Страсти по Веласкесу

– Вы про дворовых? Да мы все тут бывшие дворовые. Десять домов, и в каждом живет потомки дворни. У меня самой бабка при кухне была, а дед лакеем во дворце служил.

– Правда? – ахнула я.

– Неужели на старости лет врать стану? – рассмеялась она.

– И знаете, как последние хозяева жили?

– Хорошо жили. Весело. Бабка сказывала, что ни день, то праздник. Каждый вечер гости наезжали, и если не танцевали, так в карты играли. А то соберутся большой компанией и во главе с баронессой на лошадях по округе гарцуют. Барыня была большой любительницей лошадей и в седле, сказывают, держалась прекрасно. Наездятся, а потом ужинают до полуночи.

– Нелегко приходилось прислуге.

– Работать всегда трудно, а только бабка на бар не обижалась. Говорила, хорошие были господа. Не злые. Барон, тот временами был крутенек, а про барыню ничего худого не сказывала. И дворовых она лечила, и деньгами помогала, если кто нуждался, и в избы не брезговала заходить. Говорили, это потому, что сама была не из богатых. По утрам, пока гостей не было, баронесса по парку гуляла. Он у нас видите, какой огромный! Почти лес… Так вот наша барыня очень любила по нему бродить. Какая бы погода ни была, а она собиралась и отправлялась на прогулку. Идет, бывало, не спеша, и думает о чем-то своем… часами могла так ходить… а поодаль компаньонка всегда тащится – с книгой, вышиванием, складной скамеечкой и всякой другой дребеденью. По вечерам, если гости все-таки наезжали, барон их в карты усаживал играть. Говорят, хозяйка очень к картам плохо относилась и никогда в руки не брала, а вот барон страсть как любил поиграть. И еще, говорят, везучий был! Гостей, случалось, до нитки обирал.

Старушка понизила голос и, округлив глаза, прошептала:

– Сказывали, его огромное богатство на той игре было построено, и все потому, что душу продал.

– Кому?

– Ему! – гневно ткнула она скрюченным пальцем себе под ноги.

Сообразив, что невольно рассердила собеседницу своей непонятливостью, я поспешила перевести разговор на другое:

– Гости обижались, что их обыгрывали?

– А чего ж обижаться? Насильно за стол никого не тянули. Не хочешь, или денег нет, так не садись! Хотя люди, конечно, разные бывали. Дед, прислуживая, всякого тут нагляделся. Одни проигрывались маленько и больше уже карты в руки не брали, а другие страсть до чего азартные были. Не везло им, и все равно каждый вечер опять приезжали. Бывал тут один барин… играл всегда по-крупному и всегда проигрывался. Любил дед его вспоминать… говорил, приятно было поглядеть, как тот барин держался… другой бы пулю в лоб после такого проигрыша, а тот только тряхнет головой и расхохочется. Очень нравился он моему деду…

Пожилая женщина смолкла, невидяще глядя куда-то вдаль, а потом вдруг посмотрела на меня и сказала:

– Хотя был один раз, когда и этот духом пал. Дед как раз в гостиной был, когда это случилось. Проигрался барин, по своему обыкновению, кинул карты на стол и говорит так спокойно: «Сейчас у меня таких денег в наличии нет, прошу отсрочки».

– И что?

– Барон засмеялся да и спрашивает: «Зачем же вы, милостивый государь, садитесь играть по-крупному, коли средств достаточно не имеете? В карты играть – это не головы дамам кружить. Тут одних пустых обещаний мало, тут наличные нужны». Молодой барин эту издевку с трудом снес. Побледнел весь, от гнева у него аж желваки на щеках заходили, но сдержал себя и через силу отвечает: «Дайте мне неделю, и требуемую сумму я найду». А наш барин вкрадчиво так ему и говорит: «К чему ж искать деньги на стороне, коли у вас самого такая жемчужина имеется? Я без слов приму «Спасителя» в счет долга». А сам нехорошо так смотрит… недобро. Вишь, что удумал! Иконой хотел карточный долг получить. Безбожник, право слово!

– И что ответил проигравший?

– С лица спал да сквозь зубы процедил: «Я подумаю».

– А не помните, как звали того барина?

Женщина покачала головой:

– Откуда? Дед никогда его по имени не называл.

Увидев мое огорченное лицо, она задумчиво сказала:

– Может, Митрофановна знает. Ее мать старшей горничной у баронессы служила, все разговоры слышала.

