Серебряная пуля

Лишь гораздо позже я узнал, что и здесь без отца не обошлось. Оказалось, что в фирму брали только по большому блату, своих. Уж не знаю, кто обо мне позаботился (батя клялся, что точно не он), но, наверное, сработало имя — сначала дед, а затем и отец входили в «высшие» круги городского общества.

Работа в фирме оказалась не бей лежачего, что для такого лентяя, как я, было манной небесной. Несколько лет я влачил полусонное и безбедное существование, пока не грянул кризис. Нужно сказать, что моя начальница благоволила ко мне, и если бы не разница в возрасте и не мои принципы… Короче говоря, я не рискнул. Зачем мне лишние приключения?

Когда фирма приказала долго себя помнить, мадам даже прослезилась, прощаясь со мной. Надо отдать ей должное: при всем том она была дамой симпатичной, добросердечной и не позволяла себе хамства с подчиненными.

— У нас сейчас столько разных сект — как грязи, — сказал я. — Сотни, если не тысячи. Мусор со всего мира приплыл к нашим берегам. Куда смотрит власть?

— Туда и смотрит… — буркнул майор. — Демократия…

— Зато скоро вы будете не менты, а полисмены. Президент уже указ подготовил. И наступят для нашего народа великое счастье и благодать. При аресте нам станут зачитывать наши права, СИЗО отремонтируют, и будут в нем ковровые дорожки, телевизоры и кофа с какавой по утрам.

— Не ерничайте! — огрызнулся Завенягин. — Мне сейчас не до шуток. Кто знает, как оно обернется…

— Думаете, попрут?

— Все может быть.

— Вам-то чего бояться? У вас высшее юридическое образование, пойдете в адвокатуру.

— Я мент по жизни. Привык уже. Сжился с мыслью, что другого мне не дано и не нужно.

— Что ж, каждому свое…

Завенягин тяжело вздохнул и сказал:

— А, будь что будет… Но вернемся к нашим проблемам. Я уверен, что вы темните. Уж не знаю почему. На маньяка вы, конечно, не тянете, однако, как я говорил ранее, везде просматриваются ваши следы. Точнее — намеки на следы. Странно все это…

Еще как странно, подумал я. Может, открыться ему и рассказать все, как было? В том числе и о случае с похищением. Нет, ни в коем разе! Дурачина, разве ты не знаешь, что менты мягко стелют, да жестко спать приходится? Завенягин тебе не брат и не сват, а значит, снисхождения не жди. Тем более что в свете очередной реформы милиции ему нужен положительный результат.

— Да, я немного притемнил… — Тут я умолк, изобразив раскаяние.

Пауза вышла у меня гениальной. Ну точно по Станиславскому. Майор даже заерзал на стуле от волнения и нетерпения. Он ждал от меня откровений. И я выдал:

— Во время предыдущей встречи я уже знал, что Брюсов сделал меня наследником… но не сказал. Побоялся. Ведь теперь я стал подозреваемым под первым номером. Не так ли?

Завенягин мучительно скривился, словно только что сжевал целый лимон и тот застрял у него в горле. Майор явно надеялся на сенсационное признание. Я не стал ожидать ответа на свой вопрос и покаянно продолжил:

— Так что прошу пардону. Виноват. Но вы должны меня понять…

— Понимаю… — выдавил из себя майор.

Бедный мент! Наверное, ему стало больно от такого облома, потому что на его каменном лице появилась и тут же исчезла гримаса, которую можно было толковать как угодно.

— И это все? — наконец совладав со своими эмоциями, спросил Завенягин, одарив меня волчьим взглядом.

— Все, — ответил я с таким честным видом, что даже сам себе поверил.

— Ценю вашу откровенность… — Он хотел еще что-то сказать, но тут подал голос его мобильник. — Слушаю! — Майор прижал трубку к уху. — Что?! Это точно? Что сказал медэксперт? Отравили? Как это могло случиться?! И где — в СИЗО! Куда смотрели эти идиоты?! Да… Да! Хорошо, я сейчас приеду.

Наверное, Завенягин забыл, что он не в своем кабинете. Глянув на меня, он сокрушенно покачал головой, поспешно спрятал телефон в карман и резко поднялся.

— Серьезная проблема?.. — спросил я с сочувствием.

