Платиновая карта

— Не ваше? — поднял брови Голованов. — А чье же? Володя, это случайно не ты потерял?

Демидов ухмыльнулся и покачал большой головой:

— Нет, командир. Мой бумажник при мне.

— Интересно, откуда это взялось? — Голованов принялся доставать из сумочки пачки денег и выкладывать их на стол, приговаривая: — Эники-беники съели вареники… И еще одна в довесок. Итого — пять пачек. Вероятно, в каждой по десять тысяч. Сколько это получается, если сложить, Андрей Андреевич?

— Оставьте меня в покое, — устало ответил Максимович. — Я уже сказал, что эти деньги не мои. Это банковский кредит на развитие фирмы.

— А, так, значит, сумочка все-таки ваша, — обрадовался Голованов. — Ну слава богу. А я уж думал, что придется разыскивать ее владельца.

— Все, что вы делаете, незаконно, — резко сказал Максимович. — Я подам на вас в суд.

— Подай, подай, — кивнул Голованов. — Помочь тебе правильно составить заявление?

Максимович посмотрел на Севу исподлобья и сощурился:

— А вы мне не тыкайте. Я с вами на брудершафт не пил.

— Упаси господи, — отозвался Голованов. — Я не пью на брудершафт с ворами и мошенниками. Я с ними вообще не пью.

Максимович слегка побледнел.

— С ворами и мошенниками? — тихим эхом отозвался он.

Голованов кивнул:

— Именно. Боюсь, в ближайшие лет шесть тебе придется пить не шампанское, а чифирь. С уголовниками. Ничего другого они тебе на зоне предложить не смогут. Да и чифирь придется отрабатывать. Но не волнуйся, ты парень молодой, твоя задница на зоне будет пользоваться большим спросом.

Максимович вытер рукавом толстовки мокрое от пота лицо. Потом заставил себя улыбнуться и произнес, почти не запинаясь:

— Интересно… И за что же вы хотите отправить меня в тюрьму?

— Не волнуйся, сынок, список длинный. Но я думаю, мы с майором увеличим его еще на одну графу, когда вскроем эти ящики.

Максимович вновь вытер рукавом лицо. Пот катился по нему градом, словно он сидел в сауне. Не давая компьютерщику прийти в себя, Голованов быстрым шагом подошел к нему, вынул руку из кармана и, почти не замахиваясь, влепил парню хороший подзатыльник. Максимович вскрикнул от неожиданности и едва не слетел со стула.

— Где Вера Акишина? — рявкнул Голованов так, что затряслись стены. — Где она? Куда ты ее отвез?

— Вы не имеете…

Голованов влепил Максимовичу еще один подзатыльник. Программист сжался в комок и прикрыл голову руками.

— Где Вера Акишина? — заорал на программиста Голованов. — Я тебе, сволочь, башку оторву и в задницу вставлю! Куда девал девчонку? Она жива?

— Да жива она! Жива! — Максимович почти плакал. — Она в квартире у Грува.

— Где живет Грув?

— В Подольске. На Маштакова.

Голованов и Демидыч переглянулись.

— Чем вы здесь занимаетесь? — продолжил Сева, не меняя тона. — Ну говори! Быстро! Взламываете базы данных?

Максимович посмотрел на сжатый кулак Севы и отчаянно затряс головой:

— Н-нет… К-карточки… Пластиковые…

— Аппаратура в коробках предназначена для этого?

— Да, — кивнул программист. — Только вчера получили. Не успели распаковать.

— Кто с тобой работает? Имена!

Неожиданно Максимович убрал руки от головы, выпрямился и посмотрел оперативнику прямо в глаза.

— Я вас обманул, — с невыразимой ненавистью в голосе произнес он. — Мы продаем компьютеры. Просто продаем компьютеры. А за то, что вы меня избили, вы пойдете под суд.

— Я смотрю, ты пришел в себя, — усмехнулся Голованов. — Это хорошо. О суде мы поговорим потом, а пока… Володя, — обратился он к Демидычу, — у тебя где-то был плеер.

— А как же, — пробасил Демидыч. Он сунул огромную пятерню в карман пиджака и достал небольшой диктофон. — Вот, пожалуйста.

— Мы что, будем слушать музыку? — с усмешкой спросил Максимович.

Голованов ничего не ответил. Он взял у Демидыча диктофон, поднес к самому лицу программиста и нажал на кнопку.

— Как там Верунчик? — донесся из динамика сипловатый голос Максимовича.

