Тайна Запретного города

- Значит, он тоже нащупал какую-то ниточку?

- Вероятно. Иначе с какой стати он стал бы интересоваться убийством владелицы ресторана? Ресторан иродолжает функционировать - его кто-то купил. Но вряд ли Рекс появится там еще раз. Скорее всего, он перешел на запасную явку. Это лишь мои предположения. Вам предстоит выяснить, насколько они верны.

- Н-да, здесь придется повозиться, - задумчиво проговорил Уоррел. - А Уайт каким-либо образом координировал свои действия с этим самым Туаном?

Митчелл отрицательно покачал головой:

- Они регулярно встречались. Туан с улыбкой - вы же знаете, как умеют улыбаться азиаты, - говорил Уайту о необходимости действовать вместе, а сам фактически полностью саботировал всяческое сотрудничество с нами.

- Почему?

- По-видимому, никак не может простить нам своего провала в шестьдесят девятом году. Тогда он был полковником безопасности и прошляпил вьетконговцев в окружении президента. А мы их накрыли. Его разжаловали до майора, понизили в должности...

- Когда я должен вылететь в Сайгон?

- Неплохо было бы сделать это еще вчера. Но я, к сожалению, был занят и не смог вас принять.

- Я понял, сэр. Завтра я буду в Сайгоне.

Хоанг не торопясь шел по Старому рынку и время от времени останавливался у какой-нибудь лавки. Он брал в руки первую попавщуюся и ненужную ему вещь, рассматривал ее, торговался, украдкой проверяя, нет ли сзади "хвоста". Иногда он задерживался у лотков со старинными монетами.

- Есть монеты времен Минь Манга? - спросил он у одного из торговцев.

Тот отрицательно покачал головой. У торговца, сидевшего рядом, такой монеты тоже не оказалось. Хоанг хотел было пройти дальше, но вдруг наконец раздалась первая фраза пароля.

- Господин ищет монеты времен Минь Манга? - спросил мужской голос слева.

Хоанг повернулся и невольно вздрогнул: было что-то знакомое в лице говорившего. "Наверное, показалось", - подумал он. Он не заметил, что и торговец, который произнес условную фразу, как-то странно посмотрел на него - расстерянно и испуганно.

Хоанг сел перед торговцем на корточки, взял монету, повертел в руках:

- Да, это, пожалуй, то, что мне нужно. Сколько ты хочешь за нее?

- Десять тысяч пиастров, господин.

- Дороговато. Шесть тысяч.

- Шесть тысяч за такую редкость? - на лице торговца было написано неподдельное изумление. - Господин смеется надо мной.

"Где же я мог его видеть?" - пытался вспомнить Хоанг.

- Семь с половиной, - предложил он.

Теперь торговец должен был назвать окончательную цену, которая вместе с ценой Хоанга дала бы предусмотренную паролем сумму: шестнадцать.

- Нет. Восемь с половиной, и монета ваша.

- Ну, хорошо, - согласился Хоанг, отсчитывая деньги.

- Большое спасибо, господин, - благодарно закивал торговец, вручая ему монету. - Большое спасибо. Приходите еще. У меня бывают очень редкие монеты.

И в этот момент Хоанг понял, кто сидит перед ним. "Нет, невозможно! возразил он самому себе. - Они просто похожи. Ведь Лан писала, что Шона застрелили полицейские на ее глазах".

Он медленно побрел дальше: после того как они обменялись условными фразами, связник должен был ждать Хоанга через два часа у рынка Бентхань. Хоанг шел, а в голове радостно билась мысль: "Это Шон! Шон! Брат!"

Хоанг вышел к памятнику перед рынком без двух минут час. Спустя минуту появился связник, и теперь Хоанг уже окончательно понял, что не ошибся.

Шон повел его переулками в сторону от центра. Шли они минут двадцать. Хоанга охватила бурная радость. Он двигался метрах в пятнадцати сзади Шона и с трудом сдерживался, чтобы не подбежать к брату, не схватить его за плечи, не стиснуть в объятиях. Невероятно! Он заново обрел жену, брата!..

Шон подошел к обшарпанному дому, отпер железные двери-жалюзи и исчез внутри. Хоанг на мгновение задержался у входа, оглянулся и шагнул следом.

Шон запер двери. Он молча нагнулся, пошарив в углу, потом резко выпрямился и повернулся к Хоангу. В его руке поблескивал пистолет.

