Тополиный пух

— Не раньше чем вы объясните причину, по которой звоните.

— А, простите, с кем имею честь? Я в том смысле, имеете ли вы допуск к информации определенного рода?

— Я — первый помощник секретаря президента и…

— Благодарю, мне этого вполне достаточно. Отчего же, разумеется, первой помощнице секретарши не быть в курсе, что двое сотрудников охраны вашего предприятия обвиняются в нападении на должностное лицо Министерства внутренних дел Российской Федерации. Или вам еще не успели доложить младшие по званию? Вторые помощники, третьи, а? Чего молчите? Так что мы будем делать? Дискутировать дальше или вы меня наконец соедините с Кулагиным?

В ответ послышалась музыка, и бодрый голос доложил:

— Кулагин слушает, это кто?

— Грязнов это, Федор Федорович. Вячеслав Иванович, если успел позабыть. В бытность мою в МУРе, бывало, пересекались.

— Ах, ну да, привет! Какие проблемы? Чем помочь? Оказать любую поддержку, если есть нужда, всегда рад! Особенно старым знакомым.

«Врет, — беззлобно подумал Грязнов, — мы с ним никогда близко знакомы не были, да и не могли быть. Фамилию слышал, виделись, а так? Вряд ли…»

— Это не у меня проблемы. Вот и та дура, извини за выражение, что пыталась выяснить, зачем я тебе звоню, Федор Федорович, настойчиво интересовалась моими проблемами. Будто я с ней собираюсь их обсуждать. Ну и я, чтоб отвязаться, сказал ей: это, мол, у вас проблемы. Это ваши охранники нападают на сотрудников Министерства внутренних дел и осуществляют несанкционированную слежку за Генеральной прокуратурой.

— Ну зачем ты так, ей-богу, Вячеслав Иванович? — огорчился Кулагин. — Ну какое она-то имеет отношение?

— А я это сделал исключительно с той целью, чтобы ты, перед тем как срочно выехать ко мне сюда, на Житную, пропуск тебе уже заказан, зашел к ней и громко, как это ты умел когда-то делать, очертил ей круг ее прямых обязанностей. А то у вас, гляжу, куда ни плюнь — главное управление, а люди черт знает чем занимаются. Ты меня понял, Федор Федорович? Так вот заезжай, мне долго ждать нет никакого смысла, сам понимаешь…

Кулагин примчался, только что не запыхавшись. Он держал в руках черный кейс, будто привез важные документы для обсуждения.

Грязнов поднялся навстречу, пожал ему руку, пригласил садиться. Потом занял свое место за столом, выдвинул ящик и небрежно кинул перед Кулагиным на стол два удостоверения и аккуратно выложил пистолет Макарова. И все это проделал молча. Только после этого поставил локти на стол, сложил пальцы в замок и уперся в них подбородком.

А Кулагин также молча раскрыл поочередно удостоверения, захлопнул, потом взял пистолет, осмотрел его, хмыкнул и вопросительно поглядел на Грязнова.

— Обычные дела, — ответил Вячеслав Иванович, — проверили, как положено. Отпечатки пальцев наверняка родные: Идентифицировать не стали. Отстреляли, посмотрели по пулегильзотеке — ствол чистый. Да ты и сам не разрешил бы им держать «замазанные» стволы. Тут вопросов нет. Кроме одного. Чего им надо? Или, может, все-таки не им, а тебе? Или твоему начальству? Так за это мы можем запросто, вот прямо не сходя с места, вдвоем с тобой подходящую статью отыскать. Или не будем?

— Давай лучше не будем, Вячеслав Иванович. Ты, вообще, по этой части как, не брезгаешь? — Кулагин щелкнул себя по кадыку.

— А почему я должен брезговать? — удивился Грязнов. — Рабочий день кончился. Ты на это, что ль, намекаешь?

— Ну, если не против?.. — Кулагин открыл кейс, сгреб в него пистолет с обоими удостоверениями, а оттуда достал красочную квадратную упаковку с бутылкой французского «Наполеона». — Не будешь возражать, если мы по маленькой за окончание дела, а?

— Ты погоди с окончанием. Ты мне на вопрос не ответил. Ну, хорошо, понимаешь, что мой парень горячие точки прошел, а если б он послабее оказался? Они его что, уделали бы? А чего они «хвостом» болтаются, как, извини, говно в проруби? Ты их послал? Назови причину — разберемся, потом думать будем, окончено дело или нет. Ишь, шустрые вы какие!

