Неформат

Так вот зачем убили Кабанова! Светик сообщила Умнице, что мы едем возвращать лжеплоткина, а люди Наума нас встретили. Чтобы держать меня на крючке, Кабанов подошел ничем не хуже Плоткина. И что, подбросили в подъезд мои документы? Тогда мне из этой страны не выбраться. Хотя это было бы слишком грубо. Компромат на меня должен быть неочевидным, таким, чтобы Наум мог вытащить его в нужный момент из сейфа и помахать перед моим носом. Например, тот тип, который ждал киллера в машине мог бы сфотографировать в инфракрасном свете Кабанова, выходящего за несколько секунд до смерти из джипа, где я восседал в генеральском мундире. А кто-нибудь за небольшую мзду должен был дать странные показания, что видел, как в Кабанова стрелял генерал. Или что-то в этом роде.

— Боря! — настойчиво повторила трубка. — Ты что, меня не слышишь? Что ты там молчишь? Я говорю, что любовь и деньги правят миром, и мы это наблюдаем воочию. Ведь Наум обещал заплатить Фимочке за Плоткина так много, что я даже не знаю что сделать, чтобы Наума образумить… Ты ведь расскажешь Науму при встрече, что сам нашел Плоткина, да? Что Фимочка тут не очень-то и при чем… Ну ладно, это мы еще успеем обсудить дома. Хотя… знаешь что? Ты ведь еще не сообщил Фимочке, что Плоткин у тебя? Он же не может скрывать это от Наума?

— Не сообщил. А что? Надо?

— Наоборот, Боря. Не надо. Он тебе не сообщил, и ты ему имеешь право не сообщать. Вот и не надо сообщать Фимочке о том, что этот подлец Эфраим у тебя. Пусть Фима узнает об этом от Наума. А не Наум от него. Тогда им обоим будет ясно, что Фимочка имеет к поимке этого подлеца достаточно косвенное отношение. И не может претендовать на столь огромное вознаграждение. Да, я Фимочке ничего не скажу. И Науму тоже. Чем позже он получит возможность выбивать из этого подлеца Эфраима деньги, тем лучше. А если Наум сам узнает, попрошу его ничего Фимочке не говорить. Чтобы увидеть, сколько дней пройдет, пока Фимочка хотя бы пронюхает, что этот подлец Эфраим у тебя.

— Софья Моисе…

— Боря! Подожди, а ты уже сказал Эфраиму про жену и детей? Что он еще может их спасти?

— Похоже, он плохой семьянин, — сказал я, тупо глядя на нахохлившегося Плоткина. — За детей он совсем не волнуется.

— Плохо, — огорчилась теща. — Боря, это очень плохо! Потому что если мужчина не волнуется за семью, то он способен на любую подлость! — она сделала красноречивую паузу. — Впрочем, Эфраим прав, что не волнуется за детей. Наум, хоть и заигрался в атамана, детей Плоткина не убьет!

В наступившей тишине слышно было, как Плоткин хрустит костяшками пальцев. Наверное, у него хороший слух, а теща орет в телефон, как получивший трибуну попугай.

— А жену? — спросил я.

— А жену убьет! — с отчаянием прокричала теща. — Точно убьет! А я не хочу чтобы мой муж был убийцей, я же тебе уже говорила!

Светик с Санькой как-то подозрительно притихли и перешептывались в углу. Санька как бы ненароком Светика приобнял, создавая уютную, отгороженную от нас с Плоткиным атмосферу интима. Но лицо его не было очень уж счастливым. Светик же стала похожа на фарфоровую китаянку с нарисованной вежливой улыбочкой и подвижно закрепленной головкой — ею она и качала, и качала, и качала.

— Кстати о детях, — сказал я. — А что Наум собирается делать со своими собственными детьми? И с не своими тоже? Я правильно понял, что вы хотите удалить Наума от дел? Чтобы он передал дела Ронену?

— Ронену?! Я?! — задохнулась теща. — Ни в коем случае! Этого мерзавца Ронена я отравила бы собственными руками! А удалить Наума от дел — да, хочу. Пора ему отдохнуть. И удалю. Поверь, я для этого уже немало сделала и один раз даже рискнула жизнью, но это ни тебе, ни Науму знать незачем, с этим пусть историки разбираются. Так вот, Боря, Ронена надо из игры удалить. И не спрашивай меня как! Что-то ты же должен уметь делать, ты же прошел неплохую жизненную школу.

— А кому он мешает, этот Ронен?

