Честный акционер

«Чертов медведь!» — подумала о нем тогда Лариса.

Потом он беседовал с отцом, обсуждая с ним проблемы инвалидов, а Лариса сидела в кресле в углу и читала журнал. Время от времени ей казалось, что Евгений смотрит на нее. Но как бы резко она ни поднимала голову, она ни разу не перехватила его взгляд.

«Может, мне мерещится?» — усмехнулась Лариса.

Но нет, ей не мерещилось. Евгений действительно смотрел на нее. Но он слишком быстро отводил взгляд (он вообще не любил встречаться с кем-то глазами, зная, что людей коробит от его взгляда). Отчасти в этом помогал и длинный чуб, нависший на лоб и бросающий тень на его карие глаза.

Вскоре он распрощался с отцом, кивнул Ларисе и вышел из кабинета.

— Странный тип, — сказала Лариса отцу.

Павел Петрович пожал плечами:

— Не знаю, не заметил. И в чем, на твой взгляд, заключается его странность?

Лариса наморщила лоб и задумчиво проговорила:

— Он похож на снежного человека. Или на дикого самца гориллы. Да, пожалуй, это сравнение будет точнее.

Отец удивленно на нее посмотрел, затем тряхнул головой и рассмеялся.

— Слышал бы Женя твои слова!

— Не дай бог, — усмехнулась в ответ Лариса. — Он бы просто сломал мне шею! Это было бы в его характере!

— Не перегибай. Женя славный парень.

— А я и не спорю, — отозвалась Лариса. — Чем он сейчас занимается?

— Он только что демобилизовался. Теперь устраивается на работу.

Лариса усмехнулась:

— Мясником? Или киллером?

— Почему мясником? — удивился отец. — Спасателем в МЧС.

— Ясно. Ладно, пап, я пойду покурю. Если понадоблюсь — найдешь меня на площадке, возле окна.

Лариса подошла к площадке и вздрогнула от неожиданности:

— Вы?

Евгений мрачно (как показалось Ларисе) посмотрел на нее и ответил:

— Я. Вы удивлены?

— Я думала, вы уже ушли, — сказала Лариса.

— Хотел. Но сперва решил покурить. — Бабаев поднял правую руку и показал ей дымящуюся сигарету, зажатую в толстых, грубых пальцах. — Никак не могу бросить. Хотя врачи настаивают.

— Врачи? — Лариса прищурилась. — А что с вами? Вы больны?

— Контузия, — объяснил Бабаев. — Вот, смотрите.

Он взял в пригоршню свой густой чуб и откинул его

со лба. Лариса увидела багровый, испещренный шрамами лоб.

— Откуда это у вас? — нахмурившись, спросила она.

— Задело, — нехотя ответил Бабаев. И, усмехнувшись, добавил: — Плохо прятался, вот и получил… на орехи.

— Так вас демобилизовали из-за этой контузии? — спросила Лариса.

— Угу. Несколько месяцев провалялся в госпитале.

— И как?

— Что — как?

— Контузия все еще вас тревожит?

Бабаев вздохнул — хрипло, тяжело — и ответил:

— Иногда. Бессонница мучает. А то вдруг ни с того ни с сего накатит паника. — Он блеснул на Ларису глазами и быстро пояснил: — Хотя я никогда не был трусом. Сам не знаю, откуда это берется.

Лариса вгляделась в лицо Бабаева и мягко улыбнулась. Ее подкупила откровенность, с которой этот медведь, этот снежный человек, спустившийся с гор, отвечал на ее вопросы.

— Вы так на меня смотрите… — проговорил он.

— Как?

Бабаев криво ухмыльнулся:

— Как красавица смотрела на чудовище. Я кажусь вам таким страшным?

— Страшным? — Лариса фыркнула. — С какой стати?

— У меня ведь изуродовано лицо, — напомнил он.

— Во-первых, не лицо, а только лоб. А во-вторых, шрамы украшают мужчину. И вообще, чем задавать глупые вопросы, лучше дайте огоньку.

— Да, конечно. — Бабаев достал из кармана зажигалку, крутанул колесико и поднес пламя к сигарете Ларисы.

Лариса посмотрела на него исподлобья. Он отвел взгляд.

— Почему вы никогда не смотрите в глаза? — спросила она.

— Не знаю. Привычка.

— В этом есть что-то звериное. Звери ведь тоже не смотрят друг другу в глаза, правда?

— Иногда смотрят. Когда хотят вызвать противника на бой.

