Тайны сибирских алмазов

Николая увело в сторону от дома все то же безотчетное чувство тревоги, которое пробудилось в нем ночью, во сне – и до сих пор еще не ослабело, не кончилось… «Нужно пройтись по всему участку», – подумал он.

Он углубился в кусты ивняка, росшие по краю болота. И медленно, пригибаясь, пошел, раздвигая руками сырые спутанные ветви.

Кое-где, на ветвях, уже набухли весенние почки – и Николай это чувствовал на ощупь…

Так, укрываясь в кустарнике, Заячья Губа обогнул почти весь шахтный двор. И, наконец, приблизился к тому месту, где начиналась бревенчатая гать, – единственная проселочная дорога, соединяющая шахту с остальным миром.

И на этой дороге ему почудилось какое-то скрытое движение. Словно бы во мгле промелькнула чья-то тень… Чья? Кто бы это мог быть? Зверь или человек? Или же там просто проплыли клубы тумана?

Портвейн воротился в барак совершенно взбешенный: он, естественно, ничего не нашел. И злоба его усиливалась еще и оттого, что он – отправляясь за алмазами – втайне надеялся перехитрить Малыша.

Нет, похищать целиком всю добычу он не собирался. Да и вряд ли бы это ему удалось! Но отсыпать и утаить несколько крупных камешков можно было, конечно, с легкостью…

В бараке он застал вполне мирную картину. Иван уже не лежал на полу, на шкурах, а сидел рядом с Малышом у стены – на длинной лавке. И они о чем-то спокойно беседовали.

Но взглянув на вошедшего, оба они мгновенно поняли, в чем дело. И разговор их пресекся. Малыш помрачнел. А лицо Ивана превратилось как бы в гипсовую маску.

Портвейн сказал, цедя слова сквозь стиснутые зубы:

– Свяжи-ка ему руки, Малыш. Да покрепче! Я его, суку, сейчас научу…

– Значит – пусто? – тихо, грозно, спросил Малыш.

– Ну, ясно! Что я и предвидел… Он нас, видать, за фрайеров считает.

– Нет, нет, я правду сказал, – зачастил, затрясся Иван. – Тут какая-то ошибка! Я… – Но сейчас же мощная пятерня Малыша наглухо запечатала ему рот.

– Надо бы заткнуть ему пасть, – сказал Малыш, покосясь на товарища. – Поищи-ка что-нибудь… Не могу же я все время так сидеть!

Портвейн осмотрелся торопливо. И увидел под столом небольшой картонный ящичек с надписью: «Динамитные шашки».

– Есть, – воскликнул он, – нашел! Это то, что надо. Это будет смешно.

Портвейн шагнул к столу, присел на корточки. И проследив за ним взглядом, Иван похолодел… «Мой динамит, – сообразил он, – так вот, что этот подлец задумал. О, Господи! Значит, я специально притащил сюда свою смерть».

Динамитный этот ящичек принадлежал Ивану, и был принесен на шахту в числе прочих его вещей. Бывалый горняк, он привык таскать с собой различные предметы, необходимые для его ремесла; геологический молоток, немного взрывчатки, кусок запального шнура… И если Ивана спрашивали, зачем ему лишний груз? – он всегда отвечал: на всякий случай.

И вот, случай приспел, – такой, о каком Иван никогда и не думал, какого он даже и вообразить-то не мог…

Все дальнейшее произошло быстро.

Ивана крепко связали, прислонили спиной к стене. Затем Портвейн извлек из ящичка круглую – в два пальца толщиной – динамитную шашку. И затолкал ее парню в рот.

Шашка вошла почти до половины… Другой ее конец торчал изо рта – на вершок. И к этому концу Портвейн прикрепил запальный шнур. Поджег его. А затем произнес, кривясь и мелко хихикая:

– Шнур будет гореть минуты полторы-две. И тут – вся твоя жизнь! Не расколешься – взлетишь к небесам. Захочешь признаться – постучи о пол ногой… Мы заметим. Мы подождем.

– Ты бы уж лучше признался, – попросил добродушно Малыш, – а то чего ж так-то пропадать? Скажи, пока не поздно.

Но что же мог теперь сказать бедный Иван? Судьба не оставила ему ни малейшего шанса. А шнур уже тлел, трещал, дымясь…

Глаза Ивана побелели от ужаса. Расширились, вышли из орбит. И застыли, остекленели.

