди них характерную, сутуловатую фигуру моего любимого актера, который восхищает своей горькой и снисходительной, циничной и трогательной усмешкой над жестокостью этого мира. Рядом — темноволосая, кудрявая голова режиссера, автора популярного телесериала. Длинноногие, эксцентрично одетые девушки. Главный объект их внимания — конечно же, Трокевич. Это он, длинноволосый и небрежно одетый, нераздельно царит в этом кругу. К нему устремляются все глаза, когда он входит. Его творческие планы неустанно всеми обсуждаются. Что снимает? Кого снимает? Он на вершине своей славы и принимает всеобщее поклонение как нечто само собой разумеющееся.

Я знаю, кого уже никогда не увижу за этим столом. Славомира Барса и Божену Барс-Норскую. Их давно уже нет в Польше. Однако я до сих пор ничего не слышала о творческих успехах Барса, и никто толком не знает, где он и чем занимается. Видимо, подвел его мистер Пирсток. Зато о Божене говорят. С усмешкой. Кто-то показывает западный журнал, блестящий, разноцветный, он идет по рукам. Вот где можно увидеть нашу звезду, она рекламирует пудинги и печенье. Божена предстает на снимке солидной дамой, заботливой хозяйкой дома, нежной матерью, она окружена смеющимися детками, которые радостно протягивают ручонки к блюду с пудингом — мама только что испекла это чудо! К лицу Божены приклеена сладенькая, умильная улыбочка…

К столу подсаживается Нечулло. Он по-приятельски приветствует Трокевича, который отвечает на эту фамильярность чуть заметной гримаской раздражения. У Нечулло теперь свое кинообъединение, возникшее на развалинах «Вихря». Он похлопывает по плечу молодую актрисочку, видимо, обещает ей роль, громко приглашает того юного, талантливого актера, которого еще Барс хотел взять в «Вихрь» вместо Прота, — и Нечулло не забыл об этом. Актер смущенно улыбается, отворачивая свое мальчишески-задиристое лицо с совсем еще по-детски пухлыми губами. Он знает, что, если Нечулло приглашает выпить, платить будет приглашенный.

Лилиану Рунич я здесь не встречу. Говорят, она порвала со всеми старыми знакомыми и переживает какой-то нервный кризис. Зато я могу восхищаться ее работами, развешанными на стенах нашего кафе. Такой тут обычай: каждый художник время от времени устраивает маленькую выставку последних работ. На этот раз Лилиана показала эскизы к театральной постановке «Балладины» Словацкого. Декорации великолепны, но есть в них что-то грозное и таинственное. Что интересно, на этих набросках лица Алины и Балладины почти идентичны. Жертва и преступница, которая, совершив убийство, впоследствии сама приговаривает себя к смерти, — один и тот же человек. Так увидела двух этих женщин Лилиана Рунич. У обеих продолговатые лица, обрамленные длинными, гладко спускающимися на плечи волосами, карие глаза, глубоко посаженные, слишком близко к тонкому носу. Я где-то видела это лицо… Я никогда не встречалась с Иолантой Кордес, но в моей памяти сохранился ее образ, запечатленный на фотографии из папки Хмуры. На фотографии, которую она подарила своему мужу, Михалу, в пятнадцатую годовщину свадьбы…