Заклание волков

— Мисс Марголис, я полагаю?

Наверняка она зашла домой. Вернувшись из странствий, Анита переоделась в оцелотовый полушубок, набросив его поверх красно-бурого брючного костюма. Уэксфорд заметил, что девушка загорела, а её черные волосы отливают бронзой. Значит, их недавно освещало гораздо более жаркое солнце, чем то, которое ласкает своими лучами Сассекс.

— По словам Руперта, вы причисляли меня к покойникам, — заговорила она. — Но от него толку не добьешься, вот я и решила зайти и выяснить, что к чему. — Она села на край стола, отодвинув какие-то бумаги. Уэксфорд почувствовал себя гостем в собственном кабинете. Он не удивился бы, если бы она властно-любезным тоном пригласила его присесть.

— Полагаю, мне известно больше, чем ему, — твердо заявил он. — Давайте, я расскажу, как было дело, а вы меня поправите, если будет нужда.

Она улыбнулась и сделалась похожей на довольную кошку.

— Вы были в Испании или Италии. Может, в Ибизе?

— Верно. Прилетела нынче утром, — она закинула ногу на ногу. Брюки у неё были расклешенные, с розовой каймой.

— Дикки Фэрфэкс спустил за неделю сто пятьдесят фунтов моих денег. Возможно, по мне не скажешь, но в глубине души я — обывательница. Любовь прекрасна, но это химера. Деньги же — вещественны и имеют свойство уходить без возврата. — Она помолчала и задумчиво добавила: — Так что я оставила его и вернулась домой. Боюсь, ему придется клянчить помощи у консула. — Ее черные брови сошлись на переносице. — Возможно, имя Дикки ничего вам не говорит.

— Попробую угадать. Дикки — тот самый молодой человек, который покинул вечеринку у Которнов, не застав там вас, и отправился на поиски, горланя вирши Омара Хайяма.

— Какой вы умный!

Если она так же смотрит на мужчин и так же льстит, неудивительно, что они, мурлыкая, ходят за ней и позволяют уничтожать себя, подумал Уэксфорд.

— Видите ли, — сказала она, — я была твердо намерена пойти на вечеринку, но моя дурацкая машина сломалась. Я понятия не имела об этом до половины десятого, пока не поехала в гости. Радиатор всю дорогу кипел, будто чайник. Тогда я подумала о Рэе. Я знала, что он поможет мне… О, но ведь говорить собирались вы!

Уэксфорд улыбнулся ей, хотя и без большого воодушевления. Он уже начал уставать от молодых женщин, их ужимок, уловок и противоречивых натур.

— Я могу только гадать, — сказал старший инспектор. — Энсти не было дома. Вы решили попытаться доехать, но машина заглохла.

— Вы кое-что упустили. Сначала я увидела Рэя. Я пыталась вывести машину из переулка, когда увидела, как подъезжает дочка Гроверов. Рэй сидел рядом с ней и имел ужасный вид. Девица сказала, что он пьян, но, боже мой, он был похож на покойника. Она не дала мне подойти к нему. Я только вывела машину из переулка и уехала.

— Он умирал, — сказал Уэксфорд. — Или уже был мертв.

Она вскинула брови, едва не коснувшись ими бронзовой челки, но ничего не ответила.

— Вы могли прийти к нам, мисс Марголис. Ведь вы слывете человеком, не чуждым гражданской ответственности.

— Но я уже рассказывала вам, — мягко сказала она. — Или Руперту. После Гровера я проехала сотню ярдов по дороге, и мотор заглох. У меня было немного воды, и я залила её в радиатор. Проползла пол-пути до Стауэртона, а потом сидела в этой чертовой машине, проклиная невезение. Тогда-то и появился Дикки, горланя что-то о спелом винограде. Понимаете, полгода назад у нас кое-что было, и мы сели в машину поговорить. Все деньги лежали у меня в сумочке. На ловца и зверь бежит. Дикки вечно не хватает денег, и, когда он узнал, что у меня они есть, то предложил махнуть в Италию. Здесь ужасный климат, правда?

Уэксфорд вздохнул. Сестрица была вполне под стать своему брату.

— Он был ужасно пьян, — простодушно сказала она. Уэксфорд возблагодарил господа за то, что отправил Бэрдена на другое задание. — Мы просидели около часа. Потом он протрезвел и пошел к Которну за своей машиной, а я отогнала «альпин» домой. Было уже около часа ночи. Руперт спал. Он терпеть не может, когда его будят, и я оставила записку, сообщив, куда еду. Потом вспомнила о Рэе и приписала, чтобы Руперт сходил к Гроверу и узнал, все ли с ним в порядке. У меня были дурные предчувствия.

