Ведьмино яблоко раздора

С ранних лет Антонис проникся глубоким уважением к летному делу. Он разглядывал старые черно-белые фотографии в альбоме деда, на которых были запечатлены самолеты, слушал его рассказы и с восхищением любовался его летной формой, висевшей в шкафу. Дед подарил ему набор для авиамоделирования, и мальчик старательно мастерил самолетики. Они получались совсем как настоящие – с красивыми длинными фюзеляжами и серебряными крыльями. Через прозрачный пластик были видны крошечные приборы в кабине пилота. Они притягивали магнитом его мальчишеское воображение. Антонис просовывал в кабину мизинец, чтобы прикоснуться к приборной доске. Он представлял себя взрослым и сильным, поднимающим в небо настоящий самолет.

Высшее образование в Греции, как и в большинстве европейских стран, – удовольствие не из дешевых. Семья Антониса не бедствовала, но и для нее такая сумма была ощутимой. Зато страны СНГ, недавно ставшие суверенными государствами с шаткой экономикой, охотно принимали в свои вузы иностранных студентов. Обучение было платным, но по сравнению с европейскими цены выглядели вполне приемлемо. Мудрый дед Лесас ситуацию с образованием правнука предвидел давно. Когда Антонис еще только поступил в школу, дед решил обучить его русскому языку. Мальчик усваивал язык легко; ему не приходилось корпеть за учебниками, зубря правила, – обучение протекало в беседах и увлекательных играх. Знания – не балласт, вниз не тянут, – отвечал дед Лесас на возражения семьи – родители надеялись, что их сын останется в Греции и русский язык ему не понадобится. Но все вышло так, как предполагал дед Лесас: перебрав всевозможные варианты на семейном совете, решили отправить Антониса в Казахстан, в Актюбинское высшее летное училище гражданской авиации.

Жизнь в периферийном Актюбинске Антонису показалась ужасной. Такие города он видел разве что в старом кино и не думал, что они существуют до сих пор. Дома поражали обшарпанностью даже на центральной улице. Фасад административного здания с красочным государственным флагом – и тот требовал ремонта, что уж и говорить об окраине. Дорог в Актюбинске не было, хотя местные жители уверяли в обратном. То, что называлось тротуаром, напоминало полосу препятствий. Закрывающиеся на обед магазины с пустыми прилавками, очереди за хлебом, отсутствие урн и, как следствие, мусор под ногами – все это повергло благополучного греческого юношу в шок. А после поселения в общежитие – ветхую трехэтажку на отшибе с общим душем в подвале и нахальными рыжими тараканами – Антонису захотелось со всех ног бежать домой и больше никогда ни при каких условиях не появляться на территории бывшего СССР.

Покупку билета на ближайший рейс заставило отложить лишь его отсутствие в кассе. Антонис вышел из душного павильона транспортного агентства и присел на скамейку, чтобы подумать, что делать дальше, и прикинуть, сколько времени он еще сможет здесь протянуть. Выходило, что не много. Родители провожали его на учебу, как на фронт. Мама утирала слезу, пересказывая в красках телевизионные сюжеты о России и добавляя для пущей убедительности вымышленные подробности. Антонис не сомневался, что мама за него переживает, поэтому сгущает краски. Теперь он понял: мама ошибалась – все оказалось гораздо хуже. Телевидение показывало в основном сюжеты о больших городах, но не провинцию. Столица худо-бедно развивалась, в то время как глубинка застыла в восьмидесятых.

За стеной грохотала музыка, в длинном и узком, как кишка, коридоре галдели студенты, с кухни тянулась ядреная смесь запахов пригоревшей каши, жареного лука и блинов. Антонис скрючившись лежал на металлической, с прогибающимися до пола пружинами кровати. Его зачислили на первый курс штурманского факультета, но это его отнюдь не обрадовало. Сколько было волнений перед отъездом! А примут ли его, выдержит ли он экзамены, пройдет ли по конкурсу? Антонис смыкал ладони перед грудью и шептал, глядя на храм апостола Андрея Первозванного:

– Отец наш, Иисус Христос! Если ты существуешь, услышь меня! Я больше ничего у Тебя просить не буду, только помоги мне поступить!

– О, мой Бог! Зачем Ты выполнил мою просьбу?! – простонал Антонис, стоя перед доской объявлений около деканата. Он обнаружил в списке студентов свою фамилию.

