Невеста была в черном

— Кто это она?

Блисс заулыбался:

— Я тебе не говорил, но, по-моему, у меня завелась тайная поклонница. Недавно произошло нечто весьма занимательное. Однажды вечером, когда меня не было дома, какая-то красотка из кожи вон лезла, чтобы проникнуть в мою квартиру. Мне потом портье рассказывал. Назваться она не пожелала. Большинство девиц, с которыми я таскался, ему известны, — сам знаешь, какими со временем становятся швейцары, — и он абсолютно уверен, что прежде никогда ее не видел. Одета она была в вечернее платье, в общем, разодетая такая, вся из себя, и он решил, что эта дама из богатой публики, а уж у него-то глаз наметан. Только вот что странно: она не подкатила к подъезду в такси, просто пришла пешком, неизвестно откуда, разодетая в пух и прах. Говорит, открыла сумочку, сделав вид, будто ищет помаду или что-то такое, а на самом деле хотела, чтобы он увидел: в сумочке поверх других вещей лежит сотенная. И по ее поведению он понял, что эта сотенная достанется ему, если только он откроет мою дверь и впустит ее.

Кори усомнился:

— Ты что, хочешь сказать, швейцар за здорово живешь отказался бы от сотни долларов? Да он просто набивает себе цену.

— Не знаю. Сумма сама по себе до того фантастическая, для меня во всяком случае, что все это смахивает на правду. Если он заливал, то скорее бы назвал десять или, допустим, двадцать долларов.

— Ну и что же — он впустил ее?

— Судя по рассказу, эта сотня его чуть не доконала, бедняга уже готов был подняться с незнакомкой на лифте и впустить ее. Только решил, что не помешает сначала ее проверить, посмотреть, действительно ли она меня знает. Ну, он выдал ей ложное мое описание, ложное во всех отношениях, и она попалась, сказав, да, это он, — доказав, таким образом, что сроду меня не видала. Ну это, разумеется, положило конец всему — он струхнул и не стал рисковать, сделал вид, будто у него нет ключа, и как можно тактичней ее выпроводил. Грубостей он себе просто не мог позволить — уж слишком она ему показалась роскошной. Поняв, что у нее ничего не получается, она просто улыбнулась, пожала плечами и отправилась из дома будто гуляючи.

К тому времени Кори, подавшись вперед, уже слушал с явным интересом:

— И ты уверен, что не узнаешь ее по описанию?

— На сто процентов! И, как я тебе только что сказал, меня она тоже не знала.

— Интересно, что ей было нужно?

— Во всяком случае, не обчистить квартиру, это точно, раз она готова была заплатить стольник только за то, чтобы попасть сюда, а любой, кто может наскрести здесь на сотню, — просто волшебник.

С этим утверждением Кори, рассудительно кивнув, согласился.

Блисс встал.

— Пошли. — Он нервно улыбнулся. — В браке мне все нравится, кроме официальных мероприятий, которые ведут к нему, — вроде сегодняшнего званого вечера…

— Что до меня, — возразил Кори, — так лучше б до него вообще не доходить.

Они стояли в коридоре в ожидании лифта, когда за закрытой дверью где-то совсем близко раздался тонкий, жалобный звонок.

— Код квартиры Е. Моя. Пожалуй, вернусь. Вдруг это Мардж.

Он подбежал к двери, порылся в карманах в поисках ключа, уронил его, пришлось наклоняться. Кори вошел в лифт и высунул ногу на площадку, чтобы придержать его.

— Шевелись, а то кто-нибудь перехватит его у нас, — настоятельно попросил он.

Блисс распахнул дверь. Звонок прозвенел высоко, раскатисто — и замолк. Блисс попятился в коридор, запер за собой дверь.

— Опоздал, трубку повесили.

Пока они спускались в лифте, Кори предположил:

— Может, это звонила та самая загадочная дама.

— Если так, — буркнул в ответ Блисс, — значит, ей что-то от меня позарез нужно.

Оставшись наедине с Мардж в алькове, подальше от остального общества, он с притворной озабоченностью почесал затылок.

— Постой, постой, как же это делается? Сколько фильмов пересмотрел, пора бы уже знать. Попробуем, пожалуй, по-старому, с закрытыми глазами, так-то вернее всего. Закрой глазки и дай мне пальчик.

