Месть

Лили и Шейна в течение нескольких секунд уничтожили содержимое тарелок, почти ничего не оставив Джону, но он заверил, что хорошо поел во время ленча и ему вполне хватит. Щенок весело скакал по полу вокруг стола, потом остановился, присел на корточки и сделал лужу.

— Я привезла из того дома всю твою новую одежду. Она в машине, — сказала Лили, собрав со стола и унося на кухню тарелки. Джон уже устраивался у телевизора. — Ты можешь надеть что-нибудь из этих вещей завтра в школу.

Оглянувшись, чтобы посмотреть, какова будет реакция Шейны, она была поражена: девочка составила грязную посуду в раковину и мыла ее. Раньше Шейна делала это только после хорошего скандала.

— Ладно, — проговорила Шейна, глядя на щенка, который терся у ее ног. — Давай назовем ее Принцессой Дай, нет, она будет Леди Дай. Знаешь, это как в фильме «Леди и бродяга», там была принцесса Дай. Эй, Дай. Иди ко мне, Дай. Подойди к своей мамочке. Ко мне, моя маленькая принцесса.

Вымыв посуду и убрав тарелки, Лили с Шейной уединились в комнате девочки на весь остаток вечера. Лили помогла дочери выбрать костюм на завтрашний день, а потом, усевшись сзади Шейны на ее маленькой кровати, расчесала длинные волосы дочери. Лили пыталась проникнуться теми чувствами, которые испытывала Шейна. Наконец Лили бросила щетку и обняла дочь. Шейна положила голову на грудь Лили. Лили начала гладить брови, веки, слегка вздернутый носик Шейны.

— Когда ты была маленькая, — прошептала она, — я всегда так ласкала тебя перед сном, помнишь?

— Да, — тихо ответила Шейна.

— А ты помнишь, как однажды на Рождество ты нашла в шкафу все свои подарки, развернула их и наигралась вдосталь? Самое главное, что никто так ничего и не понял, я просто умирала от смеха, когда узнала об этом. Ты была такой проказницей.

— Да.

— А помнишь, как мы с тобой катались на роликах и случайно заехали в душевую к каким-то мальчишкам и перепугали их до смерти?

— Я помню. Ой, а помнишь, как бабушка однажды по ошибке забрела в мужской туалет в кинотеатре, а нам было неудобно идти за ней самим и мы попросили, чтобы ее вывела оттуда билетерша? А бабушка не могла выйти, потому что у нее за что-то зацепился пояс и она страшно перенервничала. Это было так смешно.

— Да, — отозвалась Лили. Но ни она, ни Шейна не были в состоянии смеяться. Они разучились смеяться, словно это был иностранный язык, на котором они когда-то бегло говорили, а теперь едва понимали.

— Ты сможешь сейчас уснуть?

— Нет.

Лили вышла и вернулась с таблеткой, одной из тех, что им дали в госпитале, — это было снотворное. Лили протянула Шейне таблетку вместе со стаканом воды.

— Хочешь я останусь и буду спать с тобой? Пойдем со мной в мою постель.

Приняв таблетку, Шейна взяла на руки щенка, прижала его к своей шее и повернулась на бок, уставившись в стену.

— Я буду спать здесь.

— Тебе не обязательно завтра ходить в школу. Я подумала, что это поможет тебе избавиться от мрачных воспоминаний. Но если тебе тяжело, то лучше не ходи туда.

— Я буду в полном порядке, мама.

Уходя, Лили поцеловала ее и прошептала:

— Жизнь идет своим чередом. Это, конечно, банально, но это истинная правда.

Лили вернулась в спальню и одетая упала на кровать поверх покрывала. Она перевернулась на спину и уставилась в потолок. Стоило ей закрыть глаза, как она начинала неумолимо проваливаться в темноту, но, каждый раз сопротивляясь, открывала глаза, взглядом отыскивая вокруг знакомые предметы. Если бы у нее была веревка, думала она, то один конец она бы привязала к ночному столику, а другой обмотала вокруг талии, тогда она могла бы спокойно уснуть и не рисковала при этом упасть в черную яму. Во всяком случае, она могла бы тогда легко выбраться по веревке из любой пропасти. Он мертв, а она жива. Однако в мрачном Зазеркалье ее сновидений он не умрет никогда. Дверь в спальню Шейны была приоткрыта, и она слышала, что Джон разговаривает с дочерью. Голоса их звучали глухо.