Отойдя после первых впечатлений от Актюбинска, Антонис решил не напрягаясь сдавать экзамены, а там – как карта ляжет. Провалит экзамены и тогда с чистой совестью вернется домой. Иначе как он посмотрит в глаза деду Лесасу, если сдастся без боя? Ну, а если его все-таки зачислят, значит, такова судьба – придется учиться.

Общежитие гудело вторую неделю. Свежеиспеченные студенты пили от радости, Антонис напился с горя. Он приоткрыл мутные глаза и не сразу понял, где находится: колченогий столик, застеленный нехитрой клеенчатой скатеркой с болотцем пролитого напитка посередине, возле болотца банка тушенки, криво нарезанный хлеб, домашние маринованные грибочки в тарелке. За столом он в окружении пятерых пьяных парней. Парень справа держит в руке сигарету, тот, что слева, бренчит на гитаре, остальные что-то мычат вразнобой. Антонис взглянул на свои руки и обнаружил в одной вилку с наколотым на нее маринованным корнишоном, в другой – стакан с какой-то мутной жидкостью.

– Ну, давайте за самолеты, – предложили тост.

– Не, за самолеты уже пили.

– Тогда давайте за танки.

– Почему за танки? Мы же летчики!

– А какая разница!

Раздался глуховатый «дзынь»; выпили, закусили, налили еще.

Антонис одним махом приговорил остатки напитка в своем стакане. Напиток оказался довольно-таки паршивым на вкус, но зато крепким. Как кого зовут, Антонис не знал. Ребята были хорошими, с душой нараспашку. Они обнимали его, как брата, называли Тохой и Греком. После очередного стакана Антонис почувствовал подступающую к горлу рвоту. Он попытался подняться, но тело не слушалось. Антонис с ужасом представил, что сейчас фонтан пищи из его горла загадит всю комнату. Чьи-то проворные руки поставили перед ним таз, а когда он наклонился, извергая в таз содержимое своего желудка, другие руки собрали его длинные волосы в хвост, чтобы они не запачкались. Антониса дотащили до умывальника, и там, как ребенку, умыли лицо, потом проводили до комнаты, разули и уложили в постель.

Позже Антонис узнал своих собутыльников лучше. Простые провинциальные ребята, в большинстве своем из малообеспеченных семей, мечтающие о небе. Все умные, с прекрасными школьными знаниями – иных в летное училище не брали. Они угощали Антониса домашними разносолами, которые привозили с выходных, и всегда помогали с учебой. В их среде было принято стоять друг за друга горой, вступать за своих в драку, прикрывать. У Антониса никогда не было таких друзей. Позже, вспоминая годы, проведенные в Актюбинске, он думал, что вся неустроенность глубинки с лихвой компенсируется широтой души таких вот ребят.

Возмужавший, с синим ромбиком на груди, Антонис вернулся в Грецию. Он с достоинством протянул деду Лесасу красный диплом летного училища. Это была его первая в жизни взятая высота.

На работе Антонис освоился быстро. Из желторотого птенца молодой специалист Санкинис довольно скоро превратился в полноправного члена экипажа. Коллектив полюбил его за трудолюбие, приветливость, легкость в общении. Жизнь в Актюбинске сделала его неприхотливым и находчивым в быту, а эти качества на борту ценились. Антонису работа нравилась. Особенно она была хороша тем, что во время полета перед глазами открывалась панорама неба. Самолет скользит над бескрайним океаном облаков в раскрашенном яркими красками солнца пространстве. И каждый раз небо разное. Этим зрелищем можно любоваться бесконечно. Кроме эстетического наслаждения, работа приносила моральное удовлетворение от возможности применять свои знания и способности. С момента взлета и до посадки Антонис был обязан быть готовым в любое мгновение указать местонахождение самолета, оставшееся время полета, расход горючего, его запас, внести поправки в курс, скорость и высоту, выдать решение на случай ухода на запасной аэродром из любой точки маршрута. Он должен был привести самолет к цели ни раньше ни позже – в точно предписанное время. В его обязанности входил и сбор данных о скорости и направлении ветра, сносе машины, об облаках, воздушных потоках и многом другом. Все эти данные он должен был проанализировать, сопоставить и выдать пилоту в виде трех цифр: курса, высоты и скорости полета. Решения надо было принимать молниеносно, пока самолет летит, а летит он со скоростью двести шестьдесят метров в секунду. Вольное обращение с цифрами не допускалось, математическое понятие «одна десятая» из его лексикона исчезло. Над педантичной точностью и умом Антониса летные братья подшучивали и… благодарили за них Бога в сложных ситуациях. А еще он постоянно учился, чтобы не отставать от развивающейся техники.