Она тут же ткнула его в бок большим пальцем.

— Да не этот, — отмахнулся Блисс. — Ну же, помоги человеку. Я так нервничаю, что…

— Ах, не этот? Надо выражаться поточнее. Может, ты хотел укусить меня за палец?

И вот — наконец — кольцо. Они смотрели на него, их головы соприкоснулись, четыре руки сплелись в красивый узел. Узел любви. Они мурлыкали, ворковали, издавали какие-то другие бессмысленные звуки, вероятно, заменявшие им язык. И вдруг оба разом осознали, что на них устремлен чей-то неотрывный взгляд, и одновременно повернулись к двери. В проеме обозначились очертания девушки, совершенно неподвижной, как будто она приросла к полу.

Она была в свободном ниспадающем черном платье, а из него, без всяких бретелек, белели сметанной белизной плечи. На волосы, такие золотистые, что казалось, они посыпаны кукурузной мукой, была наброшена черная вуаль-паутинка.

Ямочка сочувствия — а может, издевки? — в уголке ее рта исчезла еще до того, как девушку заметили помолвленные.

— Прошу прощения, — тихо извинилась она и ушла.

— Какая удивительная девушка! — вырвалось у Марджори, продолжавшей, будто загипнотизированная, смотреть на опустевший дверной проем.

— Кто она такая?

— Не знаю. По-моему, она появилась с Фредом Стерлингом и его компанией, но вот знакомили меня с ней или нет, я что-то не припоминаю.

Они снова посмотрели на кольцо. Однако очарование уже было нарушено, хорошее настроение ушло, и его, казалось, уже не вернуть. Комната лишилась прежнего уюта и тепла, будто ее остудил пронзительный взгляд от двери.

Марджори вздрогнула и сказала:

— Пойдем к гостям.

Вечеринка заканчивалась, и они танцевали, он и она, делая еле заметные повороты и ложные полушаги — лишь для того, чтобы поговорить.

— Ну, в таком случае, — убеждал ее Блисс, — давай снимем квартиру на Восемьдесят четвертой улице. В конце концов, он, как и обещал, сдаст ее нам на пять долларов дешевле… А со всей этой мебелью, которую нам собираются подарить, получится не квартирка, а конфетка…

Марджори же твердила свое:

— Эта девушка в черном не может оторвать от тебя глаз. Каждый раз, когда я смотрю на нее, замечаю, что она прямо-таки пожирает тебя взглядом. Будь это не сегодня, я бы не на шутку забеспокоилась…

Он повернул голову:

— Она ж не смотрит на меня.

— Только что смотрела, пока я не обратила на это твое внимание.

— Ну а все-таки, кто она?

Марджори пожала плечами:

— Я-то думала, что она пришла с Фредом Стерлингом и его компанией. Ты ж его знаешь — всегда заявляется чуть ли не с целым ополчением. Но он уже давно ушел, а она, я вижу, все еще здесь. Возможно, решила остаться одна. Кто бы она ни была, мне импонирует ее манера держаться. Никакого тебе дешевого блеска. Я наблюдала за ней, у нее весь вечер проблемы, у бедняжки. Стоит ей только выскользнуть одной на балкон, как трое или четверо мужчин ошибочно принимают это за приглашение и устремляются следом. А минуту спустя она появляется снова, обычно через боковую дверь, по-прежнему одна. Что уж она такое делает, чтобы так быстро от них избавиться, даже не знаю, но у нее это, похоже, доведено до совершенства. Затем мужчины воровато возвращаются по одному, а на лицах у них, знаешь, это глупое выражение, какое бывает у мужчин, когда их одурачат. Цирк, да и только!

Она слегка дотронулась до груди Блисса, и, как по сигналу, они замерли на половине оборота.

— Там еще кто-то собрался уходить. Мне надо бы попрощаться с ними. Я сразу же вернусь, милый. Поскучай по мне, пока меня не будет, ладно?

И он, провожая ее взглядом, застыл, как флагшток, с которого вдруг спустили флаг. Когда светло-голубое платье исчезло из виду в конце зала, Блисс задумчиво повернулся и пошел в другую сторону, направляясь на балкон подышать воздухом. Шея у него под воротником слегка взмокла: танцуя, он всегда разогревался.