Глядя в потолок, Лили слышала, как он вошел и тихо прикрыл за собой дверь.

— Оставь дверь открытой, — попросила Лили. — Я хочу слышать, вдруг Шейне что-нибудь понадобится.

— Сейчас открою. Я просто хочу поговорить с тобой, а потом пойду спать на диван. — Он помолчал, прислонившись к двери, сцепив за спиной руки, голос его звучал глухо. — Что мы теперь будем делать?

Лили повернулась на бок и посмотрела на него.

— Продолжать жить, Джон. А что мы можем еще сделать?

— Я говорю о полиции, о Шейне, о нас с тобой.

— Полиция будет заниматься расследованием и постарается его найти. А до тех пор, пока они его не найдут, вряд ли произойдет что-то существенное.

— Я не знаю, что мне говорить ей, что делать.

— Делай то, что ты делаешь всегда. Просто будь рядом и говори с ней, когда она захочет тебя слышать.

Лили встала и прошла в ванную, думая о том, что неплохо бы переодеться. Джон последовал за ней.

— Ты собираешься остаться здесь? Что ты собираешься делать с домом, который сняла?

Он подошел к ней вплотную и она отступила на шаг. Его дыхание, одежда и даже волосы насквозь пропахли табачным дымом.

— Я не могу жить в том доме, Джон. Шейна никогда не будет чувствовать там себя в безопасности. Мне придется отказаться от дома.

Лили вошла в ванную и захлопнула дверь у него перед носом. Сбросив на пол одежду, она надела его халат, висевший на вешалке. Открыв дверь, она увидела, что Джон стоит на прежнем месте.

— Ты мог бы сам переехать отсюда.

Черты его лица исказились гневом.

— Я никуда не собираюсь переезжать, — проворчал он. — Это ты во всем виновата, ты сама знаешь. Ты даже оставила открытой заднюю дверь, ну он и вошел в нее.

Лили почувствовала, что у нее онемела спина и кровь отхлынула от лица.

— Убирайся, — крикнула она, тщетно пытаясь сдержаться, — оставь меня одну.

— Я не собираюсь никуда отсюда уезжать. Не пытайся использовать создавшееся положение, Лили. Я останусь здесь, со своей дочерью.

— Так оставайся, — с отвращением проговорила она. — Но не требуй, чтобы уехала я. Понимаешь ты это или нет, но я нужна ей. Мы оба ей нужны. А твои личные нужды и потребности, прости, сейчас не стоят и дерьма, Джон. Все остальное сейчас вообще не играет никакой роли.

Он повернулся и пошел к выходу из спальни.

— Оставь дверь открытой, — велела Лили.

Она повернулась лицом вниз и схватила простыню обеими руками, стягивая ее с матраца и собирая в складки. Потом села и отбросила простыню. Ей вдруг захотелось посмотреть на старые пятна на матраце. Вот оно. На своей стороне кровати она увидела красно-коричневое ржавое пятно. Оно появилось тогда, когда у нее случился выкидыш, Шейна была тогда совсем малюткой, не старше нескольких месяцев. Это пятно — все, что осталось от того, кто должен был стать братишкой или сестренкой Шейны. Если бы не выкидыш, она никогда бы не пошла на юридический факультет и Шейну никто бы не изнасиловал. Это было пятно смерти, всего-навсего маленькое пятнышко.

Лили сбросила простыню на пол и проспала всю ночь на голом матраце, уткнувшись лицом в пятно, оставив включенной лампу на ночном столике.

Она видела во сне, как бредет по темной воде, которая достает ей до колена, вода густа, и кажется, что она покрывает бездну. Лили шла, и летели на нее брызги воды, поднятые ее шагами, больше похожими на маршировку, чем на обычную походку. Она шла, а вода становилась все глубже и глубже, но Лили не могла повернуть назад — впереди была Шейна. Она звала, ее волосы развевались на ветру, а голос звучал нежнейшим сопрано.

Внезапно Лили открыла глаза. Она проснулась, буквально купаясь в холодном поту. Повернувшись, увидела, что в дверях стоит Шейна.

— Боже, что случилось? С тобой все в порядке?

— Я не могу спать, мамочка, я так боюсь. — Она говорила тихим, дрожащим голосом — это был голос маленького испуганного ребенка. — Он возвращается. Я знаю, что он вернется.

Лили похлопала по кровати рядом с собой, и Шейна подошла.