Дело принципа

— Неужели? — Ганнисон надеялся, что сарказм не прозвучал слишком явно.

— Да. Вы забыли сказать, что судья может вынести постановление о передаче дела в суд по делам несовершеннолетних.

— Факт остается фактом, — настаивал Ганнисон. — Убийство является преступлением, которое карается смертной казнью или пожизненным заключением. И я не собираюсь слушать, как какой-то пятнадцатилетний сопляк разглагольствует здесь об Уголовном кодексе.

Он метнул яростный взгляд на помощника окружного прокурора, ясно давая понять, что разглагольствования двадцатипятилетнего сопляка его тоже нисколько не интересуют. Молодой человек невозмутимо смотрел на него:

— Можем мы отойти на минутку, лейтенант?

— Разумеется, — кивнул Ганнисон. В его глазах светился едва сдерживаемый гнев. Он решительно прошел за перегородку, отделявшую комнату для допросов. — В чем дело? — спросил он.

Помощник окружного прокурора протянул руку:

— По-моему, мы раньше не встречались. Меня зовут Соме.

— Рад познакомиться, — машинально ответил Ганнисон.

— Что касается процедуры, — продолжал Соме. — Я лишь хочу предостеречь вас от возможных обвинений, которые впоследствии может выдвинуть адвокат этих мальчишек. Но мы оба знаем, что пятнадцатилетнего ребенка нельзя допрашивать в полицейском участке. Ну ладно, я понимаю, что специального места для проведения таких допросов нет. Но большинство офицеров полиции…

— Большинство офицеров полиции проводят допросы несовершеннолетних в отдельном помещении участка, стараясь хотя бы частично соблюсти правила. Мне это хорошо известно, мистер Соме. Однако, если не возражаете, я хотел бы подчеркнуть, что лишь минуту назад узнал, что мальчишке пятнадцать.

— Я не хотел сказать…

— Нисколько в этом не сомневаюсь. Но я хотел бы выяснить, сколько лет третьему парню, прежде чем отделить взрослых убийц от детей-убийц. С вашего разрешения, разумеется.

— Да, продолжайте, — сказал Соме.

— Спасибо.

Ганнисон вернулся к подросткам и остановился перед третьим парнем, темнокожим мальчишкой с черными волосами и карими глазами. В этих глазах плескался панический ужас.

— Твое имя? — спросил Ганнисон.

— Апосто, — ответил мальчик. — Энтони Апосто.

— Сколько тебе лет, Энтони?

— Шестнадцать.

— Хорошо. — Ганнисон повернулся к Ларсену. — Майк, поговори с Дипаче в канцелярии. А остальных я допрошу здесь. И пока на нас не набросилось общество защиты животных, позвони родителям Дипаче и скажи им, что их дорогой сыночек арестован.

— Хорошо, — кивнул Ларсен и вывел Дипаче из комнаты.

— Итак, — обратился Ганнисон к двум оставшимся парням, — вы совершили убийство, так?

Подростки молчали. Высокий покосился на Апосто.

— Или вы не знали, что он умер? — спросил Ганнисон.

— Мы просто немного повздорили, — заявил Рейрдон.

— И пустили в ход ножи, да?

— Вы не нашли у нас никаких ножей, — возразил Рейрдон.

— Не нашли, потому что вы выбросили их в мусорный бак или передали какому-нибудь дружку на улице. Мы их найдем, можешь не сомневаться. А даже если и нет, вся ваша одежда измазана кровью. Вы давно задумали это убийство?

— Ничего мы не задумали, — ответил Рейрдон и снова взглянул на смуглого испуганного Апосто.

— Ах нет? — развел руками Ганнисон. — Вы просто шли по улице, увидели этого парня и убили его, так?

— Он первый начал, — буркнул Рейрдон.

— О, правда?

— Да, — повторил Рейрдон. — Так ведь, Бэтмен? Испанец первым начал, верно?

— Да, — закивал Апосто. — Он первым начал, лейтенант.

— Надо же, как интересно! — воскликнул Ганнисон. — И как же он начал? Ну-ка расскажите.

— Мы втроем шли по улице, как вы и сказали. А он остановил нас и стал так нахально на нас смотреть, — начал Рейрдон.

— На нем была такая крутая шляпа, — вставил Апосто.

— Какая шляпа? — переспросил стенографист, оторвавшись от своих записей.

— Крутая, — пояснил Ганнисон. — Мужская шляпа с высокой тульей и узкими полями. — Он снова повернулся к подросткам:

— Итак, на нем была крутая шляпа, и он вас остановил, верно?

— Да, — кивнул Рейрдон.

— И что дальше?

— Он начал строить нам рожи, — сказал Рейрдон.

