Его осенило в воскресенье

Убитый архитектор? Грязный тип, расследованием смерти которого должен заняться Де Пальма. А синьор Кампи и синьора Дозио? Два очень вежливых и остроумных человека, которых он извел своими вопросами. Сантамария посмотрел на часы.

— Теперь мне уж точно пора идти. Иначе вы подумаете, что полиция не только сама теряет время попусту, но и заставляет других делать то же самое.

Вставая, он услышал, как захрустел лежавший в кармане брюк конверт с фотографиями.

— Кстати, не могли бы вы дать мне практический совет насчет орудия преступления, — обратился он к Массимо. — Видите ли, мы уверены, что… этот предмет принадлежал Гарроне, но все-таки не исключено, что его оставил убийца. По религиозным или каким-либо иным причинам, — с улыбкой добавил он. — В любом случае нам было бы полезно узнать, что он собой представляет.

Кампи удивленно вскинул на него глаза.

— Нас интересует происхождение этой вещи, — пояснил Сантамария. — Как вы думаете, могла она принадлежать коллекционеру?

— Вы хотите сказать, что это предмет экзотический, сделанный каким-нибудь искусным ремесленником? — спросил Массимо.

— Именно это и пришло мне на ум. Но он мог быть куплен и в «Балуне», это не исключено.

— Если бы ваше предположение подтвердилось, я бы очень удивился, — с улыбкой сказал Массимо. — Некоторые до сих пор идут в «Балун» с тайной надеждой отыскать там картину Ван-Гога. Между тем из уникальных вещей там остались лишь несколько вальдостанских колокольчиков.

Анна Карла вдруг, сама того не подозревая, произнесла фразу, которая сразу вернула Сантамарию в тревожные времена юности.

— А не отвезти ли мне туда в субботу мою бостонскую гостью. Или лучше показать ей Супергу?

Идиллия кончилась. Теперь каждый вернулся в свою сферу, стал чужим и недоступным. Эта субботняя поездка, мелкий эпизод из повседневной жизни унес Анну Карлу с той же неумолимостью, с какой смерть унесла Гарроне. А Сантамария, к собственному удивлению, почувствовал себя бедным шестнадцатилетним юношей.

— Вези ее в «Балун», ты в любом случае ничего не потеряешь. Если у этой американки артистические наклонности, то она уже насмотрелась на наши церкви и немного фольклора ее позабавит. Если же она…

— Почему бы и тебе, Массимо, не поехать с нами? Хоть раз мне поможешь.

— О нет, проси все, что угодно, но только не в «Балун»…

Они спорили, договаривались… а он со своим юношеским прыщиком на лице и с обкусанными ногтями был отторгнут. Проглотив горькую пилюлю, он вынул из кармана оранжевый конверт с фотографиями каменного фаллоса, сделанными в отделе судебной экспертизы.

— Если его не приобрели у перекупщиков из «Балуна», то мне придется обратиться к антиквару или к человеку, разбирающемуся в этих вещах, скажем, к коллекционеру либо к археологу… — Он повертел конверт в руках, так его и не открыв. — Правда, мне не хотелось бы ходить с этой штукой от одного к другому и показывать ее, точно фотографию преступника, которого разыскивает полиция.

— Согласен, — сказал Кампи, — это весьма неприятно. Погодите, а может…

Анна Карла вскинула руку.

— Я, пожалуй, знаю…

Она задумчиво посмотрела на Сантамарию.

— Ты тоже подумала о монсиньоре Пассалакуа? — спросил Массимо.

— Нет-нет… Я вспомнила одну вещь… Впрочем, это так, пустые догадки. Да, ты прав, монсиньор Пассалакуа — превосходный знаток искусства. Возможно, у него самого есть такой же… камень.

Сантамария живо представил себе одного из современных священников, в свитере и с гитарой, который из духа противоречия сделался церковнослужителем. Он давно уже перестал чему-либо удивляться.

— Он тоже персонаж вашего приватного театра?

— О нет, что вы! Монсиньор Пассалакуа сорок лет был миссионером в Океании, в Китае, в Африке, — сказал Массимо. — Это превосходный, высокообразованный человек.

— Да, но, если он представитель старой школы, не возмутит ли его моя просьба?

— Что вы? Он по натуре своей ученый и всегда сохраняет полное спокойствие. Если хотите, я пойду с вами. С радостью повидаю старика! — сказал Массимо Кампи.

— Буду вам очень признателен.

— Тогда я ему сейчас позвоню. Вам удобно будет встретиться с ним завтра утром?

— Вполне.

Массимо Кампи открыл дверь и мгновенно исчез в маленьком коридоре. Сантамария неторопливо положил конверт в карман и принялся разглядывать ковер, пейзаж на стене, белую вазу. Впервые за двадцать лет он не знал, что сказать женщине. Но и она, черт возьми, могла бы прийти ему на помощь — ведь красноречия ей не занимать.

Он неуклюже повернулся к ней.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Через большие с льняными занавесками окна в комнату, словно мраморные шарики, ворвались с улицы звуки, раздельные и отчетливые: какой-то водитель переключил скорость, другой негромко просигналил, заплакал ребенок, дорожный рабочий высыпал гравий на асфальт. О господи, что же теперь будет, со страхом подумал Сантамария. Сердце забилось часто-часто. Он вдруг ясно понял, что их пути пересеклись. Еще немного — и они бросятся друг другу в объятия.

На нижнем этаже залаяла собака, с грохотом промчался мотоцикл, и наконец все звуки заглушил рев машин и автобусов. Напряжение спало. Нет, жизнь не так проста, и не существует самого короткого и прямого пути. В субботу вечером она пойдет в «Балун» со своей американкой, а он поедет в Новару к своей подруге Иоле, которая разошлась с мужем и открыла ателье мод. Вот уже восемь лет они в мире и согласии делят «супружеское ложе».

— Чему вы улыбаетесь? — спросила Анна Карла.

— Так, пустяки… Этот день был для меня необычным. И немного странным.

— Для меня тоже, — сказала Анна Карла.

Они смело улыбнулись друг другу. Но между ними пролегла река, и они на противоположных берегах, и страшно свалиться в воду.

— Если монсиньор Пассалакуа не сумеет вам помочь, позвоните мне. У меня возникла идея. Быть может, один человек…

— Итак, завтра в десять утра, — вернувшись, объявил Массимо. — Монсиньор Пассалакуа будет рад нас принять.

Они договорились встретиться в половине десятого.

— Я многое бы дала, чтобы пойти с вами, — сказала Анна Карла.

— Монсиньор Пассалакуа был бы счастлив, но боюсь, он вряд ли захочет говорить о фаллосах в твоем присутствии. Все-таки ты женщина.

— Надеюсь. Но ты мне позвони, как прошла встреча.

Сантамария обрадовался, как ребенок, поняв, что Анна Карла не останется в доме Кампи, а пойдет с ним. У него родилась несбыточная, радужная мечта — они вдвоем проведут послеобеденные часы, погуляют под каштанами, поднимутся в лодке вверх по течению По, зайдут в пустой, чистый кинозал.

— Вы на машине, комиссар? Хотите, я отвезу вас на службу?

— Я еду не на службу, а в ресторан на виа Мария Виттория. Мы пытаемся в точности воссоздать последний день жизни Гарроне и вот узнали, что вчера вечером он там ужинал.

Нет, самого короткого пути не существовало, ничто само не давалось в руки. И вот впервые за годы службы Сантамария понял, чему так отчаянно сопротивляются все преступники, начиная от воров, грабителей, проституток, наркоманов и кончая фальшивомонетчиками, шантажистами, убийцами: они не желают смириться с серостью повседневной жизни, с рутинной реальностью.

— Виа Мария Виттория совсем рядом с моим домом, — сказала Анна Карла.

— Почему бы вам тогда не заглянуть к Воллеро? У него там картинная галерея, — подсказал Массимо. На этажерке темного дерева в беспорядке лежали разные бумаги и письма. Кампи порылся в них, вытащил маленькую изящную карточку и передал ее Сантамарии. — Видите? Он в прошлый вторник как раз открыл новую выставку. — Внизу, под надписью «Живопись и мифология», была цветная миниатюрная репродукция картины «Похищение Европы». — Гарроне, как я вам уже говорил, был неизменным посетителем всех выставок и вернисажей. Он приходил туда «устанавливать контакты», иными словами, одолевал людей своими просьбами и пил за чужой счет мартини. Возможно, и на этой выставке он был.