— Да Науму же! Ты что, не понимаешь, что Наум не вынесет, чтобы на его глазах дело его жизни превратилось в банальную воровскую мафию! Он же кристально чистый человек! Беззаветно преданный своим высоким идеалам! Я в жизни не встречала второго такого же бескорыстного человека! — теща захлебнулась собственным пафосом и уже сдержаннее произнесла. — Он начнет войну и проиграет. Вот ты видел последний фильм с Ульяновым, где герой мстит за поруганную честь своей внучки? Вот с Наумом будет еще хуже, чем в этом фильме! Потому что у него кроме снайперской винтовки есть еще много других средств. Ну что тебе сказать, Боря, это будет просто ужас!

— Ну почему же, — сказал я, косясь на Плоткина, — Ронен — хорошо образованный молодой человек, менеджер, бизнесмен. Просто дело перейдет от талантливого организатора к талантливому менеджеру. Двадцать первый век на дворе все-таки.

Я замолчал. Теща тоже молчала. Не припомню, чтобы когда-нибудь раньше она держала такую долгую паузу. Наконец, трубка прокашлялась:

— Хорошо, Боря, что тебя не слышит Наум. Мало того, что все его неприятности начались из-за тебя, так ты нас еще и подначиваешь.

Тут задохнулся уже я:

— Из-за меня???!!!

— Боря, ты же говоришь не с чужим человеком. Неужели ты думаешь, что имя убийцы Ревекки Ашкенази я не унесу с собой в могилу? А вот если бы ты ее не убил, этот мерзавец Ронен не взбунтовался бы так внезапно, а еще какое-то время плел бы себе свои интриги. А тут он испугался, что без Ривки Наум получит слишком много власти и уж с ним церемониться не станет. Ты что, не понял, почему тебя стало можно не убивать?

— Из-за беззаветной приверженности вершителя судеб высоким гуманистическим идеалам, я полагаю? — выдохнул я в эту чертову горячую уже трубку и не без удивления отметил, что уже не сижу, а кружу по комнате.

— Прекрати ёрничать! — приказала теща. — И держи себя в руках. Ты, все-таки, офицер, а не институтка. Да, ты мог развалить все дело, поэтому тебя надо было убить. Еще не каждый способен вести себя так по-идиотски, как ты, чтобы не оставить людям другого выхода! А потом ситуация резко изменилась. Ронен совершил переворот. И почти все дети пошли за ним. Такая неблагодарность! И теперь ты обязан развалить все это дело. Чтобы Наум не остался в памяти потомков, как создатель крупнейшей израильской мафии! Мерзавец Ронен продаст арабам всю страну! И это твой долг перед своей семьей и своим народом, Боря! Что ты молчишь? Бор… — вторая карточка закончилась внезапно.

Светик и Санька прекратили общаться и следили за мной.

— Этта, — озаботилась Светик, — четта мне Мутантов окрас снова не нравицца. Мутант, ты в порядке? Там у тебя чё за овер творицца?

— Спасибо, все в порядке, — сказал я Светику, — семейные разборки. Можете меня поздравить. Попал под амнистию в связи со сменой правящей династии. Наум на меня больше не охотится.

— Я же говорил! — осмелел Плоткин. — Все одна семейка… А что, Ронен уже наверху? Даже без денег? Круто! Я знал, что ставить надо на Ронена! А вы хоть представляете, что теперь Ронен с вами сделает, если вы меня немедленно не освободите?

— Тю, — расхохотался Санька. — Зубы выбьет? Только где Ронен, а где мы. А ты — вот он. Спроси лучше у Бореньки, на кого теперь Наум охотится вместо него. Или сам догадаешься? Боренька, так?

— Не без того.

— Вот видишь, Плоткин, — кивнул Санька. — Ронен и так уже победил в своей революции. Без денег. Бабло ему вообще не нужно. Давай-ка ты это… сгружай его нам, и разделим на всех, так? Давай ты свою жизнь у Бореньки выкупишь.

Плоткин захихикал. Противно мелко захихикал, как отжимающая белье стиральная машина, даже слезы из глаз выдавились. Наконец, он протолкнул слова:

— Вы… как дети… Да Ронен… за эти деньги… он всех нас найдет… Лучше сразу удавиться… Ронен — это же… как… бультерьер… Это вам не Наум.

— Всё! — заорал вдруг Санька. — Харэ! Всё! Возвращайся в каземат! Размышляй, как деньги сгружать нам будешь. А нам спать пора… Так?

Когда я, пристегнув озадаченного Плоткина к трубе, вылез из погреба, Светика в логове не было. Утративший кураж Санька рухнул на кушетку и пробормотал: