Честный акционер

Лариса насмешливо посмотрела на отца. Иногда — после бокала-другого вина или после пары стопок водки — у него случались приступы словоохотливости, которые брат Ларисы Геннадий грубо именовал «словесным поносом». И когда они случались, остановить его не могло ничто. В такие моменты отец начинал выражаться напыщенно и торжественно.

— Вы понимаете, — продолжал Павел Петрович, — что эти ребята — главный потенциал России. Что на них, как на плечах Антея, держится все наше…

— На плечах Атласа, — поправила отца Лариса. —

Это он держал на своих плечах небесный свод. А Антей набирался сил, припадая к земле.

— Вот именно, — не растерявшись, кивнул отец. — Наши ребята, как Антеи, набираются сил в этом пансионате, припадая к родной российской земле и дыша родным российским воздухом. Воздухом святости и патриотизма! Так давайте же выпьем за всех честных людей, которые еще остались на нашей земле! За вас, Михаил Сергеевич!

Они чокнулись и пригубили немного из своих бокалов. Кизиков тут же схватил бутылку и с возгласом «надо обновить!» снова долил их доверху. Храбровицкий воззрился на него с нескрываемым удивлением. Лариса покраснела от стыда.

— У меня созрел еще один тост! — объявил Кизиков.

«Ну все, он готов, — с раздражением подумала про отца Лариса. — И зачем только мы пили это дурацкое вино? Надо было обойтись чаем или кофе. Хотя кофе отцу тоже нельзя. В следующий раз куплю ему пакет сока — и пусть пьет хоть до помутнения».

Храбровицкому и Ларисе пришлось снова поднять бокалы. Павел Петрович удовлетворенно кивнул и продолжил:

— Раньше, в благословенные советские времена, в нашей стране не было богатых людей. А до революции их было много. Но русские миллионеры тем и отличались от западных, что они не только набивали собственные карманы, но и тратили огромные суммы на благотворительность. Это их стараниями Россия стала великой страной! Если вспомнить имена Морозова, Мамонтова…

Храбровицкий поставил бокал на стол и достал из кармана сигареты. Взгляд Павла Петровича упал на грязную пепельницу. Глаза его гневно сверкнули. —

Извините, я сейчас, — быстро «свернулся» он, поставил бокал, встал и направился к барной стойке.

— Ваш отец — прирожденный оратор, — весело сказал Храбровицкий, закуривая.

— Не то слово, — печально улыбнулась Лариса. — Этот его тост продлится час, не меньше. А следующий растянется на два часа.

— Пусть выговорится.

Лариса вздохнула:

— Вам-то хорошо, вы сейчас уедете. А мне с ним весь вечер сидеть. Он договорится до того, что у меня заболит голова.

— Неужели все так серьезно?

— Серьезней, чем вы думаете. Иногда мне кажется, что эта его пьяная болтливость — результат давнего ранения. — Правда, мама говорила, что он и до ранения был таким.

Храбровицкий шевельнул бровями.

— Он ведь Герой России, да?

Лариса кивнула:

— Да. На банкете по случаю вручения он чуть не заговорил до смерти самого президента.

— И что же делать?

— Если его оставить одного минут на десять, он быстро «сдуется». В такие моменты болтливость переходит у него в мечтательность. А это уже безопасно.

— Вы уверены?

— Да. На все сто.

Павел Петрович вернулся с чистой пепельницей. Поставил ее перед Храбровицким и сел на свое место.

— Итак, за что мы пили? — Кизиков хотел взять бокал, но Храбровицкий положил ему на руку ладонь.

— Знаете что, Павел Петрович? — мягко произнес он. — Вы не будете Сильно возражать, если я на полчасика украду вашу дочь?

— Э-э…

— Я хочу прогуляться по сосновой роще, — объяснил Храбровицкий. — А из нее получится неплохой проводник.

— Да, конечно. О чем речь! — Кизиков повернулся к дочери и повелительно изрек: — Лариса, отправляйся с нашим гостем. Покажи ему, что и как. Да, и возьмите с собой шампанское! А у меня еще осталось немного вина.

2

Они прошли по сосняку с полкилометра, вышли на небольшую полянку и увидели деревянный стол и две врытые в землю скамьи перед ним.

— Здесь отдыхающие играют в шахматы и домино, — объяснила Лариса.

