Прошлое в настоящем

Только через семь лет Каверин вернулся домой из заключения. Тяжелые испытания, выпавшие на его долю, не погасили мечту стать человеком.

В столице Николай прожил недолго. Вскоре пришел участковый милиционер и предложил покинуть Москву. «Куда ехать? — в отчаянье думал Николай. — Только приехал и опять скитаться!»

И вот Николай пришел в МУР. О чем мы говорили, вы знаете из начала моего рассказа. Я помог Каверину прописаться в одном из ближайших от Москвы городов.

В незнакомом городе жить было трудно, скитания по частным квартирам отнимали половину зарплаты, а вдобавок ко всему Каверин еще неудачно женился, пошли каждодневные ссоры из-за денег, из-за квартиры, вообще по каждому пустяку. Пришлось оставить жену и снова искать счастья в жизни. Он переехал в другую область и, договорившись с одним начальником милиции, «потерял» паспорт. Пошли запросы в тот город, где он жил раньше, но там о прошлом Николая ничего не знали. И вот он получил чистый паспорт, полноценный, без помарок.

Николай завербовался в строительном управлении и вернулся в Москву. Он понимал, что без учебы далеко не пойдет, и поступил в вечернюю школу. Работал добросовестно, к людям относился хорошо.

И вот он снова встретил прежнюю жену. Видимо, жена заявила в милицию, так как его через несколько дней вызвали в отделение. «Опять придется уезжать, — грустил Николай. — Бросить учебу!»

Но его не выселили из Москвы, а только поменяли паспорт, в котором поставили отметку о судимости.

Николай благодарил работников, что ему поверили.

Каверин окончил школу и поступил в институт. Я увидел, что парень порвал с прошлым, что он по-настоящему решил стать человеком.

Мы с Кавериным встречались несколько раз. Он окончил институт и работает главным инженером на одном из московских предприятий.

КВАКИН

Район Шаболовки застроен новыми корпусами, а его улицы и переулки обсажены липами и тополями.

Теплым вечером молодежь во дворе поет песни. Я зашел в тот самый двор, который мне был нужен, и присел на лавочку. Сидел, слушал и думал.

Я тоже живу в обыкновенном московском доме с множеством подъездов и большим двором. На стенах подъездов после ремонта возобновляются клинописные подписи — от объяснений в любви и до ругани. А в открытом всем ветрам дворе постоянно разгружаются машины, гуляют звонкоголосые мальчики и девочки.

Вечером, когда я возвращаюсь домой, парни постарше — всегда одни и те же — стоят кучкой у ворот: когда-то они тоже выцарапывали надписи, а теперь выросли. Надписи иногда некоторые любители вытатуировывают на собственном теле, а игры частенько заменяют выпивками. Но эти ребята работают, многие учатся и занимаются спортом. Откуда берется пьянка, татуировка, гадкая ругань? Откуда берутся и куда ведут? На этом месте мои мысли были прерваны наступившей тишиной — это кончилась песня, которую пели ребята под гитару.

Я подошел к ребятам и спросил:

— Вы, ребята, не знали тут у вас во дворе парень один жил — Поздняков Василий.

— Это какой Поздняков?

— Шофер Василий Поздняков, — ответил я, — он жил в седьмой квартире.

— А, это Васька Шевелюра, — сказал один парень. — Так он же сидит в тюрьме. А зачем он вам?

— Да я не его самого ищу, а его товарищей, — ответил я. — Просто нужно мне узнать про него, что он за парень.

И начался у нас с ребятами разговор о Василии Позднякове, о его приятелях, привычках и преступлениях, за которые он попал в тюрьму.

История была простая: учился мальчишка в школе не очень хорошо, был ленив и непоседлив. Любил озорничать и командовать другими, подражал взрослым, хулиганистым парням во дворе. После седьмого класса поступил работать учеником шофера на автобазу. В вечернюю школу он не пошел, шатался по клубам. Завел каких-то темных знакомых. На совершенно здоровый зуб поставил коронку и стал носить самодельный нож, который именовал финкой.