— Где вы её оставили?

— Что?

— Записку.

— А, записку! Я написала её на большом листе плотной бумаги и прислонила его к груде газет на кухонном столе. Наверное, она потерялась.

— Он её выбросил. Пробки перегорели, и впотьмах он выбросил её вместе с газетами. Он думал, что мы пришлем к нему уборщицу, — Уэксфорд помолчал. — Но мы сочли это ниже своего достоинства. Наверное, надо быть проще.

— Да, это поубавило бы хлопот, — сказала Анита Марголис и вдруг расхохоталась, раскачиваясь на столе так, что стеклянная фигурка опасно затряслась. — Это очень похоже на Ру. Он думает, что мир должен предоставить ему полчище рабов. — Внезапно она вспомнила, что речь идет о весьма печальном предмете, и сразу посерьезнела. — Я встретила Дикки на Хай-стрит, и мы сразу поехали в лондонский аэропорт.

— Почему вы сменили верхнюю одежду?

— Сменила? Правда?

— То, что сейчас на вас, нашли на пассажирском сиденье вашей машины.

— Да, припоминаю. Шел сильный дождь, и я надела красный плащ. Понимаете, у Дикки очень шумная машина, а мне не хотелось тревожить Руперта, поэтому я договорилась с Дикки встретиться на Хай-стрит. — Она лукаво посмотрела на Уэксфорда. — Вы когда-нибудь сидели в машине три часа подряд в насквозь промокшей шубе?

— Пожалуй, не доводилось.

— Это как в поговорке про крысу-утопленницу.

— Полагаю, что тогда же вы захватили и паспорт.

Она кивнула, и Уэксфорд с легким раздражением спросил:

— Вы даже не считаете нужным присылать открытки, мисс Марголис?

— О, зовите меня просто Энн. Все так делают. А что касается открытки, я бы её отправила, кабы отдых был мне в радость. Но там был Дикки, и я тратила миллионы этих поганых жалких лир! Мне их все время не хватало. Бедный Ру! Я подумываю завтра вытащить его в Ибизу. Он столько натерпелся, и, к тому же, здесь я не могу носить свои замечательные новые наряды.

Она легко соскользнула со стола, и Уэксфорд с большим опозданием увидел, как её пятнистая шубка задела хрупкую статуэтку. Мисс Марголис рванулась, чтобы подхватить падающую вещицу, но та со звоном разбилась о ножку стола.

— О, боже, я ужасно виновата, — сказала Энн. Она смущенно подобрала с десяток самых крупных осколков. — Какая жалость!

— Она мне никогда не нравилась, — ответил Уэксфорд. — Последний вопрос, и можете идти. Вы когда-нибудь пользовались той зажигалкой?

— Какой зажигалкой?

— Золотой, подаренной Энн, огоньку чьей-то жизни.

Она задумчиво склонила голову, и волосы тяжелыми полумесяцами упали ей на щеки.

— Зажигалка, которую я когда-то показывала Алану Кэркпатрику?

Уэксфорд кивнул.

— Она никогда не была моей. Это зажигалка Рэя.

— Он ремонтировал машину и случайно оставил ее?

— М-м… Я возвратила её на другой день. Признаюсь, я дала Кэркпатрику понять, что зажигалка моя, — она пошевелила пальцами, торчавшими из золотистых босоножек, и принялась растирать осколки по ковру. — Он очень ревнивый, его так и хочется подразнить. Вы видели его машину? Он хотел катать меня в ней! За кого он меня принимал, интересно? За участницу парада лорда-мэра? Боюсь, что я — любительница подразнить людей.

— Нас вы уж точно подразнили, — сердито ответил Уэксфорд.

Он отодвинул в сторону прошение об отставке вместе с ворохом других бумаг. Оно все ещё не было распечатано — плотный белый конверт с четко выведенным на нем именем старшего инспектора. Дрейтон использовал дорогую бумагу и писал чернилами, а не шариковой ручкой. Уэксфорд знал, что констебль любит хорошие вещи. Но любовь к красоте может быть чрезмерной, опьяняющей, лишающей свободы.

Уэксфорду казалось, что он понимает Дрейтона, но это не помешало бы ему удовлетворить прошение об отставке. Он возблагодарил господа за то, что истина выяснилась вовремя. Еще день, и он предложил бы констеблю сходить в чичестерский театр в обществе Шейлы и её друзей.