Приговор

— Привет, Нэнс, — поздоровался с ней бармен, молодой, крепкий ирландец.

— Привет, Томми, — ответила она, немного смущаясь, решив, что, наверное, не очень умно, привести начальника в бар и чтобы он понял: человек за стойкой с ней запанибрата.

Но Джек словно ничего не заметил. Огляделся, выбирая место. Нэнси отвела его к лавкам в глубине зала. Он предпочел бы стойку, но здесь была территория Нэнси, и она диктовала условия. Бар производил сильное впечатление: мрачный, панели темно-красного дерева на стенах, черный потолок и темно-зеленый линолеум на полу. Свет просачивался сквозь несколько чистых пятен на заляпанных грязью окнах. Заведение отличалось оригинальностью. Они устроились за старым деревянным столом, и Нэнси поднялась, намереваясь пойти за напитками.

— Виски со льдом? — спросила она. Джек кивнул. Спустя минуту она возвратилась с двумя одинаковыми стаканами. — Я заказала сандвичи с копченой говядиной. Мне надо перекусить, а завтраки здесь не подают. Вы что-нибудь хотите?

— Нет, спасибо.

— Кстати, чтобы вы знали: мы с Томми учились в одной школе.

Джек улыбнулся. «Надо же, он умеет улыбаться», — удивилась Нэнси.

— Хорошо, что вы предупредили. А то я было подумал, что вы алкашка. Шутка! — Он и шутить умеет. Причем шутка ирландская. Не во всех кругах употребляют слово «алкашка». Нэнси не сдержалась и рассмеялась. Ей начинал нравиться старый зануда. Не исключено, что он все-таки человек.

Некоторое время они пили молча — он с грустным отвлеченным видом. Нэнси решила дождаться подходящего момента. Но после трех порций виски ее страх перед боссом почти испарился, и ей захотелось поговорить.

— Так кто у вас умер? — спросила она.

Джек поднял глаза, немного удивленный ее прямотой.

— Старый друг. — Он произносил слова едва разборчиво. — Добрый старый друг, с которым я много лет назад потерял связь. Он снова на несколько минут ушел в себя, затем заговорил опять. — Мы вместе росли в Нью-Йорке, жили в одном многоквартирном доме. Он был моим самым верным товарищем. — Джек рассмеялся. Его полные слез голубые глаза блеснули, и Нэнси поняла, что он перенесся в прошлое. — Нью-Йорк в те годы был опасным местом. Хотя сегодня там, наверное, еще хуже. Каждые несколько кварталов представляли собой небольшой городок. И в каждом — своя ватага. Не совсем банды — просто мальчишки и девчонки, одной компанией державшиеся на улице и демонстрирующие, на что они способны. Постоянно драки: иногда стенка на стенку между ватагами, иногда в одной ватаге. Повсюду соблюдалась иерархия: сильные подчиняли слабых. Нет, Мики, тот был другим. Постоянно обо мне заботился. Если бы не он, окружение проглотило бы меня, прожевало и выплюнуло.

Приходской священник дал ему прозвище, которое ему понравилось и очень подходило. А он подарил это прозвище мне, потому что понимал — с ним я стану чувствовать себя увереннее. Сочинял истории, будто и я когда-то что-то делал для нас двоих, — считал, что так мне будет легче.

И всю оставшуюся жизнь, когда я попадал в тяжелую ситуацию или когда сомневался в себе, Мики своей верой помогал мне преодолеть трудности. Как бы я хотел провести с ним еще одну минуту — всего одну, — рассказать, какое влияние он оказал на мою жизнь, повторить, что я все помню.

Джека захлестнули воспоминания, и слезы потекли по его щекам. Он больше не видел Нэнси — смотрел прямо перед собой, словно попав в иное измерение. Вдруг в упор взглянул на нее:

— Я никогда об этом не рассказывал.

— Я никому не скажу, — ответила она. — Клянусь.

Джек улыбнулся:

— Я не это имел в виду. Просто очень долго хранил мысли в себе. Наверное, слишком долго.

Появился Томми с копченой говядиной на черном хлебе. Посмотрел на стол и заметил, что стаканы пусты.

— Принести что-нибудь еще? — спросил он. Он мог позволить себе обходительность. В баре было пусто: из посетителей один Джимми Ньютон, и тот уже начал разговаривать сам с собой.

