Последний Бастион

– Я могу продолжать? – с ноткой обиды в голосе спросил брат – Да ради бога…

– Так вот, операция "Летний дождь". После того, как Ян Смит, белый премьер-министр этой страны согласился уйти в отставку, были назначены выборы. Демократические.

Демократические в кавычках, потому что Африка и демократия – вещи принципиально несовместимые. Любой демократически избранный президент здесь не успокоится, пока не получит статус пожизненного президента и "отца нации". Вам, американцам, этого не понять, вы живете в другом мире – мире грез и фантазий о честном и справедливом выборе, который может сделать любой человек.

– Да куда уж нам… – хмыкнул я – Так вот – выборы прошли честно и демократично – верней наблюдатели заявили, что они прошли честно и демократично. Они видели то, что хотели видеть – потому что произошло главное. Им удалось отстранить от власти парию от политики – Яна Смита, человека сделавшего для этой страны столь много, что это сложно охарактеризовать словами. Смит был опасен для них, он отказался подчиниться требованиям британского Форин-Офиса, уйти в отставку и передать власть черным в ноябре шестьдесят пятого. Вместо этого он самовольно провозгласил независимость и объявил о том, что страна делает ставку на свои силы. Этого ему простить не могли. И когда в восьмидесятом боевики Роберта Мугабе врывались в дома с автоматами и заявляли, что если ты не проголосуешь правильно – то мы отрежем голову тебе, твоей жене и детям – международные наблюдатели закрывали на это глаза.

Роберт Мугабе пришел к власти. Вполне демократично – голосованием, если не считать насилие в ходе выборов. Но сразу после выборов он решил, что должен навсегда решить вопрос с матабелами. И решить его по методу мафии – нет человека, нет проблемы. Он создал пятую бригаду армии Зимбабве, пригласил северокорейских инструкторов – и через год отдал приказ поголовно уничтожить матабелов. Всех до единого. В ходе той операции "Летний дождь" погибло от двадцати до пятидесяти тысяч человек, по разным оценкам – причем я склоняюсь к верхней границе. Уцелели только те, кто сумел убежать. Так как думаешь – матабелам нужны боевые отряды?

– Ну, допустим. И причем здесь ты – ты что, стал радетелем за права угнетенного чернокожего населения? Что-то по тебе не заметно.

– Нет, конечно… Нет. Радетелем за права чернокожего населения я не стал. Но Дэвид мой друг, более того – он раньше служил в отряде "Скауты Селуса". И прекрасно помнит те времена. У матабелов есть разные мнения насчет того, что делать – Дэвид и его сторонники считают, что нужно вернуть времена Смита.

– О как! Черные выступают за то, чтобы была власть белых!

– Примерно так. Хотя ты мало знаешь о Родезии. Власти только белых там не было, черные имели право служить в армии, голосовать на выборах, если у них было имущество на определенную сумму или образование. Армия была смешанной – многие части были интегрированными, в них служили как белые, так и черные. В "скаутах" черных вообще было большинство. И кстати, образовательный и имущественный ценз на выборах относился в равно степени, как к черным, так и к белым. Так что Эд – да, даже черные хотят возврата к прежним временам. Не все конечно, но самые разумные понимают, что если к власти приходит представитель одного племени, то для других живущих в стране племен это может означать все что угодно, вплоть до геноцида. Расизм и трайбализм здесь – не клеймо, это образ жизни. Чужое племя – всегда подлежащие уничтожению враги. Государство, построенное черными – обречено на возмездие за возмездием. Поэтому единственный способ вырваться из кровавой карусели – если к власти приходят белые, относящиеся одинаково ко всем. Только тогда перестанет литься кровь. И в этом мы с Дэвидом – имеем совершенно одинаковые взгляды.

Крыша у меня ехала капитально… Стоило честно признаться самому себе, что и раньше не понимал, что здесь происходит. А теперь и вовсе перестал понимать.

Черные – за апартеид… Нет, это надо же…

– А ты, надо понимать, тоже выступаешь за власть белых?

– Вот именно. И рано или поздно мы этого добьемся.

