Букет для будущей вдовы

- Слушай, так что же получается, - Алиска подтянула к себе блюдце с окурками и, брезгливо поморщившись, одним мизинцем согнала в него пепел, налетевший на стол, - шантажист этот теперь пролетел, как фанера над Парижем? Все про всех все знают, в запонке нет никакого смысла... Интересно, кто же это все-таки был?

- Не знаю. Уже ничего не знаю. Когда я сюда шла, думала, что ты.

- Ну, говорю же, что не я! Не веришь?

- Да, верю-верю, просто... Просто не знаешь, на кого и думать. Или кто-то из медперсонала, или пациент. А пациентов, вроде, мы всех знаем. Ну, кто это мог сделать? Ты? Я? Виктория Павловна? Супруг её корейской национальности? Лесников психический? Кажется, никто на такое не способен: одни - по характеру, другие - по уму.

- Кажется то кажется, - Алиса встала и с блюдцем в руках пошла к мусорному ведру, - но кто-то все-таки написал это письмо. И запоночку кто-то припрятал... Кстати, шикарные были абсолютно запонки. С янтарем. Мне ужасно нравились. - Она распахнула дверь туалета и встала, упершись рукой в косяк. - Такие с позолоченной окантовочкой, в середине большой камушек, а по краям - будто напыление...

- Лесников, - проговорила я, потрясенно глядя на голубой унитаз и на голубую же раковину-тюльпан. - Помнишь, ты говорила, что он теперь не стирает свои носки, а складывает их в мешок? Вроде как боится один в душ ходить? А почему он не стирает свои вонючие носки в раковине? Зачем он их копит, если к нему все равно никто не приходит и грязное белье не забирает?.. Не обязательно, ты понимаешь, не обязательно ходить со своими постирушками в душ, если в палате есть нормальная раковина! И ещё он попросил, чтобы его переселили в двухместный номер!

- Пошли! - решительно рявкнула моя умная соседка, поставив импровизированную пепельницу прямо на пол. Она, конечно же, все поняла с полуслова. - Пошли, пошли!

И мы вышли из родной седьмой палаты, и помчались по коридору, как неотвратимые и ужасные всадники Апокалипсиса. Честно говоря, я была всадник - так себе. Зато Алисины глаза горели праведным негодованием и желанием жестоко отмстить за поруганный душевный покой любимого человека. Именно она пинком распахнула дверь номера, где теперь проживал Лесников, она же дернула на себя дверцу его тумбочки и на все его неуверенные "что здесь происходит?", "что вы себе позволяете?" ответила емким и суровым:

- Молчать! Санэпидемстанция. Тараканов травим.

Полиэтиленовый пакет с носками лежал на нижней полке, заботливо отгороженный от мира стопкой потрепанных книжек. Зажав двумя пальцами нос, Алиса встряхнула его прямо над полом. Лесников беззвучно раскрыл рот. Я, грешным делом, подумала о том, что будет, если моя версия опять окажется ошибочной. Но в этот раз мне повезло: один носок упал на пол с подозрительным стуком, и, естественно, Алиса догадалась, что это только в анекдотах носки грязнятся до такой степени, что их ставят за печку, или рубят ими дрова. Взять сей предмет гардероба в руки она не решилась, схватила с тумбочки шариковую ручку, подцепила ею носок, как крюком, и... И на пол выкатилась запонка. Небольшая, круглая, с тонкой золотой окантовочкой и крупным янтарем посредине.

- Гнида! - с чувством выдала Алиса. - И как только у тебя храбрости хватило? То чуть ли не до обморока истерики закатывает, а то маньяка шантажировать взялся... Ну, на что ты рассчитывал? Скажи, на что ты рассчитывал? На то, что Анатолий Львович, в самом деле, убийцей окажется? Так в таком случае, он бы тебя вычислил, подкараулил и шлепнул.

Лесников молчал угрюмо, как каменный сфинкс. На глазах таяла его прекрасная мечта о стремительном обогащении. Я молчала тоже. А Алиска, держа на ладони запонку, оглаживала её указательным пальцем любовно, как доченьку-дюймовочку...

Мы с Митрошкиным вышли из профилактория примерно через час. Олег Селиверстов закончил на сегодня общение с Елизаветой Васильевной и умчался на работу в одиночестве, не попрощавшись и, видимо, не в силах больше переносить мое общество.

