Тайны «Монастырского приюта»

– Это у него присказка такая, – пояснил Абарбанель, который среди других стариков как бы выделялся за главного. – Ни одну партию не начнет, пока не проговорит это заклинание. Ладно, поехали!

Партнером Александра Юрьевича оказался Абдаллах, более молчаливый, чем другие. Первый карточный розыгрыш кончился для них неудачно. Алоиз записал счет. Абдаллах покачал головой. Абарбанель радостно потер руки.

– Лежать вашим головам на этом блюде! – сказал он.

– Простите, а на что мы играем? – вспомнил вдруг Сивере. – Мы же не оговорили ставку.

– Какая разница? – возразил Алоиз. – Проигравший попадает впросак.

– А все-таки?

– Считайте, что он лишится некоторых привилегий, – сказал Абарбанель.

– Каких же? – не унимался Александр Юрьевич. С одной из сданных карт ему кисло улыбнулся бубновый валет. Остальные были разной масти и все – мелочь.

– Возможности сопротивляться волеизъявлению, – ответил историку Алоиз.

– Чьему? – Сивере даже отложил карты, настолько он был удивлен. Это все ему начинало не нравиться. Шутки шутками, а старички явно не в своем уме. Или, напротив, слишком уж себе на уме. Так может далеко зайти.

– Вам все скажут в свое время, – холодно бросил Абарбанель. Теперь они все нисколько не походили на тех вчерашних весельчаков, а действительно выглядели как восковые куклы.

– Ну, знаете ли! – воскликнул Сивере, отодвигая от себя по ломберному столику и свои карты, и прикуп. – Так я не согласен. Что за тайны Мадридского двора? Может быть, еще и на мою бессмертную душу сыграем?

– Может быть, – лаконично отозвался Абдаллах. – Но учтите, мы с вами в данной игре – партнеры.

– Это ничего не меняет. Мне надоело играть. Пусть в ваш «просак» попадают другие.

– Хорошо! – неожиданно согласились все три старика. Их карты легли на стол. Возникла минутная пауза. Они переглянулись между собой, словно совещаясь. Без слов. Одним взглядом.

– Будь по-вашему, – сказал Абарбанель. – Мы прощаем ваше неразумение. Оно вызвано нервами. Вы откуда родом?

– Из… Москвы, – немного опешил Сивере.

– Я имею в виду происхождение?

– А какая разница? – пришла очередь и Александру Юрьевичу задать этот вопрос.

– Теперь послушайте меня внимательно, – почти торжественно произнес Абарбанель. – И не перебивайте. Осталось совсем немного времени, когда вам откроется подлинный смысл вашего существования. От того, примите вы его или нет, будет зависеть ваше будущее. Ибо сказано: «И установлю союз Свой между Иною и тобою и потомством твоим, которое придет после тебя, на все поколения. Великие мудрецы прошлого сейчас говорят моими устами – они знают! Тот мудрец, имя которого я ношу, и Магарал, и Шнеур из города Ляд, и другие. Вам выпала великая честь и великая миссия, вы – избранны, дабы войти в Храм. Здесь и сейчас – лишь прелюдия к нему. Терпите и готовьтесь. Время Машиаха грядет».

В продолжение этих слов Алоиз и Абдаллах торжественно молчали, буравя Александра Юрьевича взглядами.

– Чего-чего? – переспросил Сивере. – А вы сами-то хоть поняли, что сейчас говорили? Повторить сможете? Да что здесь, в конце концов, происходит? Что за комедию вы все ломаете? Одни, другие… Совсем хотите из меня идиота сделать?

Старики переглянулись. Кажется, даже подмигнули друг другу.

– Зачем делать что-то из кого-то, который и так это? – несколько невразумительно, но вполне внятно произнес Абарбанель. Еще и улыбнулся.

– Все, ребята, с меня хватит! – резко бросил Сивере, поднявшись из-за стола. Он оттолкнул от себя вертящийся стул, который поехал к стенке и врезался в нее. А историк решительно пошел к двери.

2

Бессвязную речь стариков он всерьез не воспринял – мало ли чего мелют выжившие из ума картежники! Но, найдя Прозорова на стрельбище, он рассказал ему о случае с преферансистами, как о забавном анекдоте. Герман в это время в полном одиночестве меланхолически стрелял из помпового ружья по мишеням. Во рту, как всегда, дымилась сигара.

