Последний грех (СИ)

Уже в Москве, обустроившись и окрепнув, Георгий стал поглядывать на, гулявших по Ленинградке, девчонок. Мотаясь на своем каблучке по Подмосковью, он ежедневно видел эти длинные ноги, ярко накрашенные губы и, выставленные почти напоказ, соски за тонкой тканью. Не вытерпев, остановился. Заговорил. По разговору, дивчины были почти все оттуда, откуда и он — с Украины и Молдавии. И цены на их услуги ему уже были по карману. Посетив несколько раз примеченную точку, Георгий стал там почти своим. Удивительно, но дежурной любовью молодые прелестницы возродили в нем мужика. Он уже и сам не подозревал, что может кувыркаться с молодой девчонкой, да еще и совмещать это дело с алкогольными возлияниями. А вот те на — мог, да еще как. Получалось, что он-то еще ого-го, а все дело упиралось в свинарку Галю.

Москва меняла его. Леваки и приработки давали возможность не существовать, но жить. Из комнаты Туфтяй перебрался в однокомнатную квартирку в Бутово и начал считать себя почти москвичом. В планах у него было открытие овощной палатки, а там — если все пойдет хорошо, и магазина. Для полного счастья оставалось только привести в съемную берлогу молодую хозяйку и, новая жизнь, можно сказать, удалась.

Поначалу Туфтяй присматривался к проституткам. Ему казалось, что если он предложит молодому созданию с ангельским взором остаться у него, то создание непременно согласится. Но первая же кандидатура рассмеялась ему в глаза: «Дядя, ты что?! Мне проблемы с крышей не нужны. Меня вместе с тобой на субботники потом затаскают за такие косяки. Да и что я у тебя не видела? Давай заканчивай, и поедем обратно».

Второй раз Туфтяй уже не предлагал, а присматривался. И правильно делал. При отдаленных намеках ни одна из девок не изъявляла особого желания оставаться на его харчах. Уж лучше веселуха на точке с мамкой и баблом, чем серая жизнь с прижимистом старпером.

Но Туфтяй не унывал: «Просто нужно время, чтобы найти ее. И только». И, как ни удивительно, оказался прав. Она нашлась почти сама. Только Георгий не сразу это понял.

День тот выдался нелегким. Сначала хозяин двух палаток, отказался принимать, тронутые гнильцой, помидоры. Пришлось везти их обратно, за что уже на базе случился скандал. Потом, как назло, посреди Ярославского шоссе, будто упрямый ослик, каблучок встал и отказался ехать дальше. Пришлось потратиться на техпомощь и ремонт. И в завершении злоключений, на той же самой Ярославке, уже вечером его подрезал Мерседес с правительственным номером и мигалкой. Туфтяй вдавил в пол ормоз и покрылся частой испариной. Пронесло! В общем, денек был еще тот.

Уже затемно, не доезжая до дома метров двести, он притормозил у ларька и купил чекушку. В машину уже не сел. До подъезда было рукой подать, и Георгий решил прогуляться. У соседнего дома, проходя вдоль подъездов, Георгий услышал плач. Он встал, посмотрел по сторонам, плач шел откуда-то со стороны. Пройдя в недоумении еще метров пять он увидел девушку. Сжавшись в комок, она — невысокая, худая, несчастная тихо плакала в расставленные ладони. Он уже давно убил в себе чувство жалости, ибо с этим чувством в столице не выжить и, остановившись возле плаксы, преследовал, скорее праздный интерес, нежели желание помочь. Но…

— Ты чего ревешь?!

Девица даже не оторвала рук от лица. И, кажется, его не слышала. Пришлось повторить.

— Эй, тебя спрашиваю.

Она подняла заплаканные глаза и непонимающе захлопала ресницами.

— А?!

— Чего ревешь, спрашиваю?

— Вы-ы… не поймете.

— Да ну?! Что случилось-то?! Парень что-ли бросил?!

Девица опять зарыдала.

— Да что ты — затопишь ведь все, — Георгий улыбнулся.

— Я… жить не хочу больше. Не могу!

Раскатистое «гэ» безошибочно выдало в девушке землячку.

— А ты шо, из Самостыйной будыш?

Девушка, всхлипнув, помолчала.

— Из Донецкой области.

— Ну, так и шо, така гарна дывчина слезы льет?!

