Стеклянный ключ

Допив чашечку, цыганка достала жестом фокусника, из ниоткуда, черные гадальные карты размером в полторы ладони и, протянув Татьяне, попросила:

— Не погадаешь Наташе, красавица?

— Отчего же нет? — ответила та. — Погоди, только пиво допью.

За спиной Татьяны девушки с трудом удерживали повара, который рвался пресечь цыганкины «безобразия». Было слышно, как они бормочут ему: «Все в порядке, нет, ну ты слышал — у нее все не как у людей. Это кто кому гадать должен?» И невнятное его бурчание в ответ о том, что вот когда украдут и деньги, и енота-лапочку, тогда пожалеют, что его не послушали, но будет уже поздно.

Тем временем Татьяна ловко перетасовала карты, нисколько не смущаясь нестандартным размером, отодвинула край скатерти и принялась раскладывать их на столе. Подбежала с подносом любопытствующая девушка, попыталась поставить тарелки с солянкой и огромным бифштексом с кровью, но была остановлена строгим предупреждением:

— Еду не ставь, а то карты обидятся и станут врать.

И Наташа одобрительно покивала, подтверждая, что так оно и есть.

— Ну, что тебе сказать? Сама видишь: дорога близкая вечерняя в семейный дом, ссора мелкая с родителями или близкими старшими родственниками из-за денег, все суета и хлопоты. У отца твоего брат не родной, двоюродный что ли? Болеет он, но не смертельно, больше капризничает, ему вашего внимания не хватает. Он думает, что обуза вам на старости лет. Поговори с ним, поцелуй, не знаю — успокой как-то. Деньги случайные завтра или послезавтра, а вот долг тебе не отдадут, об этом забудь. — Татьяна повертела карту. — А что? Интересно. Есть кто-то темный и темноглазый — Господи, да у вас же там все такие, нашла примету! Твой ровесник, он тебя любит; а есть второй — старше, которого любишь ты. Вот со вторым, если сумеешь держать себя в руках, будешь счастлива и очень скоро. Только не суетись, не верь близкой женщине и — это уже мой совет — держи удар, как Майкл Тайсон.

Наташа слушала очень серьезно и внимательно.

— Это как понимать?

— Хочешь чего-то добиться — улыбайся! — ответила Татьяна, вздернув голову и выпрямившись, как струна.

— Спасибо, красавица.

Цыганка так же ниоткуда добыла тоненькую пачку купюр и протянула Татьяне хрустящий новенький доллар:

— Возьми, пожалуйста. Чтобы сбылось. А хочешь, я тебе в ответ погадаю? На счастливое будущее.

— Не надо, спасибо. Не хочу ничего слышать о будущем. Мне и прошлого вот так хватает, — провела ребром ладони по горлу.

— Своя рука — владыка, — усмехнулась Наташа. — Прощай, красавица. И ты, красавец, — по-дружески кивнула Поле.

А затем в кафе ворвалась Машка — статная, голубоглазая, с косой ниже лопаток, груженная пухлой папкой деловых бумаг, энергичная и шумная. Хотя, вопреки обыкновению, не такая веселая.

Они с Татьяной дружили столько лет, что порой забывали, когда и как эта дружба началась. Им казалось, что они познакомились не то в роддоме, не то еще в те времена, когда их мамы ходили в женскую консультацию с внушительными животиками. Им случалось надолго разлучаться, часто не видеться и даже пришлось как-то пожить в разных странах. Но близости это не нарушало, и с годами они не переменились друг к другу, что случается не так уж и часто. По-прежнему были предельно откровенны, делились не только бедами и горестями, но и счастьем — испытание, которое выдерживают редкие отношения.

И хотя Машка знала или думала, что знает о Татьяне почти все, даже ее потрясло нелепое это гадание. Она секунды две ошарашенно рассматривала странную композицию за столиком и со всех ног кинулась к подруге.

А цыганка взметнула юбки, как старой знакомой улыбнулась Машке, еще раз обернулась напоследок в дверях и исчезла как сон.

За стойкой бара наблюдалась классическая немая сцена.

Шикарная спортивная машина ярко-бешеного желтого цвета шелестела по центральной улице. Сидели в ней трое — двое молодых людей и девица, столь интересная, длинноногая и стильная, что Кензо, Мюглеры и Бейрендонки должны были бы выстраиваться в шеренгу под ее балконом и петь серенады, чтобы эта райская птица согласилась заключить с ними контракт.

