Возвращение - смерть

- Пойдемте. - он встал из-за стола и потащил меня в темный, опасный коридор, сочетавший в себе угрозу и свободу. - Пойдемте - покажу!

Аптечка была устроена как маленький сейф, своей главной частью уходивший под плиточную область. Коробка с надписью "Инсулин" стояла на средней полке, никем не тронутая и не проверенная.

- Можно я возьму? - рука непроизвольно потянулась к спрятанному богатству, муж Андрей нехорошо хмыкнул и хлопнул меня по ладошке.

- А когда придет милиция? Что я скажу? Приходила Надя и взяла? Давайте по очереди. Все что останется - ваше.

- Думаете - придет?

- Ее убили, девушка. Словом или делом, но убили. И я этого так не оставлю, - теперь он смотрел на меня совершенно осмысленно и спокойно. От безумного кролика - идиота не осталось и следа. - А если хотите помочь, поговорите с Таней, с Татьяной Ивановной - похоже она что-то знает! Хотите письмо счастья? - спросил он, подталкивая меня к двери. - Хотите? Нет? Я принесу! Совершенно бесплатно!!!

Я быстро раскрутила замок и вылетела в коридор. Платить за помощь мне никто не собирался. Дикая страна - все надеются на чудо в виде милицейской формы и свистка-фуражки. Фуражки и бронежилеты завораживают, а о коррупции в милиции мы и знать ничего не желаем.

- Продано там все! Продано! - крикнула я с безопасного расстояния. Кто для них дороже: вы или Сливятин? Подумайте хорошо. А я ещё приду!!!

Дверь тихонько захлопнулась, разделив наши мысли и чувства серьезным барьером. Я поплелась в академию, раздумывая о том, где этот муж Андрей мог сделать такой приличный маникюр. И не заразили ли его СПИДом... В голове сложилась картинка - ВИЧ инфицированные пишут письмо турецкому султану, начинают и выигрывают. Первый шаг большой войны. Но через водку, кажется, не передается.

Мне не хватало Тошкинской трезвости, зато интеллектуальная атака происходила со значительным перевесом моих умственных способностей. На сей самый момент у меня было уже пять-шесть приличных версий происшедшего, которые надо было отрабатывать.

- Итак, первый вопрос, - сказала я, едва переступив порог аудитории. Где в этом городе существует приличный гей - клуб?

В следующий раз, когда мне понадобится мертвая тишина, я спрошу, какой материал лучше использовать для порочной плетки. Мозги студентов наконец-то начали производить некое подобие работы: натужно заскрипели и стали выражаться не вполне внятными предложениями.

- Может на телевидении? Там, говорят, все такие.

- На радио, дурак, ты голосок диджея Слава помнишь? Типаж, Надежда Викторовна.

- Или вам розовых? - издевательски протянула девица с первой парты.

- Синих, - отрезала я. - Только синих. Что-то приличное для среднего возраста.

- А есть, знаю. - сказал Джагоев и все разочарованно вздохнули. Такое тело, такие мозги и пожалуйте на здоровье. Он усмехнулся и заявил. - Не переживайте, девчонки, не из личного опыта. Я - весь ваш. Называется "Василиса Прекрасная".

- Что? Как? Где? - язык у меня порядком заплетался. От водки, пережитого и подтверждения, казалось бы, самой невероятной версии.

- И-и-иго-го-го, - сымитировали мне призывный сигнал из передачи Ворошилова и предложили поправить название. - Что? Где? Когда? Но вы не переживайте, если Джагоев сказал "нет", значит "нет".

- Василиса Прекрасная? - еще раз уточнила я, и отчетливо вспомнила предсмертный бред Анны Семеновны, тогда показавшийся мне связанным с моим нелепым внешним видом. Она знала, что умирает не просто так! Она давала мне адрес!

И своды небесные померкли у меня перед глазами, и время побежало медленно и спасительно, красиво отрежиссированный обморок должен был дать всем понять, как чувствительна моя натура, но тут раздался голос, оповещавший продолжение апокалипсиса моей едва начавшейся карьеры.