– Представляешь, хотели открыть мне смысл моего существования, – натужно хохотнул Сивере. И скаламбурил: – Будто я сам не знаю, что никакого смысла в определенном смысле нет.

– Ты бы с ними поделикатнее, – посоветовал Прозоров, откладывая ружье и припадая к кувшину с киндзмараули. Пил прямо из горлышка.

– А что, кусаются? КакПсаки?

– Один из них – не помню кто точно, мне Тошик рассказывал, – лишь полгода назад покинул психиатрическую лечебницу. А провел там лет двадцать. Отпустили ввиду полной дряхлости и безвредности. Но он, между прочим, маньяк. Может быть, слышал, в восьмидесятые годы – «Дело клеща-вампира»? Ужас наводил на Москву, Питер и некоторые провинции, кажется, Тамбов. Хотели расстрелять, но в институте Сербского признали психом. Теперь вот на свободе.

– Почему «клещ»?

– Потому что с клещами ходил, в чемоданчике. Шейные позвонки ими перекусывал и пил кровь. А головы с собой же в чемоданчике и уносил.

– Брешешь! – не поверил Александр Юрьевич.

– Спроси у Тошика. Мое дело предупредить.

Сивере все равно не поверил. Не мог он представить себе ни Абарбанеля, ни Абдаллаха, ни Алоиза в роли мясника с кузнецкими клещами, да еще присасывающимся к сонной артерии. Ф-фу ты!..

– В баню пойдешь? – спросил Прозоров. – Вечером собираемся.

– Меня Локусовы к себе приглашали. На темуру.

– Обойдутся. У нас будет повеселее.

– Помыться не мешало бы, – согласился Сивере. – Черная месса обождет.

Герман возобновил стрельбу из ружья. Фанерные щиты были уже насквозь продырявлены. История с клещом-маньяком не выходила у Сиверса из головы. Как бы то ни было, но старики явно со странностями. А кто тут без них? Еще поискать надо.

– Ты слышал, что фуникулер сломался? – спросил он.

– Знаю. Тошик обещал починить через пару дней. Сбежать хочешь?

– Куда?

Задав этот риторический вопрос, Александр Юрьевич сам же и растерялся. А действительно – куда бежать, от кого и зачем? От себя? Возвращаться в Москву, в унылую и промозглую жизнь? Нет, здесь гораздо интереснее. Так, должно быть, думает каждый сумасшедший, боясь покинуть свой убогий приют. Но ведь этот приют для нас – весь мир, безумный и порочный, а тем более временный.

– О чем задумался? – насмешливо спросил Прозоров, послав в цель очередной заряд. – На, постреляй! Пригодится.

– Нет, – отвел дуло в сторону Сивере.

Прозоров выстрелил в сторону мишеней, почти не глядя.

3

Размышляя, Александр Юрьевич расхаживал по внутренним галереям монастыря-гостиницы.

– Янек! – произнес вдруг кто-то за его спиной. Историк поспешно обернулся: никого. Ряды дорических колонн, ниши. Неужели послышалось? Сивере пощупал лоб. Голова начинала странно болеть, то ли от перенапряжения, то сказывались последствия от ночного удара.

– Янек! – позвали его с другой стороны галереи. И тут же захихикали. Он сжал виски ладонями, раскачиваясь на пятках. Боль становилась все сильнее, пульсировала в мозгу.

– Янек! – вновь захихикали слева и справа. – Янек, иди сюда!

– Отстаньте! – закричал Сивере. – Хватит меня мучить, преследовать! Уходите прочь…

Ему сейчас было все равно – кто с ним играет в прятки. Тетушки Алиса с Ларисой, карлик-горбун, Багрянородский, сонм теней из подземелья или его же двойник? Ему хотелось одного – избавиться от боли, перестать страдать, обрести вновь душевное равновесие. Если только оно когда-нибудь сможет к нему возвратиться.

И он побежал по галерее, продолжая сжимать отяжелевшую голову обеими руками и боясь, что она свалится с плеч. Ему казалось, что позади него вдруг раздались улюлюкающие возгласы, свист, хлопки в ладони, но он не решался и не мог остановиться, оглянуться назад. Он мог только бежать, спотыкаясь и падая, преследуемый болью, страхом, отчаянием. Впереди был небольшой бордюр, за ним – отвесная стена и пропасть. Он знал, что неминуемо упадет. Так было в его сне, так и должно было произойти. И теперь он даже жаждал этого, скорейшего избавления от всех мук, от скверного и пустого, как поджидающая его бездна, мира.