Бросок на выстрел

«А где гарантия, Стас, что мы выплатим ему по пятьдесят тысяч и вымогатель после этого отстанет от нас? И через некоторое время снова не потребует денег? Где гарантия того, что мы у него все время не будем висеть на крючке? И где гарантия, что он, получив бабки, будет молчать?» – задает вполне резонные вопросы Олег Дмитриевич. На что Станислав Николаевич не менее резонно отвечает:

«Такой гарантии нет».

Геннадий Викторович Ионенко опять покрывается холодным потом и натурально дрожит от страха.

Колупаев темен и мрачен, как ночь в лесу.

Дунаев лихорадочно соображает…

Некоторое время вся троица мрачно сопит, изредка переглядываясь между собой.

Наконец Станислав Николаевич нарушает молчание.

«Надо его убить, – просто и без обиняков говорит он. – Встретиться с ним в особняке и, как он просит, передать ему деньги. Получив бабки, он немного успокоится и ослабит бдительность. А потом мы его убьем. И отвезем туда же, на Лесопильщиков пустырь. Ну, или за нас его убьют. По нашему приказу. Такие люди имеются на примете… Другого выхода я, признаться, не вижу. Поскольку, отдав деньги, мы не будем иметь никакой гарантии, что он не станет вымогать у нас бабки снова и снова…»

«Опять убивать?» – смотрит на Дунаева Олег Дмитриевич.

«А ты что, хочешь всю оставшуюся жизнь висеть у этого Ивана Ивановича Иванова на крючке? Я, к примеру, не собираюсь», – резко говорит Колупаеву Станислав Николаевич.

«Нет, меня на этот раз увольте», – отчаянно, но решительно выдыхает Геннадий Викторович.

Оба, и Дунаев, и Колупаев, удивленно смотрят на исполнительного директора Ионенко.

«То есть как это – увольте? – вопрошает Станислав Николаевич, высоко подняв брови. – Мы вместе замочили того охотника в калужских лесах и закопали… Потом ты вместе с нами убил своего водителя Васю Левакова… Причем бил ты его смертным боем, и даже шибче, чем били мы с Олегом Дмитриевичем. Помнишь? Мы тебя едва оттащили… Ты заплатил бабки за якобы несчастный случай в Чебоксарах с девицей твоего водилы Наташей Челноковой, то есть участвовал в заказе ее убийства. А теперь говоришь нам: увольте меня? Нет, дорогой друг, ты замазан вместе с нами одинаково. Так изволь и дерьмо хлебать наравне с нами. Сделав аборт, по волосам не плачут… Слышал такую народную поговорку?»

«Да не могу я больше. Извелся весь, ночи не сплю», – буквально молит Ионенко.

Но Дунаев неумолим:

«Все мы извелись, Геннадий Викторович, не только ты один. И чтобы впредь больше не метать икру по этому поводу, нам нужно от этого шантажиста Иванова избавиться. Раз и навсегда».

«Как, ты мыслишь, мы это сделаем?» – задает вопрос уже технического характера Колупаев. Олег Дмитриевич тоже не хочет больше никого убивать, но не видит иного выхода, кроме как побыстрее порешить вымогателя. И освободиться от тяжкого груза…

«Вот это уже другой разговор, – говорит Дунаев. – Я мыслю так… Поскольку он может наблюдать за нами, то никакой засады в особняке устроить не получится: он нас тотчас срисует и не придет. После чего снова позвонит Геннадию Николаевичу и назначит выкуп за свое молчание уже не по пятьдесят евро с носа, а, как и предупредил, по сотне. Тем более что он уверен, что мы примем его условия и будем откупаться… Значит, лучшее для нас – это не давать ему ни малейшего повода, чтобы он в нас засомневался. Надо ему показать, что мы очень напуганы, совершенно растерянны и хотим побыстрее откупиться от шантажиста, чтобы он оставил нас в покое… – Станислав Николаевич замолкает и смотрит сначала на Колупаева, потом переводит взгляд на Ионенко, а затем продолжает: – Поэтому мы приедем к особняку к восьми часам без минут, ничего не будем предпринимать, а когда он появится, отдадим ему деньги и на время останемся в особняке после того, как он выйдет…»

«Мы что, так и отпустим его?» – неожиданно задает вопрос Ионенко, который буквально за несколько минут до этого был решительно настроен против своего участия в убийстве шантажиста.

