Убийство в четыре хода

В книге указывались всевозможные обходные маневры и побочные ходы с вариантами развития, вызывающими раздражение своей многочисленностью, но утром Альберу некогда было на них отвлекаться. По всей видимости, Р-43 был запрограммирован аналогичным образом, поскольку он тоже не намерен был отклоняться от основных ходов. Все шло как по маслу. Альбер не раздумывая сделал ход, и на доске действительно возникла позиция, предсказанная автором пособия. Согласно замечанию эксперта, у белых имеется некоторое позиционное преимущество. Сейчас следовало бы прекратить игру. Альбер играл белыми, и у его позиции действительно было некоторое преимущество. Что делать дальше – он понятия не имел. До сих пор он разыгрывал дебют. Он наугад двинул крайнюю пешку и услышал, как Мартинэ досадливо крякнул, но ему было наплевать. Автомат по-прежнему развивал атаку в центре. «Конечно, ведь главное – захватить центр», – осенило Альбера, он тоже сделал ход конем. Автомат взял коня. Альбер нанес ответный удар и завладел пешкой. Он сделал еще четыре хода, когда Мартинэ похлопал его по плечу.

– Уважающий себя шахматист в таких случаях сдается.

– Почему? – Он с искренним удивлением уставился на доску, где было еще полно фигур.

– Потому что шансы ваши равны нулю, если, конечно, противник где-нибудь не прозевает, но в случае с компьютером такое предположение не допустимо. Вот, смотрите! Если, например, ферзь идет с4, то… – и он принялся объяснять, точно фокусник с молниеносной быстротой передвигая фигуры. – Тогда вам остается ход сюда, автомат отвечает вот так, вы – сюда, автомат – сюда, и готово дело: мат. Ну а если бы вы сделали ход b4, у вас открывается слон; если же вы убираете слона, то получаете шах ладьей, а в результате все равно проигрыш. Понятно?

– Нет! – Альбер вскинул руку, вынуждая Мартинэ помолчать. – Верю, что вы правы, но, просчитай я все это наперед, я бы и не попал в критическую ситуацию, не правда ли?

Мартинэ пожал плечами.

– Поначалу вы играли вполне прилично, а затем стали делать какие-то дикие ходы.

– В шахматах я профан, зато убежден, что человек никогда не должен сдаваться без боя. И до сих пор во всех видах спорта я сталкивался с одним и тем же принципом: безвыходных положений не бывает. При ином подходе лучше и не пытайся мериться силой с противником – проигрыш заранее обеспечен.

– Сразу видно, что шахматами вы не занимались. Шахматист взвешивает все шансы за и против и в зависимости от этого принимает решение. Мы привыкли полагаться не на чудеса, не на геройство или удачу, а только на свои знания. Если мне грозит проигрыш и нет реальных шансов свести хотя бы к ничьей, то продолжать игру было бы попросту бестактно. К чему отнимать у противника время? Этот принцип распространяется и на турнирные партии, но, пожалуй, в еще большей степени на любительские, когда играешь лишь развлечения или практики ради. Какой смысл вынуждать противника попусту терять время, если вместо безнадежно проигранной партии можно начать новую.

– Да, логика в ваших рассуждениях есть, но звучат они так холодно!

– Шахматная игра, как таковая, вся подчинена холодной логике. Если вы вдруг увидите шахматистов, передвигающих фигуры, хотя у одного из игроков явно выигрышная ситуация, то знайте – перед вами дилетанты. Профессионал всегда чувствует, когда пора сдаваться.

«Нелишне знать», – подумал Альбер. Еще один штрих к психологии шахматиста, которую, по словам прекрасной Марианны, ему необходимо постичь, если он намерен поймать убийцу. К тому же принцип этот не лишен смысла. Альберу вспомнились затяжные допросы, когда убийца, казалось, окончательно приперт к стенке неопровержимыми уликами. На одежде его обнаружена кровь жертвы, есть свидетели их ссоры с убитым, на ноже найдены отпечатки пальцев подозреваемого, а этот кретин по-прежнему тупо отпирается в отличие от профессионала, который в таких случаях просит закурить и выкладывает все начистоту. Стоит ли тянуть время? Стоит ли злоупотреблять хотя бы крупицей снисхождения полицейских?

– Начальные ходы я знал, – пояснил Альбер.

