Убийца среди нас (СИ)

Сушков, скорее всего, не знал о случае задержания мной в Полянске опасного рецидивиста, и, видимо, думал, что это обычная трепология Корнакова. Бывший доцент легко мог раздуть из мухи слона. С намеком ухмыльнулся:

-- Стреляет, Лев Гаврилович, постреливает, только в основном по нам с вами.

-- Ничего не понимаю, -- удивился Корнаков, переводя взгляд с Сушкова на меня и наоборот. -- Что значит "по нам"? Шутите?

Сушков поджал губы.

-- Да нет, не патронами, конечно, но... Но тем не менее ведет себя Максимов не совсем прилично. Это еще мягко сказано. Перевели в город, дали хорошую должность, обеспечили квартирой -- казалось бы, что еще простому смертному надо? А он вместо благодарности строит из себя этакого борца за справедливость, а попросту -- выкаблучивается. У меня о нем, Лев Гаврилович, не совсем хорошее мнение.

-- Поясните, в конце концов, что тут произошло? -- потребовал Корнаков. -- Только без этого самого... тумана. Терпеть не могу, когда неизвестно в кого стреляют и кто стреляет-то!

-- Может, вы, Максимов, внесете ясность?

Я пожал плечами, давая понять, что тоже хотел бы услышать пояснения Сушкова. Уж пусть до конца выскажется, думал я, чем недоволен мной не просто большой областной чиновник, а к тому же еще и непосредственный куратор, с которым придется не раз выходить на прямые служебные контакты. А... придется ли?

-- Помните, Лев Гаврилович, нашумевшее убийство предпринимателя Рюмина? -- сказал наконец Сушков.

-- Как же не помнить, помню, только я, кажется, был в отъезде. Ну и что?

-- Так вот, на одном из совещаний, которое я проводил с представителями силовых структур, Максимов во всеуслышание заявил, что Рюмин и все его окружение ни больше ни меньше как мафиози и что отдавать приоритет расследованию его убийства он считает нецелесообразным и даже вредным. На просьбу губернатора не среагировал, мало того, по-прежнему придерживается мнения, что расследование следует вести в общем порядке. Заявил, что персоне Рюмина и так слишком много уделено внимания.

-- Обожди, обожди! -- прервал Корнаков. -- Поясни, в связи с чем у Скоркина эта просьба возникла? Я как-то не придал этому значения.

-- Поясняю. После гибели Рюмина губернатор пригласил меня к себе и сказал, чтобы его как можно быстрей раскрутить.

-- А при чем тут Рюмин и Скоркин?

-- Сын Ивана Семеновича дружил с Рюминым.

-- Ясно. Что дальше?

-- На совещании я высказал на этот счет мнение губернатора, а о реакции Максимова вы только что слышали.

-- Это правда? -- спросил меня Корнаков.

-- Не совсем... -- ответил я, но Сушков опередил:

-- Смысл слов Максимова заключается в том, что губернатор якобы не должен давить на работников следственно-оперативной группы, а теперь еще припомнил, что он и его, как было сказано, ближайшие помощники -- двоеженцы, и что народ этого не одобряет.

-- Неужели?

-- Только что заявил.

-- Правду говорит Сушков? -- вновь обратился ко мне Корнаков.

-- Нет. Я говорил совсем в другом плане, -- стал рассказывать о появившихся зацепках в расследовании убийства Рюмина в ходе поездки в Сибирск и Москву. -- Что же касается дел семейных, то просто привел их как пример, которому не следует бездумно подражать.

-- Да как вы смеете об этом говорить! -- перебил Сушков. -- Какое вам до этого дело? -- И назидательно постукивая пальцем по столу: -- Учтите, Максимов, миндальничать с вами никто не будет. Можете в одночасье погон лишиться и из органов вылететь! -- Сушков вскочил, раскраснелся.

Меня это крепко задело. Ах ты, думаю, выскочка! Грозишься погоны сорвать и выгнать из милиции? Да кто тебе дал такое право? Вслух же сказал: -- Не вы меня в органы принимали, не вам и решать, служить мне или не служить.

-- Ну и закрутили... -- покачал головой Корнаков. -- Я-то думал, тут сверхважные проблемы решают, а они в трех соснах заблудились, -- подойдя к Сушкову, спросил: -- Но все-таки, кто и в кого стрелять собрался?

