Убейте прохожего!

Романов даже представил себе, как это произойдет…

После очередного митинга возбужденная толпа, подгоняемая призывами Троицкого восстановить историческую справедливость, начнет громить на рынке лотки кавказцев. Одновременно с этим по городу разнесется слух о жестоком убийстве русской семьи. В ответ прямо на улицах начнется избиение инородцев. Прольется кровь. Появятся беженцы, что приведет к росту напряженности в соседних городах, принявших их. Там также начнутся беспорядки и также появятся жертвы. Погромы прокатятся по всей стране. Особо масштабные формы они примут на юге – на Кубани и в Ставропольском крае – в этих местах пройдут настоящие бои. Сопредельные государства, подбадриваемые США и НАТО, в ультимативной форме потребуют от России защитить своих сограждан, проживающих на ее территории. На президента страны обрушится шквал критики со стороны мирового сообщества, затем внутренней оппозиции и всех тех, кто по тем или иным причинам недоволен существующей властью. Активизируются фашисты и скинхеды. А потом в Москве случится что-нибудь ужасное: громкое политическое убийство или не менее громкий террористический акт. В результате чего президент встанет перед выбором: либо ограничить действие конституции и вступить в конфронтацию с теми, кто определяет настроение общества, либо подать в отставку. Сначала он выберет первый вариант, но после того, как войска МВД в очередной раз сделают что-то не так и ситуация обострится до предела, покинет свой пост. Страна на какое-то время останется без верховного руководства и тут…

И тут на политической арене государства российского появится Евгений Троицкий! Под всеобщее одобрение расстреляет у кремлевской стены банду мародеров, отдаст под трибунал пару-тройку насколько известных, настолько и непопулярных генералов и, словно спелую грушу, упавшую к ногам, возьмет власть в свои руки.

Романов бросился к телевизору. Включил городской канал и, внимательно вслушиваясь в слова ведущего, комментирующего итоги дня, принялся искать подтверждения своим опасениям.

После окончания санкционированного городскими властями митинга толпа молодежи несанкционированно прошлась по центру города. Обойдя наиболее крупные учебные заведения, остановилась возле студенческого городка государственного университета, где немного помитинговала и с наступлением темноты разошлась по общежитиям и домам, что, по мнению ведущего, следует занести в актив правоохранительным органам, «в непростых условиях сохранившим хладнокровие и выдержку». Впрочем, по словам того же ведущего, молодежь во время митинга и демонстрации вела себя на удивление дисциплинированно – милицию хоть и задирала, но не сильно, витрину ювелирного магазина хоть и разбила, но одну. Словом, как показалось Романову, все в итоге остались довольны друг другом. И даже подросток Рим Мазитов, вдребезги расколотивший витрину обрезком металлической трубы, был отпущен сразу после составления протокола – и к нему, судя по всему, особых претензий никто не имел.

Выслушав критику ведущего в адрес Троицкого, больше напоминающую базарную брань, Романов выключил телевизор. Подумал о том, что «на удивление дисциплинированная толпа молодежи» – это как раз то, чего надо опасаться больше всего; что состояние, в котором находится государственная власть в стране, лучше всего характеризует действие, а точнее, бездействие правоохранительных органов, и решил донести свои опасения до общественности. Потом вспомнил, что общественность еще со времен Кассандры имеет обыкновение верить в дурные пророчества только после того, как они сбываются, и понял: ни одного здравомыслящего человека, кто с должным вниманием и пониманием отнесется к его словам о возможности переворота, ни в прокуратуре, ни в каком другом месте не найдет.

С этими мыслями Романов встал с дивана. Посмотрел, чем занимается его Люда – оказалось, она уже легла в постель, – выключил в комнате свет и, стараясь отогнать от себя тревожные предчувствия, отправился спать.

12 марта

Весь следующий день Романов провел за конторкой вахтера студенческого общежития. Смотрел, как мимо ходят люди, тихо радовался тому, что все вошедшие внутрь здания в любое время имеют возможность спокойно выйти обратно, и с грустью думал о Георгии Коридзе – старом знакомом, накануне вечером убитом Демиургом.

Мысленно повторив: «старом знакомом», Романов подумал о том, что эти же самые слова, высказанные в адрес Георгия – Гоги, как звали его те, кого он считал своими друзьями, мог произнести любой, кто когда-либо бывал в небольшом ресторане грузинской кухни, владельцем которого тот был.

Романов провел ладонью по животу. Почувствовав легкий приступ голода, с ностальгией вспомнил время, когда у него были деньги и он мог позволить себе регулярно посещать этот ресторан.

Сначала – было дело – он приходил на Успенскую исключительно для того, чтобы вкусно покушать. Предварительно проголодавшись, садился за столик в углу зала, откуда, оставаясь в тени, удобно было наблюдать за посетителями ресторана, брал из рук официанта Кахи – двоюродного племянника Гоги – папку со списком блюд, листал ее и долго с нескончаемым наслаждением размышлял над тем, что заказать. Чахохбили – тушеную курицу с толченым чесноком, кинзой, мятой, укропом, петрушкой и черным перцем? Сациви – утку в соусе, приготовленном из бульона, полученном при варке птицы? Чанахи – баранину в горшочке с добавлением кусочков курдючного жира? Цоцхали – холодную рыбу в ткемалевом соусе, обрамленную венком пахучей зелени? Чихиртму – суп из курицы с бараньей грудинкой и огромным количеством различных приправ, главной из которых является пассерованный репчатый лук? А может, каурму с мчади? Всё хотелось заказать, всё хотелось попробовать, всё хотелось как можно скорее запить сухим «Напареули», изготовленным из винограда, возделываемого в Кахетии, или полусладким «Киндзмараули» из Кварели.

А когда он всё перепробовал: и блюда и вина, то приходил в ресторан, главным образом, ради того, чтобы встретиться с Гоги.

Интересный был человек – Гоги Коридзе. Казалось, он поставил перед собой цель подружиться со всеми, кто более-менее регулярно посещал его ресторан. Чего тут было больше – души и горячего гостеприимства пятидесятилетнего аджарца из Очхамури или ума и холодного расчета владельца далеко не самого дешевого ресторана в городе, Романов не знал. И не хотел знать. Ему было просто приятно приходить к Гоги, наблюдать за тем, как тот, едва услышав о его появлении, спешит навстречу, обнимает, интересуется тем: почему он, дорогой, совсем перестал бывать у него и как за разговорами о здоровье незаметно подводит к столику в углу зала, где уже стоят тарелка сулугуни и бутылка вина.

Этого было достаточно, чтобы множество людей, которых Гоги встречал так же, как встречал Романова – с теплотой и, верилось, искренней радостью, из десятков самых разнообразных ресторанов города выбирали ресторан грузинской кухни, полагая, что тем самым они не только вкусно отужинают, но и доставят огромное удовольствие его хозяину.

И вот Гоги убили. Что теперь будет с рестораном? Выживет ли он в условиях, когда чуть ли не каждый месяц в городе открываются новые питейные заведения? Станет ли наследник Коридзе закупать вина непосредственно на заводах Грузии, а не у перекупщиков, что, говорят, у многих вошло в моду? И главное, будут ли кормить там также вкусно и сытно, как кормили до сих пор?