Дело о «Красном доме»

— Ведь натурально дрожала от страха, говорила, что боится на улицу выходить. Так? А зачем твой Олег потащился в Сосново — чтоб изнасиловать Катю, при которой всегда дежурит брат? Ерунда! Кстати, знаешь, почему этого опера «убийцей» называют? Я узнавал. Интере-есная история, опер знакомый рассказал. Короче, отправили его на лето в деревню, к дедушке. А дом у деда был старый, трухлявый, и места в горнице маловато. Запесочили внучка на чердак спать. А чтоб уважить городского, затащили туда же и кровать железную. И вот ночью раздался треск да гром: балки не выдержали и рухнули прямо с внуком на кровати — и на деда. А старику лет под восемьдесят было. Увезли в больницу — но бедняга так и не оклемался. Вот как в жизни-то бывает!

Зудинцев — хороший человек, но свои поучительные истории лучше бы иногда при себе оставлял…

В прокуратуре подтвердили, что Алапаев отстранен от исполнения, но назвать причину отказались, отослав в пресс-центр. Я набирала номер весь день. Издевательские длинные гудки сменялись короткими. Наконец я решила проявить выдержку и, набрав номер в сто четырнадцатый раз, принялась медитировать:

— Совершенно спокойна… спокойна…

Удалось. На тридцать третьем гудке другой конец провода дал вялый щелчок и недовольный голос ответил: нет, еще ничего не известно. До выяснения обстоятельств.

Кратчайшее расстояние между точками — кривая. Каждый раз эта аксиома давалась мне с трудом. Когда-то мой дед-стахановец внушал мне обратное и угощая яблоками. Яблоки с тех пор ассоциируются для меня с прямотой и бескомпромиссностью. Очевидно, потому, что дед не рвал дармовые фрукты в собственном саду, а покупал их в магазине на честно заработанные деньги.

Плохо, что в агентстве не практикуется разделение труда. Не бросая Катино дело, мне предстоит разобраться и со старухами. Хорошо, что вспомнила, надо связаться с Кирой Игнатьевной. Интересно, почему вспомнила, почему мысль о Кате навела на другое?

— А почему бы тебе не обратиться за помощью, к тетке в Выборгскую прокуратуру? — Спозаранник не столько прервал размышления, сколько ответил на вопрос. Да, без «мохнатой» лапы не обойтись. А к Выборгскому району привязаны оба дела. Только в суматохе можно было пропустить такую элементарнейшую, детскую подробность.

Внутри похолодело. Такое странное чувство приходило перед Поступком. Например, в студенческие годы, во время журфаковского стройотряда. Дело было под славным городом Выборгом-Виибори, где будущие журналисты доблестно копали дренажные канавы на местах советско-финских баталий и пили портвейн. Я была студенткой первого курса и на спор прошла по балке разрушенного дома на головокружительной высоте четвертого этажа. Внизу была черная вода, из которой торчали погнутые взрывом железные рельсы. Смерть грозила мгновенная — и грубая, неизящная. Но я прошла, потому что надо мной пытались посмеяться ребята (писклявых и жеманных девиц я тогда в упор не замечала и мнением их не интересовалась). Похолодела внутри — и пошла.

Теперь необходимо было встретиться с ментом. Домашний адрес действительно удалось узнать с помощью тетки.

Взяв в агентстве диктофон, чей-то знак отличника милиции, кучу сводок (для важности), несколько бланков ФСБ, которые забыл на столе Зураб, и кое-что еще из антуража, я отправилась в пригородный поселок, где, по данным бюро регистрации, жил Олег. Странная картина, нелогичная для горожанина. В углу, где поселился злодей, не было улиц, но имелись номера домов. Это был не собственно поселок, а коттеджный городок от НИИ.

— Землю застраивала фирма, ну и прогорела, дома достроила городская администрация и продала их по себестоимости очередникам, — вкратце объяснил мне по телефону знакомый чиновник-архитектор. — Мирских благ в виде дорог, телефонов, цивилизованных сортиров при таком усеченном варианте не ожидалось.

— В «шанхае» живем, порядка никакого в деревне этой нет, — услышала я у дверей закрытого на обед магазина.

