Агентство «Золотая пуля-3». Дело о вдове нефтяного магната

Рустам Викторович позвонил лишь тогда, когда мы с Михельсоном приговорили граммов эдак по триста на брата. Кстати, Абрам Моисеевич был горазд пить, причем делал это по-молодецки лихо и без всякой закуски. Как раз в тот момент, когда он произносил очередной поучительный еврейский тост, моя мобила пискляво напомнила мне о существовании «города, который есть».

— Виктор Михайлович?

— Я.

— Как у вас дела? Деньги получили? Все в порядке?

— Да… подождите, Рустам Викторович. — Я посмотрел на Михельсона — мол, извините, конфиденс — и вышел в пустой холл, плотно прикрыв за собой дверь кабинета. — Да, с деньгами порядок. А что у вас?

— Звонок прошел только сейчас. Они наконец определились с местом. Это Фрязино, есть такой небольшой городок в Подмосковье, не очень далеко. Не доводилось бывать?

— Нет, — ответил я, однако отметил для себя, что это название я где-то уже слышал.

— Ну да это неважно. Возьмете машину и доберетесь. Передача назначена на девятнадцать часов. Там рядом с вокзалом есть небольшая площадь, несколько на возвышении, в общем, увидите. Наверху, у памятника Победы, вас будут ждать.

— Я понял. В девятнадцать у памятника.

— Отлично. Я прошу вас действовать строго в соответствии с их и нашими инструкциями. Однако если вы поймете, что они блефуют, как-нибудь дайте знать. Мы будем неподалеку. Договорились?

— Договорились.

— Только не перепутайте. Именно — Фрязино. Просто в Подмосковье есть еще и Фрязево, и Фряново, и еще черта в ступе…

— Да, я понял — Фря-зи-но.

— Отлично. Хочется верить, что у нас с вами сегодня все получится.

— Мне тоже хочется в это верить.

Последние слова я уже произносил в пустоту. Мамедов сказал ровно столько, сколько он посчитал нужным сказать. Я посмотрел наверх. Офисные часы показывали четверть шестого — должен успеть. Я вернулся в кабинет, взял «дипломат» и поблагодарил господина Михельсона за оказанное гостеприимство. Абрам Моисеевич расплылся в благодарной, но, как мне почему-то показалось, хитрой улыбке.

— Что вы, не стоит. Очень рад был с вами познакомиться. В следующий раз будете в Москве, непременно заглядывайте. И Рустаму от меня большущий привет… Да, и будьте осторожны, — он кивнул на мой багаж, — сейчас, знаете ли, такие времена. Не дай Бог…

— Спасибо, Абрам Моисеевич, обязательно. Мы раскланялись, и я покинул помещение частной нотариальной конторы, хозяин которой столь легко оперировал денежной наличностью, могущей составить годовой бюджет небольшого провинциального городка.

Контора Михельсона располагалась на третьем этаже втиснутого во дворы особняка дореволюционной постройки. На широкой лестнице с обвалившейся местами лепниной было довольно темно, поэтому спускался я крайне осторожно, каждый раз нащупывая ногой приблизительное местонахождение очередной ступени.

В углу на площадке между вторым и первым этажом я приметил некую черную тень, которая по мере моего приближения стала выпрямляться, слагаясь во вполне конкретные очертания весьма немаленького человека. Я инстинктивно сильнее сжал ручку «дипломата». Может, это глюки? Блин, надо бросать пить!

Тень неожиданно метнулась ко мне и взмахнула в воздухе чем-то неимоверно большим. Я машинально заслонился «дипломатом», и тот же миг страшной силы удар выбил его у меня из рук, а затем что-то тяжелое обрушилось мне на… Нет! Только не по голове! Это же мое самое слабое место… Ой-е-о…

…Спокойно, Витя, спокойно! Это все уже с тобой было… Помнишь: подъезд, удар, голова, боль. Это — «дежа вю». Просто, Витя, ты очень много пьешь, и поэтому у тебя возникло ощущение «дежа вю». Сейчас ты немного поспишь, и оно пройдет. Присядь вот тут в уголочке и поспи. Ладно?

Да запросто…

— Мужчина, что с вами? Вам плохо?

