Я - Джек Потрошитель?

В квадратном зале Сергей раздвинул шторы и повернулся ко мне.

— Ты поспи немного, — сказал он, оглядев меня со всех сторон, — и причешись. У тебя видок — только в фильме ужасов играть.

Я махнул рукой:

— Ты иди. Возможно, милиция к тебе уже нагрянула.

— Ладно… Одеяло и подушка в шкафу. Ключи верни до конца недели. — Сергей достал из кармана пачку "Стюардессы". — Я тебе сигареты купил. Твоя любимая марка.

— Я теперь курю другие, но все равно спасибо, — я взял пачку и бросил ее на тумбу трюму.

— Машина нужна? — Сергей протянул на прощанье руку.

— Нет. Звонить сюда тоже не надо, могут подслушать, — я крепко сжал руку друга. — И жене — ни гу-гу… Не то убью. Я нынче опасен.

— Прямо зверь! — Сергей ободряюще подмигнул и исчез за дверью.

Я заперся в квартире. Аппетит отсутствовал напрочь, тем не менее, я взял пакет с продуктами, поплелся на кухню, приготовил чай и вяло задвигал челюстями, проглатывая бутерброды только для того, чтобы поддержать в себе силы.

Потом вернулся в комнату. Из четырех мотков бельевой веревки сплел одну толстую, не ахти какую на вид, но достаточно длинную и прочную.

От вынужденного безделья мной овладела апатия ко всему на свете. Я послонялся по квартире, заглядывая во все дыры. В одном из углов, в ящике с инструментами, наткнулся на арматуру полметра длиной с согнутым и расплющенным концом. Взял в руки, повертел, прикинул — решил, подойдет. Бросил железяку в сумку.

Включил телевизор, показывали какую-то дребедень, и я выдернул шнур из розетки. Прошелся по комнате, остановился у единственной в квартире книжной полки и посмотрел корешки книг. Ничего интересного. Взял Жорж Санд, завалился на диван и на третьей странице уснул.

2

Вскочил я, когда за окном шаталась темная ночь, и первая мысль была — проспал. Все часы в квартире, включая мои, стояли. Я заметался, врубил на всю катушку радио, и пока ополаскивал лицо водой, диктор объявил двадцать три часа… В самый раз.

Четыре часа крепкого сна как рукой сняли недавнюю депрессию. Я снова верил в удачу с силой отъявленного грешника, который, умирая, верит в то, что отправляется в рай. Я свято верил в счастливый конец — иного мне не оставалось.

Я вытер лицо краем рубашки и причесался.

Покинул я квартиру молодоженов, испытывая волнение, будто перед головокружительным прыжком с обрыва в холодную воду — прогулка будет не из легких.

На улице ярко горели фонари и звезды. Дул теплый ветер. Над головой стрекотал прошлогодний сухой лист, чудом сохранившийся на ветке. Он навел меня на мысль о Тане, чья душа сейчас, наверное, точно так же в одиночестве бьется где-то в поднебесье.

Придерживаясь неосвещенных мест, я пошел туда, откуда доносился похожий на шум прибоя гул автострады. Город еще жил. Несколько скоростных машин обошли вниманием мою поднятую руку. Остановился "Запорожец" и заломил цену, что в любое другое время я бы молча захлопнул дверцу и пошел пешком в нужное мне место, но выбирать не приходилось, и я влез в машину.

"Запорожец" протарахтел по вымиравшим улицам и оставил меня на другом конце города. В недрах машины осела почти вся оставшаяся у меня заначка.

Я прошел вглубь квартала, приблизился к хорошо знакомому дому. Чувство, что за мной следят, не оставляло меня, назойливо сверлило затылок. Я оглянулся, но везде было тихо и темно.

Сбоку дома свисала пожарная лестница. Ее конец находился на высоте двух с половиной метров от земли. Я повесил сумку на плечо, подпрыгнул, ухватился за нижнюю перекладину и, побарахтавшись, влез на лестницу. Легко и быстро поднялся на крышу. Ветер здесь был сильный. Чья-то антенна дребезжала в унисон моим трепетавшим нервам; сухая ветка могучего дерева скреблась о стену; хлопала створка слухового окна… Неприятно.

