Спутники смерти

— Это означает, что у Силье Твейтен мог быть мотив.

— Это означает по меньшей мере три вещи, Лангеланд. Во-первых, что слухи о причастности Либакка имеют под собой основание. Во-вторых, что он явно имеет какое-то отношение и к убийству Ансгара Твейтена. И в третьих, что Силье каким-то образом обнаружила свою связь с делом, которое полиция так и не расследовала до конца. Все это очень слабо, конечно, особенно последнее. Но первые два пункта мы обязательно должны проверить.

Он тоже наклонился над столом и с настойчивостью в голосе произнес:

— Займитесь этим, Веум. Для меня.

— Вы имеете в виду — провести расследование по этим трем пунктам?

— Да.

— Без проблем. Я и раньше, бывало, работал на адвокатов, Лангеланд.

— Я хорошо заплачу. В этом не сомневайтесь.

Я протянул руку:

— Договорились. Когда мне начать?

Он крепко пожал мою ладонь:

— Чем раньше, тем лучше.

— Хорошо. И еще одно, что, как мне кажется, вы должны знать. Вы помните Метте Ольсен, родную мать Яна Эгиля?

— Конечно. Я же был ее адвокатом в свое время.

— Вы знаете, что она переехала в Йольстер?

— В Йольстер?! — удивленно повысил голос Лангеланд.

— В часе езды отсюда. У Щёснесфьорда. Я собираюсь заехать к ней завтра утром. Интересно, что из этого выйдет.

— Метте Ольсен живет так близко от своего родного сына… Вы проверяли? Может быть, это просто совпадение или у нее тут родственники?

— У всех бергенцев тут есть родственники, но я не слишком-то верю в совпадения, Лангеланд. И уж точно не сейчас, когда поблизости произошло убийство.

— Да-да, разумеется. Тут надо под каждый камень заглянуть. Я с вами совершенно согласен: вам стоит ее навестить, но… Будьте поосторожнее с ней — она и так несчастный человек.

— Вы ведь больше не ее адвокат?

— Нет. Когда я покинул Берген, она нашла себе другого. По крайней мере, я никогда больше о ней ничего не слышал.

— Ну, значит, по этому вопросу мы тоже договорились. — Я поднял рюмку в знак того, что мы пришли к согласию.

— Вы хотели рассказать мне еще о событиях семьдесят четвертого, — напомнил он, глотнув коньяку.

— Да. Ян Эгиль сообщил мне сегодня кое-что о том дне, когда погиб Свейн Скарнес.

Он впился в меня внимательным взглядом, как будто я был основным свидетелем обвинения в деле, которое он вел.

— В тот февральский день тысяча девятьсот семьдесят четвертого года Ян Эгиль сидел дома и играл паровозиком. Раздался звонок в дверь. Отец открыл, и сразу после этого послышался шум ссоры.

— Ссоры? А кто пришел?

— Он не знает, он не вышел — играл.

— Звонок в дверь… Значит, это была не…

— Нет, конечно нет. Ян Эгиль сказал то же самое. У матери были ключи, ей не нужно было звонить в дверь.

— Но она же сама тогда сказала, что позвонила, а когда ей никто не открыл, она отперла дверь сама.

— Да, но это было позже — уже после того, как произошло падение с лестницы. Ян Эгиль сказал — не знаю, можно ли полностью доверять его словам, ведь прошло десять лет, — что он слышал голос мужчины. С отцом ссорился мужчина.

— Боже мой! — Лангеланд заметно побледнел, когда до него дошло. — Но тогда…

— Я уже говорил вам сегодня, Лангеланд: Вибекке Скарнес не должны были сажать в тюрьму.

— Но какого черта она призналась? Она же сама призналась, Веум, я ведь ее не уговаривал.

Я, подтверждая, кивнул и откинулся на спинку стула. Человек за соседним столиком — я заметил краем глаза — подозвал официанта и заказал еще порцию виски с содовой.

— Запишите на счет! — прибавил он.

— В деле Хиллерена тоже было признание.

— Да, но ничего же общего, Веум! К тому же… — Лангеланд замолчал.

— Мы уже с вами ломали голову над тем, почему она призналась, разве не так?

— Да, — согласился он. — Чтобы защитить малыша. Она была уверена, что это сделал он.

— Сразу после этого он столкнул с лестницы меня. Так что эта мысль не была такой уж невероятной.