Ну что, вперед? Как говорил полковник ВДВ новобранцам на учениях: по статистике, не раскрывается всего один парашют из тысячи. А вас только девятьсот восемьдесят пять человек!

Да, еще один странный слух насчет этого Олега принес знакомый бывший оперативник, который забежал в агентство с утра. На Алапае-ва, оказывается, вешают целых два дела!

— Он, видишь ли, не только насильник, — сказал опер. — Говорят, что в кабинете этого ублюдка учинили обыск и обнаружили незарегистрированный иностранный ствол «Беретта», он сейчас в экспертизе. Ну, попытка изнасилования еще объяснима, но зачем держать в кабинете нештатный ствол, когда для этих целей существуют чердак или подвал, тайничок в стене или на огороде?

Строишь тут, строишь теории, а может, реально, имеешь дело с дураком, с отморозком полным? Что ему взбредет в голову?

Ну что же, будем блефовать…

Жилье Олега Алапаева я нашла после сорокаминутного скитания по коттеджному городку. Каменно-деревянный домик на хорошем фундаменте не производил, однако, впечатления шикарного. Начали строить с размахом, а доделывали, как видно, чуть ли не с использованием заборных досок, оторванных от ограды местной животноводческой фермы. Щель на чердаке прикрывал наспех приколоченный щит с полустершейся, до боли знакомой надписью «Лучшие наставники молодежи». Какой-то меланхоличного вида молодой человек, несколько похожий на Джона Леннона без очков и длинных волос, вкапывал плодовое деревце в политую землю. Видимо, сосед. И я легко, по-дружески, спросила у него:

— Послушайте, здесь где-то живет Олег Алапаев…

— Да… — молодой человек растерянно огляделся по сторонам, как бы ожидая увидеть третье лицо, которому адресовался вопрос. — Но… Олег Алапаев — это я.

От неожиданности я сделала шаг назад. «Джон Леннон» никак не походил на белоглазого бандита с плоским носом. Но на всякий случай твердо сказала:

— К сожалению, тут негде развернуться, ребята ждут в машине около магазина. Я могу вызвать их по рации, но они, скорее всего, заглянут скоро. Участковый тоже… А пока я хочу задать вам несколько вопросов.

И впилась глазами в Олега, внимательно отслеживая реакцию, как учил Глеб. Дрогнут ли руки, запрыгают ли глазки, как изменится выражение лица.

Но Олег просто погрустнел, положил лопату на землю, потер лоб и тихо сказал:

— Постановление о возбуждении уголовного дела и принятии его к производству я читал. Следственное дело шесть восемь — шесть пять — тридцать один по пистолету Егоров оформил, показания с меня сняты. Меня что — вязать приехали? Вы — из ГУВД?

Нет, похоже, этот парень не представлял опасности. Уже сейчас видно — покорно готов протянуть руки под «браслеты» и полон тоски в ожидании грядущих бедствий. Еще заревет, как баба… И я раскололась:

— А вот ошибаетесь. Я вообще не из органов. Агентство журналистских расследований, улица Зодчего Росси — слышали?

…Долгий разговор шел на верандочке, за чаем, который Олег заварил с черничными листьями. Кстати, очень вкусно.

Вытягивать из Алапаева ни одного слова не пришлось, наоборот, Олег увидел во мне соломинку, за которую можно уцепиться, и говорил долго, подробно, взволнованно, но явно не с целью произвести впечатление. Катерину Полушкину и ее дядю, которого все запросто звали Витек, он действительно видел на дне рождения у главврача. И слегка поразился: эта парочка несколько выпадала из культурного общества, во всяком случае вела себя неадекватно. Жирный красномордый Витек, осилив четыреста грамм водки, стал исполнять блатные песни, аккомпанируя себе на гитаре, а поддатая Катя в открытой блузке с визгом бросалась дяде на шею.

Потом она выпучила глаза и с надрывом стала рассказывать о своих экстрасенсорных способностях. Например, в день похорон Николая Второго в Петропавловке царь явился к ней на кухне «как живой» и сказал: «Груз спал с меня, но вам грозят беды!» И действительно — сперли кошелек в электричке, а там тысяча рублей и колечко! Офигеть, вот никто не поверит!