— А, теперь понятно. Вы не смотрите в глаза собеседнику, чтобы не смущать его. А то он подумает, что вы готовитесь к схватке, и убежит от вас, поджав хвост. Но мне вы можете смотреть в глаза смело. Я не убегу и нападать на вас тоже не стану. Кстати, у вас взъерошены волосы. У вас есть расческа?

Бабаев хлопнул себя по карманам и покачал головой:

— Кажется, я забыл ее в машине.

— Не беда. — Лариса достала из кармашка свой гребешок и протянула руку к голове Бабаева. Он инстинктивно отшатнулся. — Я ведь сказала, что не стану нападать на вас, — весело напомнила Лариса. — Расслабьтесь. — Она причесала Бабаеву волосы. Полюбовалась произведенным эффектом: — Ну вот. Теперь вы снова похожи на человека.

С того дня Бабаев стал появляться в офисе почти каждый день. Иногда он поджидал Ларису возле входа, за кустами акации. Завидев Ларису, он выходил из-за куста и протягивал ей букетик цветов — иногда это были розы, иногда гвоздики, иногда астры. Потом он предлагал Ларисе подвезти ее на своем «жигуленке» и, получив отказ, некоторое время шел с ней рядом. Он называл это «проводить до метро». Хотя до самого метро они никогда не доходили, примерно на полпути Лариса останавливалась и строго говорила:

— Вам незачем идти дальше, Женя. Мне хочется побыть одной, ясно? И хватит дарить мне цветы. Вы меня Поняли?

— Понял, — отвечал Бабаев.

— Ну тогда — пока!

И дальше Лариса шла одна. А на следующий день он опять поджидал ее с цветами, спрятавшись за акацией, и все повторялось вновь.

6

Постепенно Лариса смирилась с его ежедневным появлением, приняв это как особый ритуал, которого невозможно избежать. Дни шли за днями. Примерно через две недели после начала их знакомства Лариса, как всегда, распрощалась с Бабаевым на полпути до метро и дальше пошла одна. Было часов восемь вечера. Дорога к метро проходила через небольшой скверик, который днем был заполнен молодыми мамашами и их колясками, а к вечеру становился пустынным, если не считать подростков, слоняющихся по аллеям парами и небольшими группами. На этот раз аллея, по которой шла Лариса, была совершенно пуста.

Лариса шла и размышляла — об отце, о брате, о своей жизни. А подумать тут было о чем. Жизнь, несмотря на все хорошее, что в ней было, никак не хотела налаживаться. Почему? Да потому что ни отец, ни брат не чувствовали себя счастливыми. Отец так толком и не оправился после смерти матери. Иногда он запирался на кухне и сидел там целыми часами, не отвечая ни на стук, ни на уговоры дочери и сына. Лариса знала, что в эти моменты он просто сидит на стуле и смотрит в окно. Словно внутри него включался какой-то ступор.

Лариса не раз просила отца обратиться к врачу, но он лишь отмахивался от нее. «Больную совесть ни один врач не вылечит», — мрачно отвечал он. Вероятно, отец чувствовал себя виноватым в смерти жены — Ларисиной мамы. «Когда мы поженились, я дал ей слово, что буду беречь ее, как свое самое дорогое сокровище, — признался он однажды Ларисе. — А себе дал слово: что бы ни случилось — не допущу, чтобы она умерла раньше меня… Всегда был уверен, что она меня переживет. А теперь…» — И он лишь развел руками.

У брата Геннадия тоже не все было в порядке. До армии он был славным, добрым парнем, а после армии обозлился на людей, стал в каждом из них видеть своего личного врага. У него даже выражение лица стало другим — высокомерным, презрительным, холодноватым. Как у члена магического ордена, посвященного в такие тайны бытия, о которых простые люди даже не догадываются.

Они все еще жили под одной крышей, но прежней сплоченности не было. Отец занимался ассоциацией, вкладывая в нее всю душу, отдавая ей все силы и все нервы, брат… брат прыгал с работы на работу, нигде не находя пристанища (пару недель назад коллега Храбровицкого, Борис Берлин, устроил его охранником в свой офис, но продержится ли Г еннадий там — это был вопрос). А сама Лариса, обожая и отца и брата, металась между ними, как медиум, курсирующий между царством мертвых и царством живых, стараясь помочь своим родным мужчинам, подбодрить их, однако — как ей казалось — ни отец, ни брат не замечали ее усилий.