Встать! Суд идет

— А какой? — спросил я.

Следователь положил передо мной другую папку.

— Вот. Я специально захватил и это дело.

Завклубом оставили так же листок из школьной тетради. В клетку. Только буквы более крупные и растянутые, чем в «угрозе» из магазина.

— «Не вздумай сообщить в милицию, не то сделаем плохо».

— Смысл, в общем-то, один, — сказал я. — Все-таки две записки и похожего содержания…

— Но похож только смысл! — горячо произнес следователь. — Если бы в первом и втором случае записку писал один и тот же человек, он, скорее всего, исполнил бы идентичный текст. Элементарная психология преступника! Заметьте, Захар Петрович, в первой записке — «не вздумай сообщить» и «сделаем плохо». А во втором случае — «если сообщишь» и «будет плохо».

— Расхождение не очень большое.

— Но все-таки есть. И это, на мой взгляд, существенно. Я рассуждаю так: записка в магазине предназначалась следователю. Прочтя ее, следователь, по замыслу Парабук, задумается и, скорее всего, придет к выводу, что автор — тот самый преступник, который украл фотоаппарат.

— В ваших словах есть логика. Но я бы все же более тщательно исследовал обе записки. Да, еще о краже фотоаппарата. Тоже без взлома?

— Трудно сказать, как ее квалифицировать. Обыкновенный канцелярский шкаф. Маленькие стандартные врезные замки. Потянешь дверцы, открывается без всяких усилий.

— Аппарат стащили без ключа? — уточнил я.

— Вот именно. Дернули, створки и разошлись.

— Конечно, железный ящик так не откроешь.

— И входную дверь в магазин тоже, — кивнул лейтенант. — Я все-таки склонен думать, а точнее сказать, почти уверен: в магазине инсценировка.

— С участковым вы, конечно, говорили? — спросил я.

— Разумеется. Если еще в краже фотоаппарата кое-кого и подозревает, то о хищении выручки он сказать ничего не может.

— А кого участковый инспектор подозревает в первом случае?

— Есть несколько парней. Выпивают, устраивают драки… А может, даже кто из удальства забрался в кабинет завклубом и, грубо говоря, пошутил.

— Дорогой фотоаппарат?

— «Зоркий».

— Вы сами не проверяли подозреваемых?

— Присмотрелся к ним. В клуб специально пару вечеров ходил. Говорил с совхозным кадровиком, еще кое с кем. Не похоже, чтобы кто-нибудь из них мог пойти на такое преступление…

Я попросил Бутова оставить мне на вечер дело о хищении в рощинском магазине. И, знакомясь с ним, еще раз обратил внимание, что в показаниях продавщицы промелькнуло сообщение о ее благодарности, полученной от органов милиции. Это было несколько лет назад, когда Сергей Сергеевич еще не жил в наших местах. Я решил уточнить по телефону у начальника РОВДа обстоятельства.

— Припоминаю, — ответил майор, когда я рассказал ему о своей просьбе. — К этой самой продавщице ввалились в магазин двое здоровенных подвыпивших мужиков. С автобуса. А она как раз была одна, покупателей никого. Они что-то взяли с прилавка, стали угрожать и требовать водки и что-нибудь закусить.

— Среди бела дня?

— Да.

— Ну-ну, и что же дальше?

— Она не долго думая схватила гирю и запустила в хулиганов. Те бросились бежать. Она за лопату, выскочила из-за прилавка и кинулась вдогонку. Одного-таки свалила. Второго схватили совхозные ребята. Задержанные оказались рецидивистами. Парабук объявили благодарность, кажется, даже наградили каким-то подарком.

Я вспомнил коренастую, крепко сбитую фигуру рощинской продавщицы и подумал о том, что она вполне могла нагнать страху на двух мужиков. Выходит, Парабук не робкого десятка.

Однако как в таком случае сопоставить ее поступок, за который получена благодарность от милиции, с тем, в чем подозревает продавщицу следователь милиции?

Этот вопрос я задал Сергею Сергеевичу в нашу следующую встречу. Бутов и этому дал свое объяснение.

— Вы правильно сказали, Захар Петрович, Парабук не из трусливых. Я тоже поинтересовался той историей. Во-первых, не забывайте, что ей угрожали. Два мужика, да еще во хмелю, могли просто стукнуть ее хорошенько, а то и прибить совсем. Не растерялась, постояла за себя. Типичная самооборона.