По коньку я добрался примерно до середины крыши. Я знал, что легко можно проломить хрупкий шифер и загреметь на чердак, поэтому, спускаясь по скату, осторожно ступал по большим шляпкам гвоздей, которыми шифер крепился к стропилам. Наконец я достиг цели — нависшего над балконом козырька. Прямоугольная площадка завибрировала, едва я ступил на нее. Ощущение было такое, будто стою на облаке, но это не остановило меня.

Я вытащил веревку, привязал ее к штырю невысокой ограды, что шла вдоль кромки крыши, к другому концу прицепил сумку и сбросил вниз. Глянул — сумка раскачивалась ниже верхнего края балкончика. Охватив веревку руками, подергал — держится крепко. Потом лег на живот и спустил ноги в бездну. Пятиэтажная пропасть парализовала тело, но я пересилил себя, сполз с козырька и с дико бьющимися сердцем стал спускаться. К счастью, спуск был недолгим, и вскоре кончики кроссовок коснулись перил. Я качнулся, отпустил веревку и спрыгнул на балкон.

Я не удивился тому, что дверь и рядом с ней окно оказались закрытыми, достал из сумки арматуру, вставил ее расплющенным концом между косяком и дверью и надавил. После небольшого усилия нижний шпингалет отскочил. Под ногами валялся ящик. Я встал на него и точно так же поступил с верхним концом двери. Входя в квартиру, усмехнулся: пора менять карьеру журналиста на карьеру профессионального взломщика.

Провел рукой по стене, нащупал выключатель и включил свет. Все здесь оставалось на тех же местах, что и в последний раз. Сантиметр за сантиметром я перевернул квартиру вверх дном. Мои труды не пропали даром. В ванной комнате за висячим пластмассовым шкафчиком я обнаружил папку с документами, а под ванной — одежду в пятнах крови.

Я все оставил на своих местах, вернулся на балкон, но выбираться обратно тем же путем, каким попал сюда, не рискнул. Чтобы утром свисавший конец веревки не привлек внимания соседей, закинул его на крышу, потом подошел к входной двери, отодвинул защелку замка и выглянул наружу.

В подъеме было непривычно темно. Это обеспокоило меня. Конечно, можно было переночевать в чужой квартире, но сама мысль остаться здесь до утра показалась мне противной. Я пошире открыл дверь и ступил на лестничную клетку.

Неожиданно двери двух соседних квартир распахнулись, меня ослепил мощный луч фонаря и одновременно я почувствовал сильнейший удар по голове. Я рухнул на грязный кафельный пол. Сухо щелкнули наручники, в подъезде вспыхнул свет и снизу раздался топот бегущих ног:

— Все в порядке! — крикнул кто-то надо мной. — Мы его взяли!

3

На улице мне подготовили достойную встречу. До сей поры пустынное пространство между домами, будто по мановению волшебной палочки заполнилось машинами и людьми. Их количества хватило бы на то, чтобы разогнать небольшую демонстрацию. Среди встречающих я успел заметить нескольких человек в шлемах, бронежилетах, со щитами и дубинками в руках, а также майора Хвостова. Два "гренадера" с бездушными лицами провели меня под руки сквозь враждебно настроенную толпу и затолкали в стоявший наготове фургон. Машина доставила меня в "Городское Управление Внутренних Дел".

Гренадеры сволокли меня в подвал с одной-единственной лампочкой посередине и потащили в конец длинного коридора, правая сторона которого была железобетонной, а левая состояла из сплошной решетки и штук десяти камер за ней. Хотя я был спокоен и податлив, как мешок, набитый соломой, сопровождавшие лица все время встряхивали меня и приговаривали: "Спокойно, парень, спокойно!"

Под внешне респектабельным зданием ГУВД, оказывается, скрываются казематы. Никогда бы не подумал!

Дежурный старшина отпер предпоследнюю дверь, конвоиры сняли с меня наручники, впихнули в камеру и, пообещав завтра с утра переправить в городскую тюрьму, ушли. Клетка захлопнулась — я остался один в тесной комнате с запахом вокзального туалета. Когда глаза привыкли к темноте, огляделся. Почти с порога начинался топчан, он занимал две трети камеры. В углу стоял большой мусорный бак вместо унитаза, — оттуда и шло зловоние. Под самым потолком — маленькое окошко с решеткой, но без стекол, выходящее в каменный мешок; сквозь него виднелся кусочек звездного неба. Потолок и стены камеры были покрыты мелкими бетонными сосульками, о которые легко можно было раскроить себе череп, к услугам тех, кто задумал покончить жизнь самоубийством. А так ничего, жить можно.