- Мне все ясно! Марш на кафедру, - Мишин вскочил с последнего ряда как черт из табакерки и решительно направился к трибуне, за которой пыталась спрятаться я. Аудитория в единой порыве дружно зааплодировала, окончательно втаптывая мой авторитет в грязь и пыль. - Я пришел к вам с проверкой. А вы... Разврат! Мерзость! Разложение! Содом! Таким не место в приличном обществе.

Мужественный Джагоев и сотоварищи, нервно поблескивая кинжалами, загородили проход, предлагая Владимиру Сергеевичу взять нас всех силой.

- Послюшай, - сказал короткий раскосый блондин. - Мы здесь деньги платим. Хотим ум получить. Не мешай, а, дорогой? - в подтверждение сказанному он, как заправский Джеймс Бонд, выплюнул жвачку прямо под ноги растерявшемуся заведующему. - Может, у нас тема такая, а? Греция - дело тонкое. Иди себе.

- Вы доведете меня до инфаркта, - отчужденно, глухо проговорил Мишин, явно не желая сдаваться. - Продолжайте, Надежда Викторовна, я посижу, посмотрю.

И что мне оставалось делать? Вместо того, чтобы лихорадочно думать о приличном гей - клубе, я стала лихорадочно объяснять своим защитникам, что греческие комедии произошли от фаллистических песен и были посвящены всякому виду плодородия. Когда сложный термин был записан на доске, Мишин схватился за сердце и положил под язык валидол. Когда классификация греческих философов была проведена по принципу их сексуальной ориентации, он встал во весь рост и размашисто зашагал к двери.

- Я всегда знал, что Платон - идеалистическое дерьмо. Но чтобы так!.. После звонка жду вас на кафедре...

А потом мы писали словарный диктант - как и было задумано. Театр, акрополь, басня, софизм. Все чин чинарем. И ничего, что мои студенты в слове "театр" делают две ошибки "тиадр". Когда - нибудь будет лучше...

А приличный гей - клуб находился на окраине города - среди дач-новостроек и, скорее всего, был частным. И, значит, очень дорогим.

- Никогда и никто не сможет понять мятущуюся душу художника? - вещал Виталий Николаевич, взобравшись на стул. - Никто не станет кувыркаться после заката. Есть в этом черном силуэте звон. И пусть когда-то радость киснет. И белым заревом могильным нас господина дразнит ищущий враг. Это, кажется, были стихи. Что-то из области вселенского бреда, который ныне стал элитарной литературой для посвященных. Виталию Николаевичу внимали Татьяна Ивановна и Инна Константиновна. В центре праздника стояла трехлитровая бутылка водки, созданная по принципу сифона. Общество было пьяным. И безголовым - Мишин в борделе участия не принимал.

- Наденька, - Виталий Николаевич бросился вниз со стула и приветственно вручил мне небольшую рюмку. - Присоединяйтесь. Поминаем.

- Вы тоже делаете маникюр, - спросила я, отягощенная своими думами.

- Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей. Конечно, делаю...

Этот сговор мог быть и менее масштабным. Впрочем, ржавчина не выбирает себе приятелей - она вербует только сообщников. Я лихо опрокинула в себя водку и пристально посмотрела в глаза Татьяне Ивановне, а потом все же спросила, скорее устало и сочувственно, нежели агрессивно. Потому что слишком многое уже стало совершенно понятным.

- Зачем Анна Семеновна хотела поговорить с Чаплинским?

Татьяна вздрогнула и сжалась в комок: "Мы вместе учились" , - едва выдавила она.

- А вы не хотели? Больные воспоминания? - а что, я тоже женщина, почему и не посплетничать прежде, чем взорвать притон вурдалаков.

- А я не хотела! - тихо сказала она и быстро добавила. - Я виновата.

- Что? Простите, - я отвлекалась на миражи, представляя, как будут пылать щеки моего редактора, когда я откажусь продавать бомбу за мизерную зарплату. - Что? А может быть Наум...

Татьяна Ивановна полупрофессионально закатила глаза. На пороге кафедры застыл карающий меч командора Мишина, за его спиной маячили две счастливые физиономии: Игорька и девицы приятной наружности.

- Моя племянница, - сухо отрекомендовала Инна Константиновна.

- О чем это вы тут? - спросил Игорек, целуя маму в щечку.

- О тете Ане, - сказала она сухими сжатыми губами и посмотрела на Мишина умоляюще "спасите наши души".