Хоанг, готовый уже броситься в объятия брата, сделал по инерции шаг вперед и остановился в растерянности:

- Шон! Я не верю своим глазам! Неужели это ты?

Глаза брата смотрели на Хоанга холодно и отчужденно,

- Ни с места, - произнес он. - Руки.

- Опомнись, Шон! - Хоанг чуть приподнял ладони. - Я - Хоанг, твой брат. Неужели ты не узнал меня? Боже мой, Шон, ты жив! А Лан писала, что тебя убили полицейские.

Шон опустил пистолет. Теперь и на его лице появилась растерянность.

- Хоанг, - прошептал он. - Не может быть!

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, потом одновременно рванулись вперед, обнялись.

- Брат! - Шон откинул голову, чтобы лучше рассмотреть Хоанга. - Ты прости, прости меня. Я тебя не узнал. Ты так изменился. Твое лицо еще на рынке напомнило мне одного... из охранки. Нервы. Но теперь это уже не важно. Понимаешь, я подумал...

- Все понимаю, все, - тихо и радостно смеялся Хоанг. - Ты стал осторожен и недоверчив. Это в порядке вещей.

Лицо Шона стало серьезным:

- Когда теряешь лучших друзей, поневоле становишься таким.

- Да и я тебя не сразу узнал, - признался Хоанг. - Мелькнула мысль... Но я решил, что ошибся, что просто встретил похожего на тебя человека.

Шон положил пистолет на низкий, покрытый бамбуковой циновкой топчан, взял Хоанга за руки и, сев на топчан сам, усадил его рядом.

- Ты не представляешь, как я рад нашей встрече. Подожди, сколько же лет мы не виделись?

- Пожалуй, больше двадцати.

- Двадцать лет! - воскликнул Шон. - Подумать только - двадцать лет! Ну, рассказывай, рассказывай, как ты жил все эти годы?

- Как жил? Партизанил в джунглях. Потом - подпольная работа. Ничего особенного. Ты-то как? Ведь я считал тебя погибшим. Помнишь нашу последнюю встречу в августе пятьдесят третьего?

- Еще бы! Ты сказал тогда, что Лан ждет ребенка.

- Так вот, через несколько дней меня взяли на улице. Я думал случайно. Но потом понял: кто-то выдал. Сначала водили на допросы. Потом трибунал, приговор: смертная казнь через повешение. Но мне устроили побег, и я перебрался в освобожденные районы. Первое время получал весточки от Лан, от тебя...

- Ну как же, - оживился Шон, - прекрасно помню. Лан передавала свои письма через меня. А я еще подшучивал над ней и говорил, что по правилам конспирации не положено вести любовную переписку. Ух, и злилась же она на меня!

- А потом пришло последнее письмо от Лан, - продолжал Хоанг. - Совсем короткое - всего несколько слов. Она писала, что у нас родился сын и что ты погиб в перестрелке с полицией на ее глазах. Если бы ты знал, как я переживал! Даже рождение Виена не обрадовало меня. Ведь я тебя любил больше, чем остальных братьев. Помнишь?

- Конечно помню, - задумчиво отозвался Шон. - Ты всегда заступался за меня перед отцом. Хотя попадало мне всегда за дело.

- Это верно, - согласился Хоанг. - Ты доставлял ему немало огорчений своими выходками.

- Да, я заставил тогда всех вас поволноваться. Помнишь, я заявил, что буду артистом, и убежал из дому с бродячей труппой? А как собирался стать богачом и завел дружбу с сыном хромого Тюнга - помнишь? Он держал ткацкую фабрику.

- Помню, - кивнул Хоанг. - Помню, как он чуть не затащил тебя в бойскауты националистов, да ты вовремя опомнился. Мы все ужасно переживали за тебя. Особенно отец. Он так боялся, что ты окажешься в другом лагере. А я его успокаивал и говорил, что это у тебя - возрастные заскоки и что ты обязательно станешь настоящим человеком. Так оно и получилось. Прошло время, ты угомонился и избрал единственно верный путь.

- И все благодаря тебе. Сколько сил ты потратил, чтобы образумить меня!

- Как давно это было! К счастью, Лан ошиблась, и я снова вижу тебя. Я до сих пор не могу поверить...

- Лан не ошиблась, Хоанг, - снова стал серьезным Шон. - Считай, что я выбрался с того света.