— Но чаще, наверное, в карты? — догадливо улыбнулся Храбровицкий. — В такой райской тиши парням наверняка не хватает острых ощущений. Азартные игры — прекрасная возможность уравновесить ситуацию.

— Это да, — согласилась Лариса. — Это иногда случается. А вы… — Лариса искоса посмотрела на Храбровицкого, — азартный человек?

— Был когда-то, — кивнул тот. — Однажды я проиграл в рулетку тридцать тысяч долларов. Но знаете, Лариса, в любом бизнесе холодный расчет и уравновешенный ум важнее и полезнее азарта. Мне пришлось избавиться от многих вредных привычек, прежде чем я стал хорошим бизнесменом.

— А у вас их было много, вредных привычек?

Храбровицкий остановился и посмотрел на Ларису ясными, блестящими глазами.

— А вы сами как думаете?

— Я думаю, да, — сказала Лариса. — Ведь у вас была такая бурная молодость. То есть… вы, конечно, и сейчас не старик…

Храбровицкий запрокинул голову и весело расхохотался. Лариса тоже улыбнулась, хотя чувствовала себя смущенной из-за проявленной бестактности.

— Да уж, — смеялся Храбровицкий. — Не старик. Между прочим, мне всего тридцать девять! Да-да, не удивляйтесь, мне еще нет и сорока! А то, что волосы седые, так это от больше нервов, чем от прожитых лет!

— Я совсем не имела в виду, что вы старик, — смущенно произнесла Лариса. — По мне, так даже наоборот, вы красивый, молодой мужчина! Вы похожи на Пола Ньюмена! Правда-правда. Но только в молодости. Я хотела сказать — в его молодости!

— На Пола Ньюмена? — Храбровицкий усмехнулся. — С Полом Ньюменом меня еще никто не сравнивал.

— Не улыбайтесь, — краснея, ответила Лариса. — Вы правда на него похожи. У вас такие же утонченные черты и… мужественный профиль.

— А вам нравится Пол Ньюмен?

— Это мой любимый актер!

Храбровицкий внимательно посмотрел на Ларису.

— И давно вы в меня влюблены? — спросил он вдруг.

Лариса вспыхнула, как свечка.

— С чего вы взяли, что я в вас влюблена? — с вызовом произнесла она.

Храбровицкий прищурился и медленно произнес:

— Профессиональная наблюдательность. Моя профессия научила меня разбираться в людях.

— Какой вы… самонадеянный, — гневно выговорила Лариса. — Скажите еще, что видите меня насквозь!

— Насквозь — нет. Но… — Он нежно обхватил ее за талию. — Идите сюда.

— Что вы… — возмущенно начала Лариса, но договорить не успела. Храбровицкий впечатал в ее губы крепкий поцелуй. Отпрянул, чтобы взглянуть на ее лицо, и, прищурившись, спросил:

— Ну как? Теперь вы объявите меня хамом и дадите мне пощечину?

Вместо ответа Лариса обхватила его щеки ладонями, решительным жестом притянула его к себе и тоже поцеловала.

— Вот это да! — восхищенно произнес Храбровицкий, как только они разомкнули губы. — Вы не только очень красивая, но и очень решительная девушка. Пожалуй… я таких еще не встречал.

— Вы первый начали, — по-детски проговорила Лариса. Щеки ее пылали, сердце бешено колотилось. Она была готова провалиться сквозь землю.

Казалось, Храбровицкий понял ее состояние. Он поднял пальцем ее подбородок — жест был решительный, мужской, но нежный и осторожный.

— Не надо стесняться своих чувств, ангел, — мягко сказал он. — Оставайтесь всегда такой же открытой, и вы никогда не состаритесь. Поверьте мне, я знаю, что говорю.

Его глаза светились нежностью. «Неужели мне это не снится? — подумала Лариса. — Неужели я только что целовалась с ним?» Все это казалось ей прекрасным сном. Лариса набралась смелости и сказала:

— Оставайтесь сегодня ночевать в пансионате. Уже поздно. Пока доберетесь до города, стемнеет.

— Я не боюсь темноты, — возразил Храбровицкий и вновь, еще пристальнее, чем прежде, вгляделся в лицо Ларисы. — Вы правда хотите, чтобы я остался? — спросил он, понизив голос почти до шепота.