Рыдания пошли на спад, но контакта все еще не было. Девушка молчала. Понимая деликатность момента, Георгий присел рядом и вытащил из кармана, купленную на закусь, шоколадку.

— Вот, держи и не плачь.

Девушка машинально протянула руку, и Георгий поймал ее за ладошку.

— А руки у тебя холодные, давно сидишь?

— Давно.

— Что потерялась?

— Нет.

— А что тогда?

Девушка молча вытирала слезы.

— Да, ладно, перестань. Я ж тебе в батьки гожусь. Что у тебя стряслось?

— Сбежала.

— Вот так номер. От кого?

Слово за слово, разговор, как весенний ручей по обмелевшему руслу, понемногу пробивал коросту недоверия. И вскоре Туфтяй знал все.

Девушку звали Мариной. История ее была насколько необычна, настолько и банальна. Провинциальная наивность — балласт, тянущий в столице неизменно вниз. И избавиться от него, будучи похороненной толщей обстоятельств, практически невозможно. Марина была уже на дне.

Закончив два года назад ин. яз педагогического вуза, она устроилась учителем английского в родном Дзержинске. Городок был небольшим, зарплата тоже, да и не платили ее несколько месяцев. Но Марина не отчаивалась: «Все так живут, и я не хуже». Случайно встретив на улице сокурсницу, девушка с удивлением узнала, что у той — неисправимой троечницы дела-то идут, как раз лучше некуда. Бабки, шмотки, родителям помогает, а она — отличница перебивается от получки до получки.

— Подруга, я в Москве. В фирме одной работаю, переводчиком.

— Нравится?

— Нравится-не нравится, главное — бабки приличные платят. В долларах. Так что, неудобства можно и потерпеть.

— Ну да, конечно.

Марина стушевалась. Выходит, интеллект — еще не главное. Подруга, заметив искорки зависти, тут же предложила.

— Если хочешь, могу поговорить с начальством, может, и тебя возьмут. Поедешь?

— А что, я там приживусь?

Сокурсница прыснула со смеха.

— Ели постараешься, еще как!

Через месяц Марине позвонили и сказали, что можно приезжать — есть место. На вокзале ее встретила та самая подруга, привезла на квартиру, где жили еще две девушки, и со словами «я скоро» испарилась. Будучи воспитанной, Марина познакомилась с соседками и уже от них узнала, какими переводами ей придется заниматься. Сначала даже не поверила, уж слишком дикой ей казалось сама мысль, что из учительницы ей придется переквалифицироваться в проститутки. Но, приехавшая вечером, подруга все подтвердила.

— Это раньше я была переводчицей, а сейчас я на другой работе. И ты тоже. Никто тебя тут кормить не будет, поэтому завтра выходишь на точку. Еще не осознавая до конца, что значит — выйти на точку, Марина следующим утром вместе с товарками поехала туда. Ей даже казалось, может, это какая-то экскурсия, ознакомление с миром животных, где она всегда может дать заднюю. Но экскурсия закончилась в тот момент, когда ее продали двум животным с Кавказа. Изнасиловав бедняжку в машине, джигиты выкинули ее на окраине Москвы и укатили в неизвестном направлении. У нее только и хватило сил добраться до первых многоэтажек, усесться на лавку и зарыдать.

Невеселый рассказ, девица перемежала с частыми всхлипываниями, отчего уже в конце его Туфтяй не выдержал — откупорил чекушку и протянул ей.

— На, хлебни. Все легче будет.

— А потом вы меня, как и они… того. Да?!

Георгий вспылил.

— Ты что, совсем, дура?! Думаешь одни звери кругом?!

Пристыженная Марина вдруг и впрямь, будто очнулась. Действительно, такой добрый дядечка выслушал ее, угостил шоколадкой, а она сразу на него клеймо. В попытке загладить вину, девушка взяла протянутую бутылку и хлебнула из горла. Водка обожгла рот и, тут же выплюнув, Марина закашляла.

— Ты что? Ее ж по маленько пьют. — Туфтяй погладил девушку по волосам. — Если с непривычки.

Ночевать девице тоже было негде, а Туфтяю после выслушанной исповеди, уже и самому было стыдно оставлять ее на улице. Наученный столичными разводками, в комнате он ее все же не оставил. Постелил прямо в ванной и снаружи закрыл дверь на щеколду.