— А за несколько месяцев до того он укусил Скарнеса до крови, что тоже было одной из причин, почему она решила не забирать мальчика после освобождения.

— Она его боялась?

Он пожал плечами:

— Мне надо с ней связаться. Думаю, можно говорить о пересмотре дела. Но я не понимаю, как эти события связаны с тем, что произошло тут.

— Пока не ясно. Но, раз уж я тоже теперь работаю над этим делом, мне надо кое-что проверить.

Официант принес виски на соседний столик, и мы попросили его повторить наш заказ. Лангеланд остался при своем дорогом коньяке, а я перешел на «Кровавую Мэри».

Репортеры кругами ходили вокруг нашего стола, но Лангеланд всех их отшивал, отказываясь что-либо комментировать. Человек за соседним столиком приободрился, как будто очередной стакан вернул его к жизни. Пару раз я заметил, что он поглядывает в нашу сторону, как будто хочет что-то сказать. Но я его не поощрил: у меня стойкое предубеждение против знакомств в баре поздним вечером.

Огромная тень легла на наш столик — рядом стоял человек гигантского роста и смотрел на нас.

— Привет, Ханс! — улыбнулся Лангеланд. — Присаживайся, пока место не заняли.

— Я не помешаю?

— Ну что ты!

Ханс Ховик обернулся к бару, жестом заказал бокал пива и тяжело опустился на свободный стул. Он посмотрел на меня и покачал головой:

— Жуткая история!

Я кивнул в ответ и объяснил Лангеланду:

— Либакк был троюродным братом Ханса, и он все это время следил за Яном Эгилем. Последний раз навещал в прошлые выходные.

— Я уже знаю. Мы успели поговорить, пока ты был у Яна Эгиля.

— Что ты думаешь предпринять? — спросил Ханс.

— Похоже, у нас есть два пути. Первый — поймать Силье на слове и использовать ее признание насколько возможно. Но не исключено, что она от него и откажется после того, как с ней поработают полицейские. Другой — сделать ставку на неизвестного убийцу, грабителя, который зашел слишком далеко. А когда понял, что натворил, сбежал без добычи, боясь, что его схватят на месте преступления. В деревнях такое, кстати, бывает довольно часто. Проблема, конечно, в том, что нет никаких следов взлома. Очень важно дождаться результатов экспертизы — и по месту преступления, и по оружию. Плюс заключение патологоанатомов. Короче… пока ждем.

Ханс был задумчив.

— Эта Силье…

— Ты встречался с ней?

— Да, мельком. Несколько раз. Зачем ей признаваться в том, чего она не делала?

— А почему Вибекке призналась в семьдесят четвертом? — Лангеланд пронзил Ханса взглядом инквизитора.

— Да потому, что она это сделала!

— А вот только что появилось совсем другое объяснение. И получается, она взяла на себя вину, потому что была уверена, что это сделал Ян Эгиль.

— Ну… — Ханс взглянул на меня. — Вы хотите сказать, что в этот раз могло произойти то же самое? Но Вибекке так твердо стояла на своем…

— Ты же сам помнишь, какой упрямой она бывала!

— Да…

— Вы оба знали Вибекке Скарнес еще со студенческих лет? — перебил я.

Оба кивнули.

— А что она изучала?

— Да всего понемногу. Сначала основной курс по психологии, но на следующий семестр к нему так и не вернулась. Там дьявольский характер нужен, иначе сложно. Тогда она начала изучать юриспруденцию, но тоже не закончила. Там мы с ней и познакомились. А в конце концов она оказалась на твоем факультете, да, Ханс?

— У нее основной курс был — социология.

Я посмотрел на Лангеланда.

— Кое-кто говорил, что вы с ней одно время были близки…

Лангеланд разгневанно повернулся к Хансу:

— Это ты опять язык распустил?

— Я? — Лицо Ханса приняло невинное выражение, но он отчаянно покраснел. — Это он от кого-то другого узнал, — пробормотал он.

— Веум?

— Я не раскрываю своих источников, Лангеланд, — сказал я с еле заметной усмешкой. — Но это же недалеко от истины, да?

— Это был короткий роман. Давным-давно, еще в студенчестве. Даже говорить тут не о чем… По крайней мере, к семьдесят четвертому году и воспоминаний не осталось. Я за это дело взялся не по этой причине.