Университетский детектив

Александре ничего другого не оставалось, кроме как неопределенно пожать плечами. Поскольку Тома вновь подняла вверх указательный палец, философиня опять принялась изучать ее колечко.

— Вопрос: чувствовал ли Никитушка себя виноватым в том, что сам устроил эту заваруху с ключами от аудитории?

Судя по вопросительному выражению лица и паузе, которую Тома держала уже несколько секунд, она явно ждала вразумительного ответа от публики. Публика зашевелилась и послушно ответила:

— Не знаю.

Тому ответ не удовлетворил.

— Что значит — не знаю? Эля говорит, что он был подавлен, расстроен, но вины не чувствовал в принципе. Отсюда — ее доверие к нему. Но Никита должен был, просто обязан был чувствовать вину — если и не за убийство, то хотя бы за то, что стал невольным поводом к возникновению скандала, закрыв дверь и тем самым спровоцировав маньяка.

"Что это ее на маньяков потянуло?" — отстраненно подумала Александра. Но историня не была смущена своей тягой к маньякам. Напротив, на ее лице появилось крайне довольное выражение.

— Я делаю вывод: Никитушка на своем факультете менеджмента до такой степени насобачился управлять своими эмоциями, что запросто смог ввести сестру в заблуждение.

Тома откинулась на спинку стула. У нее был удовлетворенный вид человека, в приятной расслабленности переваривающего только что съеденный вкусный обед. Так и казалось, что сейчас она достанет зубочистку и начнет использовать ее по назначению.

— Хорошо, — зашевелилась Александра. — Значит, ты делаешь вывод, что убийца — ни кто иной, как Никита?

— Я делаю вывод, что Эля пустила нас по ложному следу.

— Но зачем?

— Нарочно или по глупости душевной — не знаю.

Александра задумалась. Возведенная Томой конструкция может перечеркнуть на нет все достижения их расследования. Но только в том случае, если конструкция эта будет обоснованной. А вот как раз в этом Александра не была уверена. В ходе разговора у нее мелькнула какая-то мысль, что-то такое из области сомнений… Но вспомнить сейчас, что это было, она не могла.

— Знаешь, — подытожила она, — давай примем твою гипотезу, как равноправную с остальными. И будем работать, как работали раньше, но уже и с учетом этой гипотезы тоже.

На такой компромисс Тома была согласна. Ее ораторское искусство было продемонстрировано, взаимопонимание с публикой найдено. Теперь — "Show mast go on", или, другими словами, "Заседание продолжается, господа присяжные заседатели!"

— Саш, а что за запах у тебя в комнате? — вдруг спросила Тома.

— Понятия не имею, — призналась та. — Все в комнате перерыла, а источника найти не могу.

— Наверное, это не у тебя, а где-нибудь под окном пахнет, — успокоила ее Тома.

— Ну, ладно. С Никитой и с Элей мы потом тщательнее разберемся. А сейчас мне надо уходить.

— Что, очередное свидание с зачеткой?

— Да, на сегодня я договорилась встретиться с преподавателем по средневековой философии и мистике.

— Где-то я уже слышала такое словосочетание, — пробормотала Тома.

— Я рассказывала тебе, как упустила встречу с этим преподавателем из-за убийства Фрол Фролыча, — напомнила Александра.

— Ах, да. И еще Алексис и кампания не взяли тебя на закрытый семинар для интеллектуальной элиты к этому преподавателю.

— Да-да…

— Я, пожалуй, с тобой пойду. Забежим быстренько к твоему средневековому мистику, а потом я пойду на встречу к Вадику — эдакое, знаешь, романтичное свидание под осенними акациями в сквере в отрыве от бдительного ока нашей старушки.

Но быстренько не получилось. Подойдя к шкафу со своими шмотками, Тамара занялась поисками одежды. Сначала она долго подбирала пиджак к своей новой юбке. Потом тщательнейшим образом укладывала прическу. После этого всенепременно надо было подобрать помаду в тон одежде, а она никак не подбиралась. Тогда Тома стала смешивать разные помады, а потом внимательно изучать перед зеркалом полученный оттенок. Александра изнывала в ожидании.

— Ну, я готова, пошли, — сказала, наконец, Тома.

Александра посмотрела на нее и ахнула: подруга, и так не обиженная природой в плане роста, обула туфли с самыми огромными каблуками и сделалась выше еще сантиметров на десять.