«Ты, Геннадий Викторович, не очень внимательно меня слушаешь, – отвечает Дунаев, вполне благосклонно взглянув на Ионенко. – Еще в самом начале нашего разговора я сказал, что этого Ивана Ивановича Иванова необходимо ликвидировать, и это единственный наш выход в сложившейся ситуации. Шантажист наверняка будет готов к этому, а потому будет крайне осторожен. Мы должны усыпить его бдительность, отдать ему деньги и отпустить с миром. Для видимости. А вот когда он выйдет из особняка, его тотчас завалит нанятый мной… специалист. Он же заберет деньги, которые и станут его гонораром. И с нашей проблемой навсегда будет покончено».

«А не слишком ли это жирно, сто пятьдесят тысяч евро за какого-то вымогателя?» – спрашивает Дунаева Олег Дмитриевич. Хорошо зная Станислава Николаевича, Колупаев, кажется, не исключает того, что Дунаев и тут химичит, вполне возможно такое, что «специалист» вернет-таки ему часть денег, и Станислав Николаевич снова останется с наваром.

«Я, как ты знаешь, тоже всегда против неоправданных денежных трат, – говорит Дунаев и непроизвольно отводит взгляд от Олега Дмитриевича. – Однако за наше общее спокойствие и избавление от опасного свидетеля-шантажиста, я думаю, было бы не жалко и большей суммы», – добавляет он, продолжая глядеть мимо Колупаева.

Ионенко молчит и жаждет лишь одного: чтобы поскорее все это закончилось. И когда это случится, он в ближайшую пятницу непременно отправится к незабвенной Фаине Витальевне и будет ее любить сильно и страстно, забыв обо всем неприятном…

Троица еще сидит какое-то время в кабинете Станислава Николаевича, после чего Олег Дмитриевич и Геннадий Николаевич расходятся по своим кабинетам, несколько успокоенные. А зря…

Роль мифического вымогателя должен был сыграть я. Для этого мы решили как следует осмотреть оранжевый особнячок. Человек, которого Володька пригласил с собой, в две минуты вскрыл двери, и мы вошли внутрь.

Ввиду того, что убийство Левакова произошло на первом этаже и, скорее всего, в коридоре, то засада должна была быть организована в самой ближней ко входу комнате. Это оказался кабинет охраны. Спрятаться в нем было совершенно негде, поэтому было решено расположиться в полностью меблированном офисе, одном из восьми, что были на первом этаже.

Офис вскрыли, и я уселся в кресло, очевидно, предназначенное для начальника отдела. Володька и двое крепких ребят-оперативников расселись так, чтобы их не было видно ни в окна, ни в раскрытую дверь. Еще двое ребят находились снаружи дома. Они должны были, после того как преступная троица войдет в особняк, блокировать его вход, если вдруг убивцы-руководители риелторской компании «Бечет» надумают сбежать из особняка. А двое самых умных и опытных из Главного следственного управления искали возможного киллера, который должен был, если я все прикинул правильно, замочить вымогателя, выходящего из особняка с деньгами. Взять троих убийц и специалиста-киллера в один день – это было бы несказанной удачей для Главного следственного управления и большим моим подарком его сотрудникам, участвующим в осуществлении моего плана.

Мы просидели час, перекидываясь короткими фразами. Те, что пришли с Володькой, наверное, умели ждать, не было даже слышно, как они дышат. А я волновался. То и дело выплывал неприятный вопрос: «А вдруг все пойдет как-нибудь не так?» Хотя я не представлял, что именно может пойти не так.

В половине седьмого Володьке, как руководителю группы, позвонили и сообщили, что киллера взяли. Он расположился на чердаке одного из домов, откуда хорошо просматривался вход в наш оранжевый особняк. При нем находилась крупнокалиберная винтовка «M107A1CQ-SYS», поражающая цель на расстоянии полтора километра. Специалист, похоже, был настоящий, из крупных. Коробов сказал в трубку всего два слова:

– Спасибо, хорошо.

И мы снова принялись ждать…

Я бы не сказал, что время текло медленно. Полтора часа, что оставались до восьми вечера, не показались мне вечностью, хотя, для красного словца, можно было бы и применить эту шаблонную фразу. Но нет, время шло с нормальной скоростью, и эти полтора часа закончились аккурат через девяносто минут. Ровно в восемь двери особняка открылись, и в холл вошли Дунаев, Колупаев и Ионенко собственными персонами. Они немного потоптались в коридоре, перебрасываясь между собой негромкими фразами, которые нам из офиса было не разобрать, а потом я услышал, как в дверь нашего офиса, где спрятались я с Володькой и два опера, вставляется ключ.