Сафари в Ла-Пасе

6-й Отдел Разведуправления Израиля занимался военными преступниками.

"Наконец-то, хоть какая-то помощь", - подумал Малко.

- Как жаль, - сказал он, - что вас не было со мной у дона Федерико. Я уверен, что Клаус Хейнкель сидел там.

Моше Порат кивнул головой:

- Мы тоже в этом уверены. Но это почти ничего не меняет. Здесь мало что можно сделать силой. Иначе мы давно бы ее применили. Фредерик Штурм слишком связан с боливийцами. У нас были очень большие неприятности, когда два года назад мы начали им продавать оружие. Из-за этого погибло четыре человека.

- В таком случае, почему вы меня пригласили? - разочарованно спросил Малко.

Ответ дал Самюэль.

- Потому, - сказал он по-английски, - что мы высоко ценим борьбу, которую вы ведете для того, чтобы Клаус Хейнкель предстал перед судом. Мы попробуем вам помочь.

- Вам известно, почему дон Федерико так старательно оберегает Хейнкеля?

Малко пожал плечами:

- Они оба нацисты. Не так ли?

- Не только поэтому. Клаус весьма незначительный нацист, в то время как Штурм - фигура важная. Но Хейнкель имел контакты с Мартином Борманом и много о нем знает. Кроме того, он тесно связан с неким "отцом Маски", американским священником, проживающим на авеню Камачо. Там прячется Борман. Клаус Хейнкель передал этому священнослужителю немало документов и денег, как говорится, на всякий случай. Без этого у него не было бы никакой возможности влиять на Штурма... если не считать протекции майора Гомеса...

- Гомес тоже нацист?

Моше Порат рассмеялся:

- Он? У него только одно на уме: деньги. С тех пор, как Клаус Хейнкель оказался в Боливии, он не перестает ему платить. И Гомес продолжает его прикрывать только потому, что у того еще водятся деньжата... Стоит получить оружие более мощное, чем жадность майора, и...

- Я действую в этом направлении. Но пока что успех невелик.

- Вам еще повезло, - заметил Моше Порат. - Обычно первое, с чего они начинают, - это прокалывание барабанных перепонок длинными деревянными спицами.

- Очень мило.

- Как думаете вы мне помочь?

- Прежде всего надо нанести удар по дону Федерико, - сказал Моше Порат. - Если удастся его запугать, он пойдет на попятную. Возможно, подтолкнет Хейнкеля на какую-нибудь глупость.

- У вас имеются на этот счет соображения?

- Давид и Самюэль прекрасно изучили Анды. Вот уже шесть лет, как они действуют в районе между Эквадором и Чили. Они кое-что придумали.

Круглое лицо майора Гомеса источало злобу. Он извлек мешавший ему кольт и положил на стол, на другом конце которого сидел Джек Кэмбелл.

- Надо убрать этого чертова "гринго", - повторил он. - Мы нахлебаемся неприятностей из-за него. Мне надо было бы его ликвидировать еще тогда, когда он был у нас в руках.

Джек Кэмбелл почесал свой похожий на ножку ванны нос и вздохнул:

- И плохо сделали бы, Уго. Я получил бы серьезный нагоняй от Вашингтона, который его прикрывает.

- А обо мне там не думают эти выбл?.. - проворчал Гомес. - Я им оказываю такие услуги! Сорок пять повстанцев уничтожены всего за одну неделю! Имеются отпечатки и все прочее... Еще немного, и от партизан в Боливии не останется и следа!

Джек Кэмбелл вздохнул второй раз:

- Уго, дружище, вам прекрасно известно, что большая часть этих людей бедные крестьяне, которых фотографируют возле русского оружия, получаемого вами от нас. Последнего действительно важного повстанца, Гевару, вы убили три года назад. Да и то с нашей помощью...

Боливиец пробурчал что-то невнятное.

Кэмбелл не мог объяснить ему, что в глазах ЦРУ он был всего лишь никому не известным палачом из одной из банановых республик, что такой агент, как Малко, был для Планового отдела неизмеримо ценнее, поскольку майоров гомесов с помощью долларов можно наплодить сколько угодно, для чего достаточно взять склонного к жестокости офицера, дать ему вкусить власти и предоставить полную свободу действий... В то время как подлинные ИХ СИЯТЕЛЬСТВА не бегают по коридорам ЦРУ.

Не мог он ему объяснить и то, что ЦРУ может себе позволить блажь хотеть одновременно делать приятное и Боливии, и другим странам мира. Например, Франции или Голландии.

- Дайте мне его убрать, - настаивал Гомес. - Какой-нибудь несчастный случай...

- Нет. Он не опасен, поскольку не может выйти на Клауса Хейнкеля.

Недовольный своим зависимым положением, Гомес проговорил с затаенной угрозой в голосе:

- Это с моей стороны большое для вас одолжение, которое ставит передо мной кучу проблем.

Кэмбелл сразу оживился. Голос его стал теплее:

- Вы отличный парень, Уго. Я вам уже говорил, что вы сможете поехать в Штаты в любое удобное для вас время и за наш счет.

В интонации Кэмбелла майор уловил какую-то недоговоренность. Американец не был стопроцентным союзником. Он не желал терять свою власть из-за какого-то Клауса Хейнкеля.

- Тогда я займусь этой Лукресией, - сказал боливиец. - Без нее он ничего не сможет сделать. Джек Кэмбелл расплылся в улыбке.

- А это, дорогой мой Уго, - внутреннее дело Боливии. Тут у вас "карт-бланш".

И будто между прочим спросил:

- Кстати, что вы сделали с отпечатками пальцев Хейнкеля?

- Я их уничтожил. А что?

- Да так...

Кэмбелл был уверен, что боливиец наврал. Но надо было сделать ему приятное!

Увидев Лукресию в холле гостиницы "Ла-Пас", Малко почувствовал, что произошло нечто ужасное. Девушка вскочила и бросилась к нему навстречу. Глаза ее были красными от слез.

- Арестовали отца, - сказала она.

Значит, майор Гомес еще не сдавался! Малко сделал попытку успокоить Лукресию:

- Я уверен: они просто блефуют... Я сейчас же позвоню Кэмбеллу... Пусть вмешается!.. Твой отец где?

- Не знаю... Он сердечник... Если его станут пытать, он умрет.

Малко уже звонил. Кэмбелл был на месте. Едва Малко заговорил об отце Лукресии, как тот оборвал его:

- Это дело сугубо боливийское. Здесь я бессилен. Позвоните майору Гомесу.

Раздался частый гудок, и, ничего не успев сказать, Малко возвратился к Лукресии.

- Я совершил преступление, втянув тебя в это дело. Сию же минуту отправляюсь на площадь Мурильо к Гомесу и ему официально заявляю, что оставлю в покое этого Хейнкеля, если немедленно отпустят твоего отца. Поехали.