Райскую птицу звали Мариной, и сейчас она находилась в настолько расстроенных чувствах, что окрысилась бы даже на Мюглера с его весенне-летней коллекцией. До этого плачевного состояния ее довел, конечно же, бойфренд — кто еще может так допечь приличную девушку? Бойфренд по имени Андрей был как никто безупречен, корректен и вежлив, но этим и раздражал невыносимо: говорить с ним было невозможно — он постоянно употреблял непонятные словечки, ссылался на давно умерших зануд-философов, цитировал дурацкое кино, которое могли выдержать только высоколобые чудаки, и, что хуже всего, замуж не звал.

Матримониальные проблемы и стали основной темой сегодняшнего скандала. Впрочем, скандалом сие представление можно было назвать с большой натяжкой: по обыкновению, пока Марина плакала и кричала, Андрей молчал и только изредка улыбался, что любого доведет до умоисступления.

Марина с ненавистью уставилась в затылок возлюбленного.

Затылок был идеально подстрижен, идеально вымыт шампунем и тонко пах одеколоном, которого не найти в рекламных каталогах.

Откровенно говоря, ей было гораздо проще в компании Михаила — друга Андрея, товарища детских игр и, по совместительству, его младшего компаньона. Он был далеко не дурак, но тщательно это скрывал, особенно от чужих; не дурак был и подраться, и закрутить роман. Но Марина четко понимала разницу между двумя этими мужчинами: один был элегантен и обладал манерами принца Уэльского, с ним и престижно, как с наследником английского престола. А второй — свой парень, звезд с неба не достанет, хоть деньги зашибать будет всегда. Но им не похвастаешься перед подругами, с ним не выйдешь в свет и никогда не почувствуешь себя королевой. К тому же, как могла и умела, она все-таки любила своего Андрюшу, и сейчас ей казалось, что это навсегда.

Сделав сей неутешительный вывод, Марина поняла, что пора мириться. Каждая затянувшаяся ссора наносила непоправимый ущерб ее далеко идущим планам.

— Мальчики, — протянула она капризно и кокетливо, — нужно где-нибудь тормознуть: у дамы кончились сигареты.

— Вообще не понимаю, — бубнил Миха, не обращая на нее внимания, — как эту квартиру до сих пор не купили: район первоклассный. Потолки высоченные, лепные. Лестницы и подоконники мраморные. Во всех комнатах сохранились изразцовые печи: так хозяева говорят, я не знаю, что это за зверь. Прямо напротив Музей искусств… этих, изобразительных…

— С каких пор тебя стало волновать искусство? — уточнил Андрей.

— Какое, на фиг, искусство? — возмутился Мишка. Затем его озарило. — А-а-а, ты про музей! Ну дак там же вокруг милиции немерено, и правительственный маршрут проходит. Для тугодумов повторяю: район тише и спокойнее, чем кладбище.

— Си-га-ре-ты! Я просила… — громче и уже злее сказала Марина, прожигая взглядом белоснежный воротничок и маленькую родинку над ним.

— Дорогая, — попросил Андрей, — тоном ниже.

Подключился невпопад и Михаил:

— Сигареты ухудшают цвет лица, морщины опять же. Дополнительные расходы на косметические салоны, — и передразнил кого-то: — Гоммаж, массаж, эпиляция!

— Уроды, — откликнулась она привычно.

Андрей едва прикрыл глаза, но Мишка заметил, что он очень недоволен своей подругой. Девушка сердито откинулась на мягком сиденье.

— А на пять тридцать, — попытался он погасить накаляющиеся страсти, — у тебя долгожданная встреча. Александр Сергеевич наконец соизволили снизойти. Слушай, Андрюх, поднабрался я у тебя этих словечек, теперь не избавлюсь никак. Ребята уже смеются.

Марина ледяным тоном сообщила:

— Чего-то мне и квартиру уже расхотелось смотреть.

— Как хочешь, — сказал Андрей, — справлюсь сам.

И остановил машину возле кафе с забавным названием «Симпомпончик». Он проезжал мимо него по два-три раза на дню, но все никак не удосуживался зайти, хотя все время обещал себе, что завтра же непременно вылезет из машины и заглянет — вдруг заведение окажется таким же милым, как и его название.