Современный румынский детектив

Мне не показалось, я на самом деле услышал легкий скрип, какой издает старая мебель при резком перепаде температур. Затем дверная ручка, которую я вижу в зеркале перед собой, идет вниз, как в фильмах Хичкока. Час Икс и час Пи совпали.

Человек уже просунулся в дверь наполовину. От этой половины я вижу тоже только половину, итого — четверть. Зеркало висит с таким наклоном, что мне видны ботинки, брюки гармошкой и правая рука, вооруженная то ли ремнем, то ли толстым шнуром.

Даю ему войти полностью. Вот он уже внутри. Дверь прикрывать за собой, конечно, не спешит. Пытается сориентироваться. Вероятно, замечает лжебарельеф" Мирча Рошу", который я соорудил шесть часов назад. Как у всякого начинающего скульптора, результат более чем скромный. Все же мой дебют привлекает его внимание, он делает пару шагов к кровати. Я интерпретирую этот жест как позитивную оценку.

— Руки вверх, Марин Тебейка, и ни с места!

Он не делает ни одного лишнего движения. Чувствуется опыт. Я продолжаю:

— Я тебя давно дожидаюсь. Чего ты мешкал-то так долго,

в толк не возьму.

Он осмеливается наконец открыть рот:

— А ты кто?

— Конь в пальто… Нет, пальто с двумя подушками — под одеялом, на которое ты смотришь. И я не Мирча Рошу. А если тебе непременно надо знать, кто я, то вот у меня в правой руке визитная карточка шести миллиметрового калибра.

— Очень рад познакомиться. А у него есть чувство юмора!

— Арестуешь?

— Ты меня не понял. Думаешь, я легавый? Я просто знаю, что ты ищешь, и хочу тебе помочь.

— Ты знаешь, где они спрятаны? — хрипит Тебейка. — Пока что попрошу без вопросов. Ты мне нужен. И будь

паинькой. Со мной такие штучки не пройдут, как с Даном Сократе.

— Это не я убил!

— Знаю! — прикрикиваю я на него. — Ты и Паула Чернеску не пробовал придушить, а?

— Н — нет, — мямлит Тебейка. — Я хотел только его припугнуть, чтобы он мне выдал, где драгоценности.

— Ну и промахнулся. Ни Чернеску, ни Рошу понятия не имеют обо всей этой петрушке.

— Я, честное слово…

— Тебейка, не говори таких ужасных вещей, ночь все-таки, можешь испугать человека. А нам еще завтра вечером предстоит дело.

— А что завтра вечером?

— Ты при деньгах?

Тебейка готов запустить руку в карман брюк.

— Не двигаться, я сказал! Можешь устно ответить, при каком ты капитале. И не распаляй воображение, я тебя грабить не собираюсь, не до такой же степени мы поменялись ролями. Значит, так: есть у тебя сотня — две, с собой или дома?

— Есть при себе три сотни.

— Отлично. Это на мелкие расходы. Сохранишь все бумажки, я тебе этот аванс верну.

— Что купить? — На него нападает приступ кашля.

— Неважно со здоровьем?

— Точно.

— Выбрось к чертовой матери этот ремень и, чем душить людей из-за клада, который от них за триста верст, купи себе шарф за пятьдесят леев и закутай горло. Еще на полсотни купи билет до Констанцы. Поезд уходит в пять вечера. Доберешься в восемь с минутами, У вокзала сядешь на троллейбус, сделаешь пересадку на Совеже и доедешь до Мамаи. Оттуда пешочком. Помнишь еще место?

У него дрожит голос:

— Чего я там потерял?

— Тебе драгоценности нужны или нет?

— А если это капкан? Если ты из милиции и целишься меня взять?

— Чего же я тебя прямо сейчас не беру, тепленького?

Это его, кажется, убеждает. Все же он соглашается неохотно:

— Не знаю… не помню… может, я и места-то не найду. К тому же ночью…

— А я тебе помогу.

— Вы тоже там будете?

Я растроган этим переходом к вежливой форме местоимения и смягчаю тон:

— Я вижу, ты все ловишь на лету, вот и умница. Я буду там, то есть у входа в" Пиратский", завтра вечером, в половине десятого.

Он снова колеблется:

— А откуда я знаю, что это все не липа?

— Пойдем контракт подпишем у нотариуса, — рычу я. — Послушай, кореш, это твой единственный шанс. Можешь не верить, если не хочешь, но тогда прости — прощай твои побрякушки. Согласен или нет, одно слово.