— Так ведь всю жизнь учили! — захохотал Кулагин. — Ты чего, Вячеслав Иванович, сам не понимаешь? Оперативная нужда! Я ж тоже своего рода крайний. Шеф вызывает, говорит: «Чего там следователь копает под нашего парня?» — ну, из газеты. Посмотри, мол. Мне приказано, я приказываю. А дальше — это уже собственная их инициатива. За что и хорошо наказаны. И я еще добавлю. Вот и все! Ты ж сам всю жизнь — оперативник, не мне объяснять тебе наши азы… Не нравится тебе или там кому-то еще «хвост» — сниму, а перед руководством уж как-нибудь потом оправдаюсь. А может, и ты мне подскажешь решение. Чего надо-то от того сморчка из «Секретной почты»? Просто по-товарищески спрашиваю, если уголовщина какая — ну и хрен с ним, а если политика, мать ее, то тем более. Мне бы только узнать-.

— А ты бы сразу спросил, я от тебя, Федор Федорович, и скрывать ничего не стал бы, — изобразил полнейшее дружелюбие Грязнов. — Какой-то анонимщик обгадил крупного судебного деятеля, из Высшего арбитража…

— А тебе-то что за дело? — насмешливо перебил Кулагин.

— Так тот с жалобой к генеральному прокурору, ну и покатилось— то, другое. Сам знаешь, как бывает, когда наверху хотят очистить чей-то мундир. А тут еще эти… твои… Да не просто — сел на «хвост» и сиди себе, пока не сгонят, а они наглые! Вот и нарвались. Боишься, что ли, шума-то?

— Да не боюсь, не нужен он, — поморщился Кулагин. — Это ж не им оплеуха, а мне как их начальнику.

— По этому поводу могу только одно сказать, Федор Федорович, не держи дураков. Помнится, в добрые старые времена, это было законом.

— Ну, давай хоть за старину дернем? — оживился Кулагин. — За те времена, когда мы были молодыми! За нашу молодость, а?

— А за что другое я б с тобой вообще пить не стал, — заметил Грязнов.

— Вот за что тебя всегда уважал, Вячеслав Иванович! — воскликнул Кулагин. — За правду! Много мы, поди, друг другу крови-то в свое время попортили, а ради чего? И вспоминать теперь смешно!

Грязнов отчетливо видел, что Кулагин просто очень рад тому обстоятельству, что неприятная история так легко, по его мнению, заканчивалась. Интересно, а на что он рассчитывал? Что факт стычки представителей двух охранных частных структур вызовет громкий государственный резонанс? Как бы не так! Или что та же Генеральная прокуратура каким-то образом отреагирует на факт слежки за своим сотрудником, занимающимся расследованием клеветнического выступления газеты? Тоже весьма сомнительно.

В другом обозначился интерес Кулагина. В дальнейшем разговоре проскользнула у него этакая робкая, что ли, мыслишка: а нельзя ли, мол, закрыть это дело вообще, к едреной фене? Ну, пройдет время, ну, дадут в газете опровержение, что факты не подтвердились и на сотрудника, допустившего публикацию, наложено взыскание. И все кругом успокоятся.

— Можно-то оно, наверное, можно, да вот с опровержением как-то в газете не спешат.

— А если их поторопить?

— Ну… если так? — тянул с окончательным своим решением Вячеслав Иванович, будто исключительно от него в данный момент и зависело решение вопроса.

Ему показалось, что интересы холдинга, о чем он уже знал от Турецкого, каким-то образом вошли в противоречие с интересами самого Кулагина, призванного защищать этот холдинг. Бывают такие ситуации? А почему нет? У Федора ведь «закваска» старая, и вполне может быть, что именно его личные интересы лежат несколько в иной плоскости, нежели те, которые демонстрировал тот же холдинг, желая просто отомстить Степанцову за свой проигрыш в имущественном споре с другим таким же нефтегазовым монстром. А Кулагин с его-то прошлым может служить не одному хозяину. Вот и появляются невидимые миру противоречия…

— А давай мы оба, каждый со своей стороны… попробуем? — горячо предложил Кулагин.

— Разве что если попробовать? — с уже более определенной интонацией как бы подвел итог Грязнов.

И они выпили еще по рюмочке, словно обязывающей их теперь активно помогать друг другу «закрыть к едреной фене» это нехорошее дело.