Прошел год, два, и из озорного мальчишки Василия Позднякова вырос матерый хулиган. И дружки у него были «достойные»: Жан Попов, на которого постоянно за его дебоши писали заявления в милицию, и Николай Хлебников, уволенный за прогул с завода, где он работал формовщиком.

Втроем они познакомились с Рыжим — Иваном Барановым. Ивану Баранову уже было за сорок. Половину своей жизни за кражи и хулиганство он просидел в тюрьмах. Освободившись, думал погулять и покутить. Баранов, как и прежде, подыскивал себе дружков в пивных и закусочных.

Там же, на Шаболовке, у павильона «Пиво — воды» Рыжий встретил пьяную троицу. Он понял — нашел искомое. С этого майского дня они начали заниматься грабежами.

События развернулись быстро. Поздняков и Попов угнали автомашину, открыв ее подобранным ключом.

Уже смеркалось, когда они подъехали к государственной палатке, где, угрожая пистолетом, забрали незначительную выручку, а похищенную машину, бросили в Сокольниках.

В мае в тот самый двор, где я беседовал с ребятами, заезжала «Победа». По приметам из машины выходил Рыжий, вместе с ним — Поздняков и Попов. Они бросили «Победу» и отправились к остановке такси. Трое подошли к одной из пустых машин и пытались открыть, но были задержаны с набором ключей. Васька Шевелюра в этот раз отсутствовал. Запирательство было бесполезным, бандиты сознались во всех преступлениях, и только Баранов нагло и цинично обвинял совращенных им ребят во всех смертных грехах. Он же выдал и Ваську Позднякова.

С тех пор прошло много времени. Мы с ребятами сидим во дворе, говорим по душам. Мне очень нравится идея организовать комсомольско-молодежный штаб их двора.

— Вы помните, у Гайдара Мишку Квакина? — спрашивает у меня паренек с гитарой.

— Помню.

— Так вот, начинается с Квакина, а кончается Поздняковым, — говорит паренек.

И все мы соглашаемся: разбитые лампочки в подъездах, ругань, озорство, а потом — преступление.

Прощаясь с друзьями, я был уверен — с этими ребятами ничего похожего на историю Баранова, Позднякова, Попова случиться не может.

ЭКСПОНАТ ИЗ ПРОШЛОГО

Наша Москва богата музеями. В одном можно увидеть произведения искусства, в других — изделия промышленности, в третьих — революционные реликвии. Картины Сурикова, Репина, вологодские кружева, новейшие станки-автоматы — все это творение рук человека, человека, создающего красивое, человека дерзающего.

Ходишь по музеям, и сердце радуется: сколько хорошего может сделать и делает человек! Я не ошибусь, если скажу, что в музеях познаются душа народа, его устремления.

Как-то на Выставке достижений народного хозяйства стоял я в толпе возле макета искусственного спутника Земли и слушал пояснение экскурсовода.

— Полет космического корабля! Вот он стоит на старте, чтобы через секунды проложить еще одну трассу в космос. Старт. Ракета устремилась вверх. И только огненный след да быстро рассеивающиеся столбы отработанных газов. От восторга захватывает дух — это сделано руками советского человека!

Экскурсовод говорил и говорил. Но вдруг мне стало грустно, я вспомнил другие экспонаты, экспонаты музея криминалистики. Там выставлены тоже изделия рук человеческих, но на что они нацелены? Отмычки, кастеты, ножи. Они вроде бацилл под колпаками.

Ракеты и кастеты. Мчащаяся в космосе человеческая мечта и орудия преступника. Настоящее и прошлое.

— Так как же с музеем криминалистики, комиссар? — спросил я себя. — Видно, плохо ты работаешь?..

Экскурсовод прервал объяснение и вопросительно посмотрел на меня:

— Вы что-то сказали?

— Нет, нет.

Я спорил сам с собой. Спорил вслух.

Извинившись, я отошел в сторонку. А мысль все сверлит мозг: «Как же с «нашим» криминалистическим музеем?»