- Да ты на него не обижайся, - вздыхал Леха, поддерживая меня под локоть. - Ему сейчас ни до кого: ни до тебя, ни до меня. И дурой он тебя не считает. С чего ты, вообще, это взяла? Знаешь, он мне что по поводу тебя сказал? Что ты очень симпатичная, и, вообще, нормальная девчонка.

- Да? А можно уточнить, когда он это сказал? До того как вы в профилакторий приехали, или после?

- Какая разница "когда"? Ну, "до того"! - Митрошкин пинал ногами слежавшиеся комки снега. - Он же сразу на тебя внимание обратил, когда в то утро адрес записывал. Подумал что ты или родственница моя или подруга... Но ты тоже его пойми! Он, как дурак, ворвался в профилакторий, давай бабу эту допрашивать, а все, оказывается, совсем не так, как я ему рассказал.

- Во-во! Рассказал ты, а дура опять - я.

- А я тебе, между прочим, с самого начала говорил не лезть в это дело!

- Конечно! Говорил! - в хлопчатобумажных лосинах ноги мои начинали понемногу замерзать. - А кто о маньяческой психологии рассуждал? А кто по поводу письма всякие выводы делал? А кто Марине звонил, в конце концов?

- Но с теткой-то этой из роддома ты профанулась? Нашла тоже особые приметы - волосы хной покрашенные и морщины!

- Да, нашла! - я отчетливо понимала, какую сделала глупость, и от этого злилась ещё больше. - А ты бы на моем месте не ошибся? Нет?.. Вон женщина молодая идет с "мальборовским" пакетом. Опиши ее!

- Вон та что ли? - Леха чуть замедлили шаг, прищурился и пожал плечами. - Пожалуйста! Блондинка, прямые волосы до середины спины, рост выше среднего, прямой нос, светлая кожа, длинные ноги...

- Ладно-ладно, увлекся! А теперь вон ту старушку опиши!

Старушка с прямоугольной тряпочной сумкой медленно брела по соседней тропинке, вьющейся между деревьями, и то и дело останавливалась, чтобы передохнуть.

- Ну что про неё сказать? Лет шестьдесят пять - семьдесят. Морщинистое лицо. Маленький рост. Седые волосы. Шапка, отделанная норкой.

- Ага! "Шапка, отделанная норкой!" - я презрительно скривилась. - Ну, и что ты наописывал? Седая. В морщинах... Мы с тобой сядем в автобус, я тебе с ходу десять человек покажу, которые под это описание подходят! А, тем более, учти, что процентов шестьдесят немолодых женщин подкрашивают волосы хной.

- Ну и что ж ты, раз такая умная, сразу об этом не подумала? До того, как шум поднимать?

- Не подумала и все!.. Между прочим, если бы я не начала шум поднимать, так бы и не узнали, что убийца в белом халате был.

- Кстати да, - Митрошкин, оставив язвительный тон, уважительно кивнул. - Значит, не такой уж он и псих, раз логически мыслить умеет. В самом деле, кто на человека в белом халате в больнице внимание обратит? Даже если бы его и заметили той ночью в коридоре? Врач из соседнего корпуса, медбрат, санитар! Новенький, вчера только устроился.

Я споткнулась и чуть не упала, пытаясь угнаться за Лехой. Когда он увлекался рассуждениями вслух, ноги его начинали отмерять какие-то совершенно невообразимые по длине шаги.

- ... Вообще, интересно, конечно, кто он такой? Знаки эти дурацкие... Сам черт в них ногу сломит. Чо к чему? Картошка, семечки, виноград... Может он молдаванин? Или по Окуджаве фанатеет: "Виноградную косточку в теплую землю зарою"? Или на бильярде повернутый? Или курильщик? Или у него были какие-то медицинские проблемы в детстве, поэтому бинт рядом с одним из тел оставил? Или начальные буквы всех этих картошек-подсолнухов должны в какую-то анаграмму складываться? Или вон - подсолнухи! Может он, вообще, от Ван Гога тащится? Или сам художник, раз в одном случае кисточка была?..

Я вырвала свою руку так резко, что Леха чуть не рухнул в снег от неожиданности. Остановился, посмотрел на меня тревожно и подозрительно, осторожно взял за плечо:

- Чего опять? Может тебе фломастеров заварить?

- Отстань. Подожди секундочку.., - я сцепила пальцы в замок и поднесла их к лицу. - И не юмори пока, пожалуйста... Скажи, где у вас центральная городская библиотека?