— Не всякий на это решится. Другая бы отдала и деньги, и водку, лишь бы не тронули.

— Верно, Парабук решилась. Женщина она, сами видели, здоровая, сильная. Но я еще раз подчеркиваю — продавщица оборонялась. Я еще понимаю, прояви она такую гражданскую сознательность, когда угрожали бы другому…

— И все-таки это факт, который характеризует ее с определенной стороны.

— Вы хотите сказать, с положительной?

— Разумеется.

Следователь неопределенно пожал плечами.

— Это не укладывается в вашу версию, — сказал я, усмехнувшись.

— Почему же? Для совершения преступления тоже нужна в своем роде смелость. А я не могу отказать в ней Парабук. — Было видно, что Бутов не хотел распространяться на эту тему. — Есть же результаты ревизии, — перевел он разговор на другое. — Недостача в магазине приблизительно на ту сумму, которая якобы исчезла из сейфа.

— А именно?

— На одиннадцать рублей больше.

— Японские плавки, — сказал я.

— Возможно, — туманно произнес следователь. — Если же говорить о том, каким образом возникла эта недостача, то имеются следующие соображения. Я говорил с некоторыми жителями Рощино. Оказывается, муж Парабук имеет привычку частенько заходить в магазин за спиртным. Вот и накопилось. Подсчитала она: кругленькая сумма получилась. Погашать надо, ревизия на носу. Что делать? Вот и мелькнула мысль: почему бы не воспользоваться случаем? Вспомнила про подметную записку в клубе, состряпала «угрозу», положила в сейф… Дальше вам известно.

— То, что муж приходил вечером за бутылкой с черного хода, объяснить можно. Водку продавать уже не положено, а приятели просят.

— Все замечали, — махнул рукой Бутов.

— Замечать-то замечали. Но в открытую ей тоже нельзя. Значит, и других уважить надо. Подойдите после семи в магазин. Как только ни умоляют, чтобы продали водку…

— Видел я такую картину. И не раз, — кивнул следователь. — Как только продавцы выдерживают.

— Не все… Но мы, кажется, отвлеклись… Я вот что хотел спросить у вас, Сергей Сергеевич. За это время в Рощино много побывало приезжих?

— Участковый инспектор говорит, что мало. Всех знают наперечет.

— Понятно. Когда думаете заканчивать дело о хищении в магазине?

Бутов помолчал. Улыбнулся:

— Да я хоть завтра. Вы же сами не утвердите обвинительное заключение.

— Не подпишу, — сказал я серьезно. — И никакой судья не примет в таком виде.

Лейтенант вздохнул.

— Постараюсь, Захар Петрович…

…На несколько дней я совершенно отошел от рощинского дела. Отвлекали другие дела, новые заботы. Следователь не беспокоил ни звонками, ни посещениями.

Как-то я заехал по делам в райотдел милиции и, встретив Бутова, поинтересовался делом о хищении в рощинском магазине.

— Не знаю, Захар Петрович, кажется, на той же стадии. Впрочем, появился на примете один работник совхоза. Проверяю. Вот прояснится, доложу.

— Вы будете у себя? — спросил я. Меня заинтересовало это сообщение.

— Буду, — отозвался лейтенант.

— Через полчаса я загляну.

Уточнив с майором вопросы, ради которых я был в милиции, я зашел в кабинет следователя. Бутов беседовал с какой-то женщиной. Он тут же ее отпустил, и мы остались одни.

— У супруга продавщицы, — начал Бутов, — есть приятель не приятель, собутыльник не собутыльник, короче — знакомый. Работает в совхозе слесарем. Кропотин его фамилия. Золотые руки. Кому мясорубку починит, кому чайник запаяет, деталь от мотоцикла выточит. Брался и ключи делать. У него целая связка разных. Остается подобрать подходящий. Ну, и подпилить немного, подправить…

— Давно он живет в Рощино?

— Года три. Одинокий. Точнее, разведенный. Семья у него в другом районе, платит алименты на двоих детей. Ни с кем особенно не сходится.

Бутов замолчал, задумчиво чиркая что-то на листочке бумаги.