Слышу его прерывистое дыхание.

— Согласен.

— Надеюсь, тебя не надо предупреждать, что в твоих же интересах никому ни слова и что ты должен исполнить все в точности, как я сказал, тютелька в тютельку. Что касается побрякушек, мне половина.

— По рукам.

— А вот на это я твоего согласия не просил. Можешь идти. Или есть вопросы?

— Есть…

— Давай. Только один.

— Вы знаете, где драгоценности?

— Знаю, — Где?

— Это уже второй вопрос.

Тебейка не фыркает от смеха — вероятно, потому, что шутка стара. Смеюсь я один, еще бы, в первый раз слышу ее от самого себя.

— Пока, Тебейка, до завтра, встретимся в Мамае. Плавки с собой не бери, вода холодная, а ты простужен. Кто тебя еще поймет, я сам тоже хлипкий.

— А у вас какая болячка?

— Мы это в другой раз обсудим. Иди с богом. И он уходит.

Глава Х

ТРЕТИЙ АКТ

Слева видна фабрика пепси — колы. Наша машина замыкает кортеж. Мы едем ровно, со средней скоростью восемьдесят — девяносто в час. Во главе колонны — наша машина с Марчелом Константином и еще двумя коллегами. За ней Паул Чернеску, тоже с коллегой. Моим, не его. Следом — "дачия" Мирчи Рошу с декором его бороды и усов еще одного из наших. В моей машине две представительницы прекрасного пола, по крайней мере одна из них украшает собой пейзаж: Атена Пашкану и Виорика Ибрахим. В составе, предусмотренном программой, не хватает Марина Тебейки, которого я найду у" Пиратского", и Адрианы. От Адрианы я отказался по двум причинам. Во — первых, ей ни к чему знать некоторые подробности из прошлого своего любимого человека, она и так еле — еле пришла хоть в какое-то равновесие. И потом, я задумал небольшую инсценировку, и меня, как режиссера — дилетанта и актера — любителя, смущал бы профессиональный глаз, да еще такой, как ее.

Атена Пашкану упорно молчит от самого Бухареста, давая понять, что везут ее чуть ли не насильно. Остальные приняли мое приглашение с энтузиазмом, а восторг Виорики умерило только то, что я пригласил ее через Марчел а Константина. Однако теперь даже она не проявляет особой словоохотливости. Ее сковывают присутствие Атены Пашкану и моя массивная спина, закрывающая весь вид на дорогу, — вроде той, что мешала Мирче Рошу спокойно вкушать наслаждение от концерта" Песни — танцы для Констанцы".

Сворачиваем и выходим на прямую к Мамае. Уже порядком стемнело, и моросит дождь. Как бы то ни было, я не отложу мероприятия. В жизни, как в футболе, встречи крупного масштаба играются и в дождь. Не потоп же, в самом деле.

Начинаем. Прошу шофера зажечь свет в машине и принимаюсь шарить по карманам. Замечаю вслух, что не захватил с собой никаких пилюль от головы. Атена Пашкану тут же вынимает из сумочки целлофановый мешочек, а на своем правом плече я чувствую руку Виорики, от нее исходят токи сочувствия.

— Неважно себя чувствуете, товарищ майор? Голова? — спрашивает шофер, дядя Фане.

— Черт его знает, и голова раскалывается, и как-то все плывет перед глазами, — отвечаю я, пряча лицо в ладонях.

— У вас жар? — Видно, что Виорике с трудом дается местоимение второго лица множественного числа.

— Не думаю. Ничего, сейчас пройдет…

Тем временем по правому борту машины мелькают троллейбусные остановки, названия которых пару лет назад я от нечего делать заучил наизусть, как стишок: Парк— Перла — Сирена — Флора, Казино — Томис — Модерн… Кажется, комплект неполный, но сейчас из окна машины все равно ничего не разглядишь: темень, дождь, курорт пуст и скорость у нас — уже больше ста. Однако на Модерне наш кортеж останавливается.

Как и было условлено, мы все остаемся на местах, а Марчел Константин заходит в слабо освещенный отель, где его должен поджидать связной из Констанцы. Все в порядке, люди майора Исайи готовы действовать согласно инструкции, которую я дал им сегодня утром телефонограммой, это ясно по тому, как Марчел возвращается на свое место в машине. Едем дальше.