— Нормально. Уже освоилась. От компа не оттащишь. Слушай, Андрон, она, по-моему, уже наша. Может, разрешить ей выходить на улицу?

— Пока не надо. Пусть еще денька два-три попарится. Завтра к ней Артур собрался.

— Давно пора. Увидела бы знакомое лицо, успокоилась бы раньше.

— Угу. Но сначала выцарапала бы этому «знакомому лицу» все глаза. Как дела с сайтом?

— Все о'кей, Андрон. Верунчик — настоящий гений. Еще денька два-три работы, и все будет готово. Главное, что она увлеклась.

— Не обольщайся. Я знаю Веру. Для нее это просто очередная задача, которую нужно решить.

— Тоже не беда. Решит эту, подкинем ей другую. Плюс приличное вознаграждение. Она девчонка умная, отказываться не станет…

Сева немного прокрутил кассету и снова нажал на «пуск».

— Стало быть, за нее больше никто не волнуется. Про папашу-то слыхал?

— Угу. Полный писец! Такое ощущение, что кто-то решил над нами поиздеваться.

— Менты наверняка увязали два эти похищения в один узел.

— Тем лучше. Сделают акцент на поисках папаши — на наш след ни в жизнь не выйдут. А пока суд да дело, Вера сама объявится. Мамаша-то не волнуется?

— Насчет мамаши не переживай. Доверься мне, я ее утешу.

Голованов остановил запись. Посмотрел на бледного Максимовича и спросил:

— Ну как? Понравилось? У нас таких записей целая коллекция. Могу подарить парочку, если захочешь.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — мрачно просипел программист. — Я понятия не имею, о чем шла речь на этой кассете.

— Ясно, — кивнул Сева. — Голос, наверно, тоже не твой?

— Не мой, — сказал Максимович.

— Так я и думал. — Голованов вернул диктофон Демидычу. — Ну вот что, голубь, бери сумку с деньгами, и поехали. Майор останется с коробками. Сегодня же пришлем сюда группу экспертов, они живо разберутся со всем этим дерьмом.

— Куда поехали? — испуганно спросил Максимович.

— В тюрьму, — холодно и мрачно ответил Голованов. — Обещаю, что приложу все усилия, чтобы она стала твоим домом. Получишь по максимуму.

— Подождите… — промямлил Максимович, только сейчас начиная осознавать, какие прелести ждут его впереди. — Подождите… А разве нельзя решить этот вопрос как-нибудь по-другому?

Голованов удивленно приподнял брови:

— Например?

— Ну я не знаю. — Парень пожал плечами. — Я слышал, что чистосердечное признание облегчает вину…

— Облегчает, — согласился Голованов, не меняя холодного тона. — Но нам твое признание не требуется. Улик и так выше крыши. Хватит, чтобы посадить тебя лет на десять без права на амнистию. Собирайся, голубь, поехали.

— Постойте! Подождите! — Максимович в волнении вскочил со стула, но Демидов положил ему на плечо тяжелую ладонь, и программист снова рухнул на стул. — Но ведь так нельзя! Я ведь вам все рассказал! И про Веру, и про Грува!

— Угу, — кивнул Голованов. — А потом забрал свои слова обратно. Нет, приятель, так не пойдет.

— Но я готов! Я готов все рассказать!

— В тюрьме расскажешь, — сказал Сева, усмехнулся и добавил: — Там все рассказывают.

— Господи! Но я не хочу. Понимаете вы, я не хочу в тюрьму! Мне нельзя в тюрьму! У меня больная мама, она без меня умрет!

— Жаль, — сказал Голованов. — Жаль, что от такого подонка, как ты, зависит жизнь пожилой женщины. — Он посмотрел на перепуганного программиста тяжелым взглядом и задумчиво потер ладонью подбородок. Потом едва заметно усмехнулся и спросил: — Значит, говоришь, не хочешь в тюрьму?

Максимович энергично покрутил головой. Говорить он не мог — душили слезы.

Сева вздохнул:

— Даже не знаю, как тебе помочь, парень. Ладно. Попробуем представить все так, будто ты сам пришел к нам в управление и дал чистосердечное признание. Володя, вставь в диктофон новую кассету. Сейчас этот голубь будет петь. — Сева холодно прищурился на Максимовича и угрожающе добавил: — И если он издаст хоть одну фальшивую ноту, я выброшу кассету с признанием к чертовой матери, а потом возьму его за шиворот и заброшу в камеру к самым злобным уголовникам. Они быстро научат его уму-разуму.