— А?… Да, в смысле, нет… Уже хорошо. Спасибо…

— У вас кровь на лице…

— Да? Наверное… Спасибо… Извините, вы не скажете, сколько сейчас времени?

— Начало седьмого. Пять минут…

— Уже? Черт… Я пойду. Мне… мне идти надо…

— Возьмите платок, вытрите кровь. Возьмите, возвращать необязательно.

— Спасибо…

Во дворе холодный сентябрьский ветер окончательно вытащил меня из состояния глубокого транса, вернув в реальную действительность. Но лучше бы он этого не делал, поскольку действительность была совершенно омерзительной. «Дипломат», естественно, ушел, голова раскалывалась, а до передачи выкупа оставалось всего пятьдесят минут. Кстати, еще один такой удар — и место на Пряжке уже действительно будет гарантированно моим. О, как мне хреново!

«Накаркал-таки, старый еврей», — с ненавистью подумал я, глянув на светящиеся окна михельсоновской конторы. И чего ж теперь делать? Снова пойти к нему? Так, мол, и так, Абрам Моисеевич, хреновина получилась. Все в соответствии с вашими пророчествами. Так что выдайте-ка мне, пожалуйста, еще пятьдесят зеленых пачечек. И ведь как знал, зараза, расписочку потребовал. Это что ж, теперь он меня на счетчик поставит? Быков нашлет? Вот ведь полоса пошла в последнее время: прокол за проколом. И сюжетики-то все одинаковые — или обнесут, или по башке настучат.

Все! Причитать, Витя, будешь позже. Сейчас надо срочно что-то решать, иначе Татьяну ты уже точно больше никогда не увидишь. Причем исключительно по собственной вине. А точнее, по дурости (инкассатор ты хуев). Носовым платком, который мне одолжила сердобольная тетка, я вытер с лица кровь и резво, насколько в моем состоянии это было возможно, потрусил в Китай-город ловить тачку. Как говорится, «хоть чучелом, хоть тушкой — но ехать надо».

Н-да, хорош я буду в ранге переговорщика: деньги, ребята, собраны, вот только сейчас их нет. Так что вы пока мне Татьяну отдайте, а деньги я вам позже, на днях, завезу. Полный апофигей!

— Шеф, во Фрязино довезешь?

— Сколько?

— А сколько просишь?

— Штука.

— А дешевле нельзя?

— Можно. Идешь в метро, доезжаешь до «Комсомольской», а там с Ярославского электричкой. Уложишься в полтинник.

— Хрен с тобой. Поехали. — Я уселся на переднее сиденье и со всей силы хлопнул дверцей.

— Можно поаккуратнее? Тачка своя, не казенная, — огрызнулся водитель.

— Извини, шеф. Просто мне сейчас очень хреново.

— Да я вижу, — он покосился на мою куртку, ворот которой был испачкан каплями запекшейся крови.

— Слушай, а Фрязино далеко отсюда? За сколько доберемся?

— В принципе, не очень. Минут сорок. Правда, сейчас, возможно, и подольше — в это время на Щелковке вечные пробки…

Последние слова водителя резанули слух. У меня возникло странное ощущение, что я где-то их уже слышал. Неужели опять «дежа вю»? Нет, здесь что-то другое. Причем очень важное. Думай, Шах, думай…

Стоп! Дробашенко. То же самое мне вчера сказал Стас. Вечером, когда не захотел остаться, сославшись на какие-то дела в конторе. Значит, не так уж и сильно я был пьян, как он пытался меня уверить. А ведь и с телефоном этим тоже не все ясно. Я почти уверен, что действительно не говорил ему номер. Тогда от кого Дробашенко мог его узнать? А что, если Стас связан с Рустамом? Бред. Или все-таки… Думай, Шах. Это важно. Думай, напрягай свои отшибленные мозги…

Визитку с телефонным номером я оставил у толстомордого мента. Теоретически, он мог его срисовать для себя. Зачем? Ну мало ли зачем — может быть, у них на вахте, как у нас в Агентстве, принято вести учет посетителей. И что дальше? А если предположить, что похитители установили наблюдение за домом Мамедова? Скажем, для того, чтобы отслеживать всех к нему входящих на предмет принадлежности к органам или бандитам. Тем самым они могли проверять, не слил ли Рустам информацию о похищении Татьяны на сторону.