— Мне воды, — попросила Нэнси. А Джек кивнул на стакан, давая понять, что будет продолжать травиться тем же составом.

— Сию минуту, — бросил Томми и направился к стойке. Нэнси проводила его взглядом, прикидывая, есть ли в Томми нечто такое, чего она раньше не замечала. И, глядя, как друг детства расхлябанной походкой идет по линолеуму, тут же заключила, что ничего такого в нем нет. Томми есть Томми — не слишком красноречив, зато умеет хорошо слушать, и поэтому из него получился хороший бармен.

Мысли Нэнси вернулись к шефу. Ей стало любопытно, что произошло между ним и Мики. Джек Тобин сказал, что они много лет назад потеряли друг друга, но по выражению его лица она поняла: все было не так просто. Может, именно то давнее событие наполнило этого человека печалью и с тех пор он постоянно носил ее в себе. Но Нэнси не рассчитывала в ближайшее время получить ответ на свой вопрос. Джек Тобин закрыл глаза, уронил голову на столешницу темного красного дерева и уснул.

ГЛАВА 22

Джонни Тобин познакомился с Патрицией Мортон в песочнице, когда ему было три года. Они жили в одном доме, и их матери дружили. Летом почти каждый день женщины приводили детей в Центральный парк, разрешали играть в песочнице, а сами болтали.

В тот день, когда во время перемены Мэхони ударил Джимми, старшего брата Пат, в глаз, Джонни находился на школьной спортивной площадке. Билли и Джимми учились в третьем классе — на два года старше, чем Джонни и Пат. Билли стоял над Джимми и смеялся, а тот лежал на земле и плакал. Пат подошла и стукнула Билли прямо в нос. Когда тот упал, вскочила на него и продолжала колотить. Она дубасила обидчика до тех пор, пока учитель не оттащил ее, кричащую и размахивающую руками, в сторону. Девчонка была явно с характером.

Пат играла во все уличные виды спорта. Никому не приходило в голову выгонять ее из команды, потому что она девчонка. Она была не хуже, а то и лучше других. И ни у кого не хватило бы духу сказать ей, что она не умеет играть. Разве что у Мики, но тот всегда брал ее в свою команду. Трое были неразлучными друзьями до самых старших классов, когда у Пат неожиданно появилась «фигура» и «буфера» и она стала носить платья. С тех пор ребятам сделалось неудобно с ней гулять, но нельзя сказать, чтобы им вовсе не нравились произошедшие в ней перемены.

— Только пойми меня правильно, — повернулся Мики к Джонни, когда они однажды увидели, как Пат с застенчивым видом идет по улице. — Мне нравятся девчонки, особенно те, которые носят красивые платья и у которых большие титьки. Но я бы никогда не подумал, что Пат превратится в одну из них.

В этом, наверное, была причина, почему они разошлись в подростковом возрасте. Мальчишкам нравятся девчонки, и они не прочь с ними заигрывать. Но только не со своей Пат.

У Джека было странное пристрастие к поминкам и похоронам. Его бабушка с отцовской стороны происходила из семьи, где было тринадцать детей. И у Джека, когда он был еще маленьким, сложилось ощущение, что он чуть не каждые выходные ходил на поминки и похороны. Ирландские поминки — это собрание целого клана. И хотя на них проливалось много слез по усопшему, было также много объятий, поцелуев и смеха — прямо над открытым гробом. А после погребения родственники собирались за столом. Конечно, эти застолья не были такими же оживленными, как другие, которые устраивали его родители. Смех и выпивка перемежались слезами. Но в них было нечто особенное — ощущение теплоты и близости родных и друзей. Джонни был всем присутствующим либо кузеном, либо племянником — даже тем, кого едва знал. И от этого возникало неповторимое чувство единения.

Похороны Майка Келли были не похожи на прежние. Джонни не был связан с ним родственными узами. И какие бы тесные отношения ни поддерживал с его родственниками, за двадцать пять лет все улетучилось. Он предвидел холодный прием. Что это задруг, если двадцать пять лет не показывал носа? И понимал, к какому ответу на этот вопрос пришли родные Мики, если, конечно, об этом задумывались. Богатый, известный адвокат не станет общаться с бедняками. Против того, что он богатый и известный адвокат, возразить было трудно.