Когда смерть – копейка

«Как петровскую историю отмеряет гансовский будильник…».

Барсетки, льняные костюмы, типовые пацанские разговоры на солнечном уличном припеке незаметно закончились. Автобус повернул к посёлку.

– Дядя Глеб, я устала.

Эмма с мольбой смотрела на него снизу, её крохотная потная ладошечка уже выскальзывала из его жесткой руки.

Ещё раз капитан Глеб внимательно и тщательно осмотрел салон. Народу стало поменьше, в проходе стояли только они с Эммой и прочная толстая тетка. Все сидящие или мирно дремали, или пристально смотрели в окна. Некоторые мужики, встречая его недвусмысленный взгляд, начинали одинаково лениво зевать и быстро отворачиваться.

– Вот что, Эмка, потерпи одну минутку. Потерпишь? Ни во что не вмешивайся. Мы с тобой сейчас немного поиграем. Просто поиграем с некоторыми неучтивыми дядями. Не пугайся и не смущайся, ведь наше дело правое, да?

Глеб Никитин подошёл к парню, на вид студенту, который ворвался в автобус на одной вместе с ними городской остановке. Тот уютно сидел на отдельном сиденье у средних дверей, мирно покачиваясь на поворотах.

– Послушай, приятель, если ты сейчас уступишь место вот той маленькой девочке, я дам тебе доллар.

Учащийся сначала не понял смысл неожиданных слов Глеба, но в считанные секунды сориентировался в их коварстве, ещё больше отвернул к окну нестриженую голову и поджал ноги, стараясь не видеть рядом с собой собеседника.

– Два доллара! Пять! Если уступишь место.

Капитан Глеб наклонялся к студенту всё ниже и говорил всё громче. В автобусе начали стихать посторонние разговоры.

– Слушай, я предлагаю тебе неплохую сделку. Десять долларов за одно место. Тебе же деньги нужны? Ведь для хорошей успеваемости вам учебники нужно покупать и циркули, а?! Решайся!

Парень сжался ещё больше, страшно покраснел и затравленно задышал в автобусное стекло, ни за что не решаясь каким либо практическим образом отреагировать на предложения Глеба.

Тупо и громко, с интонацией знаменитого переводчика голливудских фильмов, капитан Глеб продолжал.

– Га-аспада! Вы-ни-амание! Только вы и только сейчас имеете возможность наблюдать за бескорыстным молодым человеком, который ни за что не соглашается взять пятьдесят долларов за дерьмовое место в этом дерьмовом автобусе!

Защитники Родины на задних сиденьях отреагировали одинаково громко.

– Ого! ……! Во даёт мужик!

– Семьдесят долларов!

На зелёной остановке около автоколонны студент молча, совершенно неожиданно для всех, вскочил на ноги и, вжав плечи, выпрыгнул из автобуса.

Поддатый пожилой дядька в задних рядах щедро расхохотался.

– Дак ему же до дому-то своего ещё пять остановок шкандыбать…! Сосед ведь это мой, Артурчик, ага!

Глеб ободряюще шепнул девочке.

– Теперь, Э, ты будешь тут славно сидеть и прочно держать нашу сумку.

Запылённый солнечными лучами салон автобуса снова начал потихоньку гудеть удивлёнными пассажирскими голосами.

– …А если бы этот мужчина согласился бы только на сто долларов, дядя Глеб, ты бы дал ему столько денег?

– Да, обязательно бы дал, ведь я же ему обещал, при всех, а честные слова должны держать не только маленькие девочки-школьницы, но и их взрослые знакомые.

– Это же дорого – ему одному столько денег за одно место! Нужно было вам, дядя Глеб, сказать всему автобусу: «Кто согласен освободить место для девочки? Дам тому человеку сто рублей!». Так ведь проще и дешевле.

– Ошибаешься, малыш. Я как-то пробовал такой аукцион устраивать. Все пассажиры тогда стали как каменные, каждый делал вид, что, мол, этот сумасшедший не про него орет. В таких случаях, Эмка, всегда нужно работать ин-ди-ви-дуально! Поняла тактику?!

Порозовевшая от удовольствия Эмма гордо рассматривала быстро мелькающий заоконный пейзаж.