— Ты что, хочешь прямо вот так рядом со мной по улице пойти? — Александра сглотнула.

— А что такое?

Вместо ответа философиня молча подошла к ней почти вплотную. Рядом они смотрелись комично: Тома была выше примерно на две головы, подруга дышала ей — ну, пусть не в пупок, но куда-то неприлично низко. Приблизительно в область трахеи.

— Да ладно, — улыбнулась Тамара, — если боишься на моем фоне потерять, — она в очередной раз подошла к зеркалу, — это… как там это называется… женское достоинство, что ли? — то я могу пойти впереди, а ты — за мной следом.

— Ну, вот еще…

На улице Александра сразу задала бешеный темп.

— Ох, опоздаем мы, — причитала она.

— Не бойся, — великодушно разрешила Тома, — подождет твой средневековый мистик. А как увидит, какие красивые девушки к нему на встречу пришли — так еще поблагодарит и извинится.

— Это за что же?

— Ай, не придирайся к словам. По ходу дела ясно будет.

Сопровождая свои слова, она махнула рукой в сторону и нечаянно угодила в парня, оказавшегося на ее пути. Тот пошатнулся и выронил пакеты из рук. На грязный тротуар вперемежку посыпались макароны, сигареты, синяя курица явно отечественного произрастания, газовый баллончик и книжки. Нагибаясь и роняя сверху на все это богатство еще и очки с носа, парень вслепую зашарил руками по земле. Первым трофеем на ощупь ему досталась Томина ножка, закамуфлированная в изящную лаковую туфельку.

— Ох, извините, пожалуйста, — сконфузился парень, стремительно, как ошпаренный, отдергивая руку.

— Да ничего… — она обернулась к Александре: — Вот видишь, один уже в ногах валяется и извинения просит. Пошли, пошли, не останавливайся, сам разберется. С мужиками надо проще…

Девушки прогалопировали дальше.

— Моя старуха выдала очередное коленце! — сообщила Тома.

— Какое именно на этот раз?

— Вадик вчера получил зарплату, и сегодня я собралась покупать платье — помнишь, мы с тобой видели в магазине такое светленькое, с вырезом?

— Цвета не помню, точнее, не разобрала, — усмехнулась Александра, — настолько прозрачным оно было.

— Ага, ну, вижу, ты поняла. Так вот. Моя квартирная старуха говорит: "Зачем тебе в другой конец города ехать за какой-то дурацкой шмоткой? Лучше сходи на барахолку в нашем квартале". Я ей: "Но то платье — эксклюзив, такого нигде больше не встретишь!" А она мне: "Эка невидаль! Купишь другое — и дешевле, и ближе! И вообще: скромнее надо одеваться!" Это в моем-то возрасте, прикинь!

— Забавно…

— А еще она каждое утро подозрительно интересуется, почему это я на лекции не хожу. И сколько ни объясняй ей, что мы сейчас не учимся, а диплом пишем — она словно не слышит. Впрочем, как обычно. Ведь наша бабка слышит только себя… — Тома обиженно засопела. — Ах, да, еще: стоит только мне чихнуть или кашлянуть, как бабка тут же спрашивает: "Что, заболела?" — а у самой такой радостно-удовлетворенный огонек в глазах зажигается — вот, мол, не одна я болею. И это — после того, как я часами прилежно выслушиваю ее бесконечные поучительные истории про ее глупых родственников!

— Том, вот ты ее все время «старухой» да «бабкой» величаешь, а сколько ей лет? — поглядев на то, как вальяжно неторопливо вышагивает Тома, Александра добавила: — И, кстати, ты ногами-то по земле быстрее перебирай, не то опоздаем к моему преподавателю, и так долго прособирались.

— Да я ногами-то по земле перебираю. Уже шестьдесят лет.

— Что-что? — удивилась Александра. — Каких это шестьдесят лет ты ногами по земле перебираешь? Не переборщили ли Вы с возрастом, мадам?

— Да нет же. По земле ногами в данном случае перебираю я. А шестьдесят лет нашей Ираиде Тимофеевне.

— А-а… Тогда почему ты ее бабкой называешь? Шестьдесят лет в наше время — цветочки. Вон Гурченко в более… хм… зрелом возрасте в мини-юбке по сцене скачет, да еще и ноги задирает. Или ты патриархально оцениваешь, как у классиков: "Вошел старик сорока лет"?