— Точно, — подтвердил Апосто.

— Он сказал, что мы не имеем права ходить по его территории. А потом вытащил клинок.

— Ах, вот как?

— Да. И бросился на нас. Нам пришлось защищаться, иначе он бы нас зарезал. Мы защищались, неужели непонятно?

— От мальчика, который остановил вас на улице, строил рожи, достал нож и бросился на вас? — уточнил Ганнисон. — От него вам пришлось защищаться, так?

— Да, верно, — ответил Рейрдон.

— Ты знал этого парня?

— Никогда в жизни не видел. Мы просто вышли прогуляться. Мы же не думали, что на нас наедет какой-то псих, черт побери!

— Что сделает? — снова переспросил стенографист.

— Наедет, — повторил Ганнисон. — Нападет. Значит, он на вас напал, да?

— Да. Он бросился на нас с ножом. Господи, мы же не хотели умереть, поэтому стали драться. Естественно, мы стали драться. Любой на нашем месте поступил бы так же.

— И вы его убили.

— Я не знаю, убили мы его или нет. Но что бы там ни случилось, это была самозащита.

— Само собой, — сказал Ганнисон.

— Вот именно, — согласился Рейрдон.

— Мальчика звали Рафаэль Моррес, вы знали об этом?

— Нет, — ответил Рейрдон.

— Нет, — повторил Апосто.

— До драки вы его не знали, верно?

— Верно.

— Он остановил вас, нехорошо на вас посмотрел, сказал, что вы идете по его улице, вытащил нож и набросился на вас, так? Так все было?

— Да, — кивнул Рейрдон.

— И до того, как он остановил вас сегодня вечером, вы его не знали? Это тоже верно?

— Да.

— Ну, тогда все ясно, — бросил Ганнисон.

— О чем это вы? — спросил Рейрдон.

— Рафаэль Моррес был слепым, — ответил Ганнисон.

У парней взяли по три комплекта отпечатков пальцев: один — для Федерального бюро расследований в Вашингтоне, другой — для окружного бюро уголовных расследований и третий — для местного городского бюро уголовных расследований. Вся информация по отпечаткам должна была быть готова к завтрашнему опознанию в офисе полицейского управления на Сентр-стрит. Они заполнили карточки об аресте на каждого парня и официально зарегистрировали их.

Дежурный записал в журнал приводов имена троицы, адреса и время ареста. Он также записал время совершения преступления, имя детектива, назначенного для расследования преступления, номер дела и написал: «Ответчик с соучастниками арестованы по обвинению в убийстве».

Детектив лейтенант Ричард Ганнисон и помощник окружного прокурора Альберт Р. Соме были зарегистрированы как присутствующие при внесении записи в журнал. Ребят обыскали, конфисковали их имущество, запечатали в отдельные конверты и также зарегистрировали.

Все записи в журнале заканчивались одинаковыми словами:

«…И отправлен в камеру».

В пятницу днем помощники окружного прокурора, приписанные к отделу по расследованию убийств, собрались в кабинете своего шефа. Они не спеша обсудили дела, которыми занимались на этой неделе. Альберт Соме доложил об убийстве Морреса. Все собравшиеся решили, что обратятся с прошением подготовить обвинительное заключение об убийстве первой степени.

Похоже, они ничуть не сомневались в решении, которое при мет Большое жюри: преступление было совершено, и имелись все основания полагать, что его совершили ответчики.

Представлять обвинение по делу назначили Генри Белла.

Глава 3

В понедельник все пошло наперекосяк с самого утра.

Вернее, это началось еще в воскресенье вечером. В любом случае, похоже, предстоит один из тех дней — если не принять решительные действия прямо сейчас, — которые превращаются в адскую смесь ошибок и совпадений. Хэнк сидел в своем крошечном кабинете, склонившись над расшифровками стенограмм, наконец-то оказавшихся на его столе, и пытался воссоздать события, которые словно части головоломки складывались в зловещую картинку, Первой из этих частей оказалась вчерашняя вечеринка у Бентонов. Вечер воскресенья совершенно не годится для вечеринок, потому что все мужчины пьют слишком много в надежде отвлечься от проблем наступающего дня, а женщины изо всех сил стараются придать выходным дням ореол романтизма, который быстро улетучивается в понедельник с первым звонком будильника. Помимо всего прочего, именно в этот воскресный вечер Чарли Кук напился по-настоящему, вдрызг, до потери человеческого облика, а Элис Бентон завела свою старую песню о том, как лет восемь назад ее избил муж. Воспоминания об этом легендарном событии явно были навеяны видом Чарли в бессознательном состоянии, лежавшего посреди гостиной. В результате все гости (за исключением Чарли Кука) разошлись задолго до полуночи.