– Да, вы разыграли дебют вполне грамотно, – свысока бросил Мартинэ.

– А если бы я так же заучил и дальнейшие ходы?

– Не исключено, что вы выиграли бы.

– Значит, чем больше ходов удастся заучить, тем лучше шахматист?

– Ну как вам сказать… – Мартинэ явно находился в затруднении… – В конце концов, ведь это вам самому предстоит избрать стратегию, то есть решить, какой дебют предпочесть, где отклониться от основной линии развития, как организовать игру в центре, избрать ли вам закрытую позицию или атаку…

– Но в принципе, чем больше ходов я заучу, тем лучше я и играю, так ведь?

– Да, но…

Альбер похлопал Мартинэ по плечу, как в детстве поступая с ним самим отец, желая охладить ребяческий пыл.

– По-моему, вы вовремя изобрели свой компьютер.

Мартинэ промолчал, нажимая какие-то кнопки автомата. И вдруг внутри Р-43 что-то заурчало, изрыгая из недр машины длинную бумажную ленту, как из кассового аппарата в магазине.

– Вот ваша партия, прошу! Если пожелаете снова начать игру с того места, где вы ее загубили, вам нужно лишь нажать вот эти кнопки. Автомат запомнил позицию, и вам остается лишь расставить фигуры.

– Ясно. – У Альбера не было ни малейшей охоты начинать игру заново.

– А вот это программа по решению шахматных задач.

– Страстное увлечение Ростана…

– Да. Но он не пользовался этой программой, поскольку стремился дойти до разгадки своим умом.

– Я вообще не понимаю, для чего она, эта программа, – задумчиво проговорил Альбер. – Играть вместо живого партнера с автоматом – еще куда ни шло. Но чтобы задачи вместо тебя решала машина… По-моему, это ни в какие ворота не лезет.

Мартинэ тоже призадумался.

– Ну а можете вы понять человека, который покупает часы с противоударным и водонепроницаемым механизмом, притом что лишний раз под краном руки не вымоет? Одно ясно: потребность в такой программе существовала.

Альбер не стал спорить. Эта сторона дела его меньше интересовала.

– А откуда ваш приятель Ростан брал задачи?

– Из газеты. Там каждую неделю печатают целую подборку, и Даниэль не пропускал ни одной.

– Значит, вероятно предположить, что взрыв застал его за этим занятием?

– Почти наверняка. Либо он решал предложенную газетой задачу, либо сам составлял новую. Ростан считался довольно известным шахматным композитором.

– Какую газету он выписывал?

– «Ля ви д эшек». И время от времени, но не регулярно, он покупал какую-то русскую шахматную газету.

Итак, во вторник после обеда Ростан, по обыкновению, уселся в кресло возле вмонтированного в столик красного дерева автомата Р-43 и занялся решением задачи из шахматной газеты. Затем автомат, куда взрывчатки было заложено вдвое больше необходимого, взорвался.

Отчего? Альбер попытался ответить на этот вопрос. Когда была заложена взрывчатка – эту пластинку сыщики уже прокрутили, причем безуспешно. Получалось, что, кроме супругов Корню, в последние недели некому было спрятать заряд в шахматный столик. Никто из посторонних не оставался там надолго в отсутствие хозяина.

Это могли сделать супруги Корню или кто-то другой, гораздо раньше – несколько месяцев или год назад. Пластику ведь ничего не делается. Его выгодное качество как раз в том и заключается, что пластик можно сколько угодно трясти, швырять, бросать. Взрывается он лишь в тот момент, когда приводят в действие детонатор.

На этот счет тоже существует техническое объяснение. Вместе с взрывчаткой в шахматный столик мог быть поставлен часовой механизм, который ровно через год, в три часа пополудни включил детонатор. Эксперт полиции с пеной у рта отстаивал эту версию, однако Альбер был от нее не в восторге. Возможно, с технической стороны это не проблема, а вот с точки зрения психологии здесь явно неувязка. Где вы найдете остряка, который подкладывает бомбу, не зная заранее, где и при каких условиях она взорвется. Разве можно быть уверенным, что в течение года Ростан не продаст столик, не снесет его в подвал, или, например, не угодит в больницу или не уедет из города к моменту взрыва? Нет, преступник, не пожалевший ста граммов пластика, хотел действовать наверняка.