Интересные дела… Эх и вляпался же я. Думал в уголовщину. А оказалось – в политику.

– А причем тут копы?

– А черт их знает… Настучал видимо кто-то – Ник поднялся со своего грязного ящика и принялся отряхиваться – в любом случае – местные копы нам не друзья и оказаться в местном участке я не желаю, оттуда можно и не выйти. Давай-ка двинем в отель, вещи собрать – лучше, если мы сегодня свалим из города…

Зимбабве

База ВСС Зимбабве "Мтоко" 08 июля 2009 года – Это они?

– Да, господин министр…

Аль-Мумит сидел в бронированной Тойоте ЛэндКрузер, принадлежащей министру национальной безопасности Мутасе и, как и он внимательно наблюдал за небом над взлетно-посадочной полосой. Министр сидел на заднем сидении машины, аль-Мумит на переднем. Кроме них, в машине был водитель телохранитель – здоровенный негр в камуфляже, рядом с рулем был укреплен автомат АКМС. Для того, чтобы отключить телохранителя ударом ребром ладони по горлу и добраться до автомата аль-Мумиту потребовалась бы секунда, максимум полторы. Здесь не знали, что такое терроризм, исламский экстремизм и ассассины – фанатичные убийцы, к числу которых принадлежал и аль-Мумит. Здесь всегда вели расовые войны и войны племенные – но никогда религиозные. Что же – с холодной яростью подумал аль-Мумит – настанет время, когда здесь все изменится. И в его силах это время приблизить…

Старый "Антонов-12", на котором опознавательные знаки советской авиации были закрашены крикливой эмблемой одной из чартерных авиакомпаний, готовых возить что угодно, куда угодно и не задавать лишних вопросов, появился с севера, плавно зашел на полосу. Четыре турбовинтовых мотора с грозным ревом тащили старый самолет в воздухе, несмотря на то, что машина вылетала все сроки, она продолжала работать и приносить прибыль. Самолет грузно плюхнулся на полосу, пробежал по бетонке и начал заруливать к ангарам, где и стояла Тойота.

– Господин министр… – с почтением в голосе произнес аль-Мумит – давайте встретим моих друзей…

– Да, да. Давайте их встретим. – в голове министра мысли об очередном конверте затмили все остальное, он даже сам открыл тяжелую бронированную дверь, не дожидаясь, пока это сделает охранник. Вместе с аль-Мумитом они пошли к останавливающему двигатели "Антонову", охранник шел следом, грозно таращась по сторонам и сжимая в руках автомат.

Со скрипом пошла вниз аппарель, открывая темное чрево самолета. У самого края стоял человек, одетый в камуфляж, но без оружия. Он и аль-Мумит одновременно вскинули руки в условном приветствии, означающем, что все идет нормально и ни один из них не находится под контролем антитеррористических сил. Если бы было по-другому – приветствие бы чуть отличалось, и группа террористов пошла бы на захват базы…

– Это ваши друзья? – министр забыл очки в машине и теперь близоруко щурился, пытаясь разглядеть людей в темном чреве транспортника.

– Да, господин министр…

Командир прибывшей группы сбежал по легшей на бетонку аппарели, обнял аль-Мумита.

– Я рад тебя видеть, Али…

– Да хранит тебя Аллах, брат…

Охранник, прикрывающий министра уже просек ситуацию, даже его куриных мозгов на это хватило – и теперь он в ужасе тискал свой автомат, понимая что боевиков несколько десятков и ничего он сделать не сможет. Министр же близоруко всматривался в аль-Мумита и Али.

– Господин… Иверсон.

– А, конечно… – аль-Мумит достал из кармана второй конверт и вручил его министру, тот с радостью ощупал его и убрал в карман брюк – кстати… Вы нам покажете машины для охоты, об аренде которых мы вчера договорились?

– Да, давайте их посмотрим. Вон тот ангар… Сезе, проводи… Давай…

Охранник, нервно посматривая по сторонам направился к ангару, Али, аль-Мумит, министр и еще несколько человек из севшего борта направились следом. Аль-Мумит поддерживал министра под руку, но только для того, чтобы быть как можно ближе к нему.