— Куда уж серьезней… — буркнул майор, направляясь к выходу. — Спасибо за угощение. Кстати, а где ваш друг?

— Вы о ком?

— Ну этот… как его?.. — Завенягин наморщил лоб и пощелкал пальцами. — С которым вы весьма обстоятельно «вспоминали» армейские годы.

— Пеха? Петр Симаков?

— Да.

— Наверное, дома.

— Дома его нет. Я интересовался. Где он может быть?

— Видимо, в отъезде. Пеха, как и я, безработный. Скорее всего, ищет какую-нибудь подработку. А зачем он вам?

— Нужно кое-что уточнить, — туманно ответил майор, вышел на лестничную площадку и уже оттуда попрощался: — До свидания.

— Бывайте здоровы…

Входная дверь закрылась, а я как стоял, так и привалился к стене. Я уже понял, кого отравили в СИЗО. Это знание пришло ко мне в виде наития, но я был уверен, что моя догадка верна. Скорее всего, жертвой отравления стал Кованый. А иначе почему майор так бурно отреагировал на это известие? Кованый — важный свидетель. Завенягин хитрая бестия, у него из головы конечно же не выходит случай на парковке возле супермаркета и странная видеозапись. А тут еще два фоторобота… Поневоле призадумаешься.

Я не сомневался, что Завенягин будет прессовать Котю и Кованого по полной программе — пока они не расколются. Но если «гений» от электроники — мелкая шишка и ему мало что ведомо, то второй представлял для следствия несомненную ценность. Похоже, майору известно больше, чем он говорит. Это понятно — в угрозыске свои тайны. Что касается Кованого, то он слишком много знал, поэтому его и убрали. Но кто? Это вопрос.

И наконец, зачем майору понадобился Пеха? Он в моих делах сбоку припека. Или мент хочет его хорошо прокачать, чтобы добыть ценную информацию о моей персоне? Тогда хрен он угадал. На Пехе где ляжешь, там и встанешь. Проще добиться взаимности от каменной стены. Для него армейская дружба была святой.

Спустя полчаса, которые прошли в размышлениях, я кивнул, соглашаясь со своими доводами, и решительно набрал телефонный номер из своей старой записной книжки.

Глава 11

Бедуин

Мы звали его Бедуином. Мы — это ученики сто двенадцатой школы, где этот удивительный кадр, смахивающий на чудака-профессора Паганеля из романа Жюля Верна «Дети капитана Гранта», преподавал историю и географию. Он был длинным, как жердь, и черным, словно галка. В его жилах текла испанская кровь. Отец Бедуина, летчик, воевал в Испании и после поражения республиканцев его вместе с будущей женой-испанкой вывезли в Союз.

Бедуин был фанатом. Фанатом всего, за что брался. Свое прозвище он получил, когда наконец исполнил мечту детства — проехался на верблюде по пустыне Сахара. Зачем это было ему нужно, он и сам не мог толком объяснить. Попутешествовал почти месяц по раскаленным пескам — и все дела. Из Египта Мартин Викторович (так звали нашего Паганеля) привез много фотографий, а одну, большую, в красивой рамке, где он в национальной одежде кочевников гордо восседает на дромадере, наш учитель повесил в кабинете географии. После этого его и прозвали Бедуином.

У него было много разных увлечений, о которых он рассказывал нам на уроках. А мы разинув рот благоговейно внимали его речам — оратором Бедуин был потрясающим. Наверное, поэтому я и полюбил историю — это была одна из немногих дисциплин, по которой у меня в табеле красовалась уверенная пятерка.

Мартином, как он рассказывал, его назвала мать. Наверное, мамаше Бедуина очень нравилось кликать его в детстве Мартинито. Это ласкательное имя служило ей постоянным напоминанием о далекой и недосягаемой родине. Мать нашего учителя знала много языков и передала эти знания своему сыну. Казалось бы, ему самое место в институте иностранных языков, но Мартинито закусил удила и ударился в историю с географией.

Когда СССР распался и открылись шлюзы, Бедуин ринулся в заграничные путешествия, которыми раньше буквально бредил. До этого, пока кордоны были закрыты, он объездил весь Советский Союз и почти все соцстраны. Но постепенно его исследовательский пыл угас, и ближе к пенсии он ударился в другую крайность — стал ревностным христианином.