Основные улицы городка уже почти закончились. Потянулись лесополосы, перемежаемые гаражами и новыми стройками. Вокруг одной из них работяги вкапывали деревянные стойки для забора. Целый ряд одинаково наклоненных конструкций блестел свежими досками. Начальные пролёты бесконечного забора были уже зашиты рифлёными листами белого железа, а те, что были ближе к дороге, сливались в перспективе в одинаковый силуэт.

– Похоже на виселицы…

«В наше время второклассник сказал бы, что это много букв Г…».

На остановке «Птицефабрика» в полупустой уже автобус вошло несколько девушек в возрасте. Две из них расположились около капитана Глеба, и некоторое время продолжали громко, по-уличному, щебетать о своём, заветном. Наконец, одна из них, чья ладонь как-то совершенно случайно оказалась на поручне в тесном соседстве с рукой Глеба, начала активно демонстрировать статному мужчине с весёлыми голубыми глазами упругость своего бедра, не отрываясь при этом от увлекательного разговора с подругой.

– Я в шоке!

– Он ей и говорит…., а она, вся такая, пошла как раз ксерить…

– Меня аж бесит…

– А меня её помада прямо раздражает!

Глеб ещё раз хмыкнул, покосился на фабричных подружек. На плече у «активной» покачивалась громадная сумка с роскошной надписью NAF-NAF, на вышивку которой у местной цыганской мастерицы ушло, как минимум, килограмм пластмассовых стразов. Не только ему, но и ближайшим пассажирам было заметно, что девушки уже порядочно «приняли» после смены и именно поэтому вели беседу довольно-таки визгливо.

Владелица сумки пошла в атаку первой. Не замечая Эмму, вернее, никак не связывая её с Глебом, она загадочно, правда, чуть покачнувшись на повороте, начала.

– А чего это молодой человек на таких интересных девушек никакого своего внимания не обращает?! Неужто его в них прям-таки ничего и не заинтересовало?

Эмма тихонько прыснула в кулачок и заговорщически незаметно подмигнула снизу Глебу.

– Что вы, мадмуазель, как можно не заметить вас, таких… – Капитан Глеб доброжелательно и подробно посмотрел на подруг. – Я просто обязан обратить внимание на вашу сумочку и на ваш голос.

– Ну и как? Вам понравилось?

«Активная» очень игриво – по её мнению процесс уже пошёл – всем фасадом повернулась к Глебу и доверительно придвинулась к нему вплотную.

– Ну?

– Сумка лучше.

Суббота 17.55.

Прогулка

Не расслышав до конца всё, что о них думают честные труженицы, Глеб и Эмма с хохотом вывалились из автобуса на своей остановке.

– Дай отдышаться, не смеши… Людмила, мы пришли, да, уже около вашего дома. А-а…. Ты ещё долго? Ладно, не суетись, занимайся делом, мы тут чего-нибудь сами придумаем.

Глеб выключил телефон.

– Вот такая обстановка, подружка. Твоя мама ещё в больнице, кормит папу супчиком. Он много чего уже скушал и просит добавки. Это хорошо. Ключей от квартиры, как я понимаю, у тебя нет. Правильно?

Эмма помотала головой.

– Таким образом, нам ничего не остаётся, как в ожидании мамы продолжать прожигать жизнь. Где тут у вас приезжих путешественников кормят волшебным мороженым?

…Эмма с наслаждением болтала ногами на просторном пластмассовом кресле.

– А мне сладкого много нельзя.

– А мороженое не сладкое, а холодное.

– А мне его всё равно нельзя!

– А мы его с горьким шоколадом будем есть!

Низко наклонясь к столику, Эмма продолжала баловаться, пуская через трубочку пузырьки в высокий стакан с «Фантой». На стакане была изображена весёлая семейка пингвинов.

– А Маришка тоже любила пингвинов. Она их собирала. Она никогда не болела от холодного мороженого и от колы. И я, когда тогда был взрыв, ну, в тот день, тоже не болела. Это меня мама нарочно уложила в постель, говорила, что никуда нам ехать не нужно. Она ещё почему-то кричала тогда на меня и плакала.

– Дядя Глеб, а мама говорит про вас, что вы крутой.