-- Образно сказано, Лев Гаврилович, однако не мог же я равнодушно отнестись к столь вредным заявлениям. Сегодня он нам говорит, а завтра будет трезвонить в любом другом месте. Вот я и посчитал необходимым дать укорот. Кстати, и по вашим семейным делам Максимов высказался, не думайте, что такой ангелочек.

Вот зараза, подумал я, и тут подставил. Ведь сам, гад, намекнул, а я только поддакнул.

Корнаков какое-то время молчал, мы с Сушковым тоже прекратили выяснять отношения. Лев Гаврилович, видимо, решил сгладить конфликт: неожиданно громко рассмеялся, будто между мной и Сушковым вообще ничего не произошло. Посмеявшись и вытерев платком слезы, спросил:

-- Неужели и обо мне вспомнил?

-- Да-да, только что, -- услужливо поддакнул Сушков.

-- Ну что ж, правильно сделал. На то и демократию заимели, чтобы люди не боялись правду говорить. Скажи, Сушков, можно такое раньше было напрямую высказать какому-нибудь партийному боссу? -- Сам ответил: -- Нет, конечно. Подумать нельзя было, не то что сказать. За это ой-ей что последовало бы, -- бросив на меня взгляд -- я так и не понял какой: хитрый, злой или безразличный -- скорее всего, "комплексный", Корнаков кивнул:

-- Идите, Максимов, и раскрывайте преступления, в том числе, естественно, и убийство Рюмина. Для вас их своевременное раскрытие будет крайне важным.

Руки не подал. Да мне, собственно, это и не нужно было. Шел по коридору и думал: вот наконец свершилось то, о чем столько передумано. И все-таки такого неприятия, в общем-то, совершенно некрамольных слов, я не ожидал. Ясно, что Сушков теперь мне спуску не даст.

XX

Шел из областной администрации в УВД и пропускал через себя итоги встречи на столь высоком для меня уровне. И что удивительно, я как-то успокоился. Не то, чтобы совсем, нет, но все-таки с души отлегло. Теперь, по крайней мере, я знал все сушковские ко мне претензии. Задним числом понимал, что надо было бы вести себя повыдержанней, спокойней, а не как с ровней. Ну какой я ему ровня? Ясно, теперь не упустит момента накапать генералу. Надо же было влезть в этот чертов "семейный вопрос" -- будто кто за язык дергал. Хотел-то по-доброму, сослался на негожий пример... М-да-а, похоже, вольнодумие это мне дорого обойдется. Сушков не тот человек, чтобы по-человечески понять и простить. Даже в блокнот записал и ждал удобного момента уколоть побольнее. Что ж, мое спасение -- в результатах моей работы, об этом ясней ясного сказал Корнаков. Так что негоже будет опростоволоситься, Сушков только этого и ждет.

Увидев меня, Алексей спросил как о самом обыденном:

-- Сходил?

Я кивнул и стал снимать плащ.

-- Вот и хорошо, -- смотрел понимающим взглядом до тех пор, пока не повесил плащ в шкаф. Потом сказал: -- А теперь, будь добр зайти к Грузнову -- ждет. Но только ради Бога, долго не задерживайся, а то одни встречи: то с Сушковым, то с Грузновым, а там глядишь, и к самому Махинову. Никак не пойму, почему они в тебя такие влюбленные?

Я развел руками, быстренько причесался и бегом наверх.

Секретарша сказала, что у Грузнова начальники городских райотделов. Вскоре они вышли. Увидев меня, Грузнов недовольно покачал головой:

-- Тебя, братец, оказывается, одного к начальству никак нельзя отпускать -- что-нибудь да напортачишь.

Мне после этих слов подумалось: "Начал с читки морали, будто отбившемуся от рук ребенку".

-- Ну что ты там наговорил, если Махинов при мне объяснялся то с Сушковым, то с Корнаковым? Спасибо последнему -- иначе тебе головы б не сносить. Что произошло?

-- Да ничего, -- прикинулся я простачком. -- Мирно побеседовали, он мне задавал вопросы, я отвечал, а потом расстались. Корнаков даже руку пожал, теперь с неделю мыть ее не буду.

-- Кончай травить, дело говори.

Шефу мой развеселый настрой явно не нравился.

-- Страшного ничего не было, -- пожал плечами я.