– А поговорить с ней можно? – с надеждой спросила я.

– Идемте. Сведу вас.

Кинув ведра прямо посреди лужайки, старушка споро засеменила по тропинке к дальней избе, а я, радостно пританцовывая в предвкушении интересного знакомства, припустила следом. Уже поднимаясь на крыльцо, краем глаза заметила, что машин на поляне прибавилось. Теперь возле церкви стояла новенькая «десятка» золотистого цвета, а чуть поодаль красовался роскошный черный «опель» последней модели.

«Надо же! Не одна я, выходит, интересуюсь стариной. День только начинается, а тут уже наплыв посетителей», – подумала я и торопливо нырнула в темные сени.

– Митрофановна, ты дома? – громко крикнула моя провожатая.

– А где ж еще мне быть? – сердито отозвался голос из горницы.

– Заходите! – жизнерадостно пригласила меня новая знакомая и первая шагнула через порог.

– Вот, гостью к тебе привела. Из города приехала, интересуется барским житием, – объявила она, едва мы вошли в мрачноватую, с низким потолком, горницу.

– А чего им интересоваться? Давно это было, все уже быльем поросло… – вышла к нам хозяйка и с ходу одарила меня неприветливым взглядом…

Была она значительно старше моей провожатой, очень худая и вся какая-то… темная. Рядом с ней мне было неуютно, хотелось повернуться и выйти из сумрака избы на яркий солнечный свет. Что касается моей спутницы, то она на слова соседки внимания не обратила:

– Зря ты так. Раз расспрашивает человек, значит, нужда в том есть. Ты лучше скажи, как того барина звали, что каждый вечер тут бывал?

– Много их тут бывало, – проворчала Митрофановна.

– Ну что за характер! – всплеснула руками моя новая знакомая. – Знаешь же, про кого спрашиваю, а упрямишься. Я про того красавца говорю, из-за которого промеж господ ссора вышла. Ну, помнишь, перед отъездом барыни в Малороссию? Мамаша твоя, царствие ей небесное, сто раз нам про него рассказывала.

– Что за ссора? – не выдержала и вмешалась я.

Ответила мне Митрофановна:

– Бог их знает! Господа ж не так, как мы ссорились. У них все тихо было, и говорили они все больше по-французски. А имя того красавца точно часто поминали, и барон при этом сильно гневался. А вскоре барыня собралась и вместе с компаньонкой и любимой горничной из имения уехала. Дворовым объявили, что она поправлять здоровье на юг отправилась.

– Чем болела баронесса?

– Кто ж теперь скажет? С виду она цветущая была, а доктора утверждали, что здоровье слабое, – уклончиво ответила Митрофановна и отвела взгляд в сторону.

– А я от бабки слышала, что это барон отослал ее с глаз долой. Беременна она была, да не от него, – вмешалась в разговор моя провожатая.

– Люди и не такое наплетут! Верь им больше! – презрительно фыркнула Митрофановна.

– А не скажи! Недаром старый барон на ребенка даже и не глянул, когда барыня через полгода назад с младенцем воротилась. Сказывали, так до самой своей лютой смерти и не оттаял душой.

– Он погиб насильственной смертью? – поинтересовалась я.

– Погиб, погиб! А страшно-то как! Жуть!

– Что с ним случилось?

– Поехал на прогулку, а через час всего лошадь уже назад вернулась, да без седока. Кинулись искать хозяина и нашли в кустах на дальнем краю парка. С прострелянной грудью. Во как!

– Кто ж его?

– А неизвестно! Убийцу так и не нашли. Люди судачили, должник обобранный рассчитался…

– Хватит! – гневно прервала рассказ хозяйка. – Ни барона, ни баронессы уже в живых давно нет, чего ж имя их попусту трепать?!

Чувствуя, что скоро нас выставят за дверь, я рискнула спросить:

– А как звали того барина, что к хозяевам ездил?

– Озерковский был барин. Батурин его фамилия, – неохотно процедила старуха.

Глава 13

Судя по тому, что очереди к стоматологическому кабинету не было, у всех жителей этого района были отличные зубы. Однако красная лампочка над дверью все же горела, и я терпеливо застыла у стены, дожидаясь, когда врач освободится и можно будет войти. Задержка меня не огорчила, ведь пройдет всего несколько минут, и я узнаю, сколько времени провела Нина в этом кабинете в день убийства ее патрона. Накануне вечером я проделала неплохую работу и теперь собиралась пожинать плоды.