25. Облава. Взрыв. Бегство Малыша. Подслушанный разговор… Пора, когда выходят на поверхность болотные духи.

Все-таки Заячья Губа не зря родился и вырос в Сибири, – в стране охотников и авантюристов! У него было обостренное чувство опасности, он не упускал из виду ни одной подозрительной детали. И то, что он заметил на дороге (вернее, то, что ему там почудилось), мгновенно насторожило его и встревожило. Он понял: уходить отсюда нельзя! Надо подождать, полежать, посмотреть…

И он опустился на сырую стылую землю и прижался к ней, стараясь стать неприметным, невидимым.

И вот, едва лишь он лег, – совсем близко, метрах в двух от его лица, – прошуршали по кустам тяжелые солдатские сапоги.

Облава началась!

Мимо Николая прошло, прошуршало много сапог… Судя по всему, здесь собралась вся местная милиция. Облава шла широким фронтом и устремлялась к шахте, к жилому бараку.

«Теперь Ивану – хана, – мелькнула у Николая мысль, – этот глупец спит себе и ничего не ведает… И как же удачно получилось, что я проснулся и вовремя ушел! Ведь это даже представить страшно: что было бы, если б я оказался в бараке… Мне, конечно, везет. Ужасно везет. Да и когда мне, в сущности, не везло!» А в бараке, между тем, происходил такой разговор:

– Что это с ним, а? Портвейн? Он опять не дышит.

– Темнит, сука, притворяется.

– Не похоже. Ты на глаза его взгляни. На глаза! Такие – только у мертвых…

– Значит, не выдержал. Ай-яй… Обидно.

– А все – из-за чего? Из-за динамита. Кто ж это сможет выдержать? И ты понимаешь, лысый черт, что ты натворил?

– А что – я? Я ничего. Хотел, как лучше. Думал, так он быстрей расколется. Кто же мог бы подумать, что он такой подлец; взял вот, да и загнулся…

Иван по-прежнему сидел на лавке, прислонясь спиною к дощатой стене. Только теперь в его позе угадывалась какая-то каменная оцепенелость.

Он сидел, чуть сгорбившись, опустив голову. Широко раскрытые неподвижные его глаза исподлобья смотрели на блатных – и был этот взгляд странно пристален, упорен и как бы даже насмешлив.

А ниже – у его подбородка – дымился запальный шнур.

Шнур почти уже весь прогорел. И ползущий по нему огонек отделяло теперь от динамита расстояние совсем пустяковое, – не более сантиметра.

Малыш протянул было руку, – сорвать этот шнур, погасить огонь… Но внезапно рука дрогнула. Сзади, за его спиною, послышался шум. Хлопнула распахнутая дверь. И чей-то голос прокричал – свирепо и властно:

– Ни с места! Руки вверх!

Несмотря на то, что Малыш выглядел на редкость громоздким и неповоротливым, реакция у него была быстрая; тут сказывалась старая блатная выучка. Да и вообще руки его работали быстрее, чем голова.

И когда раздался за его спиною голос Самсонова, он выхватил кольт. Обернулся и выстрелил из-под локтя. И мгновенно отпрыгнул в сторону, к окну.

Выстрел получился удачным. Малыш с удовольствием отметил, как пожилой, седоусый человек в капитанских погонах вдруг схватился обеими руками за живот. И согнулся – словно бы переломился пополам.

И в этот миг Малыш начисто забыл о тлеющем шнуре.

А шнур догорел уже до конца. И в следующую секунду ударил гулкий взрыв.

И с грохотом взрыва слились звуки частых выстрелов; это палили оперативники, ворвавшиеся в барак вслед за своим капитаном.

Помещение заволокло густым едким дымом. И в дыму – мельком – увидел Малыш фигуру падающего Портвейна…

И еще он заметил, что та стена, к которой раньше было прислонено тело Ивана, – покосилась, покорежилась. А на полу, среди обломков досок, что-то чернело неясно. Что это было? Может быть, – останки Ивана? Останки человека, убитого за эту ночь дважды?

И больше он ничего уже не мог здесь разглядеть, – ибо ему надо было спасаться, уходить от вражьих пуль… Он вышиб плечом оконную раму. Прыгнул в ночь. Разрядил свой кольт в чьи-то вопящие лица. И побежал, кренясь и прихрамывая.

Малыш хромал оттого, что одна пуля все же успела кусануть его за левое бедро, а другая– обожгла бок…